Алистер Маклин. Пушки острова Наварон: Глава десятая

Глава десятая. ВО ВТОРНИК НОЧЬЮ. 04.00--06.00

Немцы захватили всех в самом начале пятого. Смертельно устав, не успев очнуться от сна, диверсанты не могли оказать ни малейшего сопротивления. И план, и координация действий, и осуществление операции были безупречны. Обитателей пещеры застали врасплох.

Первым проснулся Андреа. Те клетки мозга, которые постоянно бодрствуют, зарегистрировали посторонние звуки; грек мгновенно поднялся на локтях и схватил заряженный автомат, стоявший на боевом взводе. Но белый сноп света, вспоровший темноту, ослепил его, и сжимавшая ложу рука застыла прежде, чем раздалась отрывистая команда.

-- Всем лежать! -- проговорил человек с фонарем на безукоризненном, с почти незаметным акцентом, английском языке. В ледяном голосе прозвучала угроза. -- Кто двинется с места, будет убит!

Вспыхнул еще один фонарь и еще. В пещере стало светло как днем. Сна у Мэллори ни в одном глазу. Он лежал неподвижно, щурясь от ярких лучей. Бледное их отражение освещало нечеткие силуэты автоматчиков.

-- Руки за голову, спиной к стене! -- властно произнес немец. -- Всмотритесь в них хорошенько, унтер-офицер. -- Это был уже не приказ, а предложение, но ни луч фонаря, ни ствол автомата не колыхнулись. -- Спокойны, как манекены, даже бровью не повели! Опасный народ, унтер-офицер. Англичане умеют готовить головорезов!

Почти осязаемое чувство горечи охватило Мэллори. Он ощущал его на вкус. На мгновение потеряв над собой контроль, он представил себе, что вот-вот должно случиться. Но тут же усилием воли отбросил эту мысль. Нужно думать о настоящем! Еще не все потеряно, если с ними Андреа. Любопытно, заметил ли, услышал ли немцев Кейси и что с ним. Капитан хотел было справиться о нем, но в последнюю минуту спохватился: а вдруг тот на свободе.

-- Как вам удалось нас отыскать? -- спокойно спросил он.

-- Только неумные люди жгут можжевельник, -- презрительно ответил офицер. -- Мы целый день и почти всю ночь находились на горе Костос. Этот запах почуял бы и мертвец.

-- На горе Костос? -- недоверчиво покачал головой Миллер. -- Каким это вас образом...

-- Хватит разговаривать! -- оборвал его офицер и, обернувшись, приказал кому-то по-немецки: -- Сорвать брезент! Прикройте нас с обеих сторон. -- Снова повернувшись к обитателям пещеры, он почти незаметным движением руки показал в сторону устья: -- Вы, трое! Выходить, живо! Да не вздумайте валять дурака. Мои солдаты только и ждут предлога, чтобы пристрелить вас, гнусных убийц! -- со злобой и ненавистью в голосе добавил немец.

С трудом, по-прежнему держа руки на затылке, все трое поднялись на ноги. Едва Мэллори сделал один шаг, как немец скомандовал:

-- Стоять! -- Ткнув лучом фонаря в лежащего без сознания Стивенса, нетерпеливым тоном приказал греку: -- Ну-ка, в сторону! Кто таков? -- спросил он затем.

-- Вам его нечего опасаться, -- спокойно произнес Мэллори. -- Этот человек из нашей группы, он получил тяжелое увечье. Он при смерти.

-- Сейчас выясним, -- сухо ответил офицер. -- Отойти в глубь пещеры! -- Подождав, пока все трое, перешагнув через Стивенса, удалятся, немец сменил автомат на пистолет. Опустившись на колени, так, чтобы не мешать, в случае нужды, ведению огня, офицер стал осторожно приближаться к раненому, держа в одной руке фонарь, в другой -- пистолет. За ним по пятам двигались два автоматчика. Действия их были столь четки и согласованны, что Мэллори пал духом.

Протянув вперед руку с пистолетом, офицер резким движением сорвал с юноши одеяло. Тот дрогнул всем телом, застонав от боли, и замотал головой. Офицер наклонился к раненому. В свете фонаря видны были правильные волевые черты его лица и прядь белокурых волос. Кинув беглый взгляд на похудевшее, искаженное страданием лицо Стивенса, посмотрев на его изувеченную ногу, немец сморщил нос: до него донесся гангренозный запах. Аккуратно закрыв раненого, офицер снова присел на корточки.

-- Вы не лжете, -- произнес он негромко. -- Мы не варвары. Мы не сводим счеты с умирающими. Оставьте его здесь. -- Поднявшись на ноги, немец стал медленно пятиться. -- Остальным выйти.

Снег перестал, на предрассветном небе замерцали звезды. Ветер ослаб, и температура заметно повысилась. К полудню почти весь снег растает.

Мэллори как бы нехотя оглянулся. Кейси Брауна нигде не видно. Добрый признак. Для участия в операции главстаршину Брауна рекомендовали очень большие чины. Два ряда орденских колодок, заслуженных им по праву, хотя он никогда их не носил, свидетельствовали о его отваге. Он проявил себя как опытный и умелый боец, участвуя в партизанских действиях. В руке у него автомат. Скорее бы Кейси появился... Словно прочитав его мысли, немец насмешливо спросил:

-- Уж не часового ли ищете? Не бойтесь, англичанин. Он неподалеку, спит на посту. Причем очень крепким сном.

-- Вы его убили? -- до боли сжал кулаки Мэллори. Немецкий офицер безразлично пожал плечами.

-- Точно не знаю. А получилось все очень просто. Один из моих солдат лежал в лощине и стонал. Даже меня разжалобил. Попавшись на крючок, ваш лопух вздумал выяснять, в чем дело. А чуть повыше притаился еще один мой солдат, держа автомат за ствол. Палица получилась на славу, уверяю...

Медленно разжав кулаки, капитан уныло смотрел на убегавшую вниз лощину. Кейси должен был попасться на удочку. Не желая выставлять себя на посмешище снова, он решил посмотреть, что произошло. Но, может, Кейси действительно слышал тогда посторонний звук. Правда, Панаис не похож на человека, который может ошибаться, да и у Андреа никогда не было проколов. Мэллори снова обернулся к офицеру.

-- А куда вы нас ведете?

-- В Маргариту. Но сначала нужно решить одну проблему. -- Немец оказался одного с ним роста. В левой руке пистолет, на правой болтается фонарь. -- У меня к вам пустяковый вопрос, англичанин. Где взрывчатка? -- последние слова офицер чуть ли не выплюнул.

-- Взрывчатка? -- недоуменно нахмурил брови Мэллори. -- Какая еще взрывчатка? -- с глупым видом спросил он, но в ту же секунду отшатнулся и упал на землю. Описав дугу, тяжелый фонарь с размаху опустился. Удар пришелся по правой скуле. Качая, как пьяный, головой, капитан с трудом встал на ноги.

-- Взрывчатка, -- произнес ласковым голосом немец, поигрывая фонарем. -- Я вас спрашиваю, где взрывчатка?

-- Не понимаю, о чем вы там толкуете, -- ответил Мэллори. Выплюнув сломанный зуб, вытер с разбитых губ кровь. -- Так-то вы обращаетесь с военнопленными, -- презрительно проронил он.

-- Молчать!

И снова удар. На этот раз Мэллори попытался самортизировать его. И все равно фонарь угодил чуть пониже виска, так что в голове загудело. Спустя несколько мгновений капитан с усилием поднялся. Вся правая щека горела словно в огне, все перед глазами поплыло.

-- Мы ведем честную игру! -- тяжело дышал офицер, едва сдерживая ярость. -- Женевскую конвенцию соблюдаем. Но конвенция распространяется на солдат, а не на подлых убийц и шпионов...

-- Мы не шпионы! -- оборвал немца Мэллори. Голова у него раскалывалась на части.

-- Почему ж вы тогда не в форме? -- требовательно спросил офицер. -- Повторяю, вы шпионы. Мерзкие убийцы, которые наносят удар в спину и режут людям глотки! -- голос немца дрожал от гнева. Возмущение его было неподдельным.

-- Режут глотки? --недоумевающе спросил Мэллори. -- О чем вы, черт побери?

-- Моего вестового зарезали. Совсем мальчишку. Он был даже не вооружен. Всего час назад мы нашли его с перерезанным горлом. Да что с вами разговаривать! -- Немец умолк, увидев двух человек, поднимающихся по лощине. Постояв мгновение, проклиная судьбу, по милости которой пути несчастного посыльного и Панаиса пересеклись -- кроме него сделать это некому, -- Мэллори проследил за взглядом офицера. Напрягая зрение, он рассмотрел согнутую фигуру, бесцеремонно подталкиваемую немцем, вооруженным винтовкой с примкнутым штыком. Капитан облегченно вздохнул. Левая щека Брауна покрыта запекшейся кровью, которая сочилась из раны чуть выше виска. Но в остальном он цел и невредим.

-- Вот и превосходно! Всем сесть на снег! -- Кивнув в сторону пленных, офицер приказал солдатам: -- Связать им руки!

-- Уж не расстреливать ли нас собираетесь? -- Спокойно спросил Мэллори. Крайне важно знать, какова их судьба. Понятно, что ничего, кроме смерти, их не ждет. Но хотелось бы умереть стоя, с оружием в руках. Сейчас же сопротивление означало бы самоубийство.

-- К сожалению, не сейчас. Мой начальник, гауптман Шкода, желает сам с вами познакомиться. Думаю, для вас было бы лучше, если б я вас сам расстрелял. Но я еще подчиняюсь и герру коменданту, начальнику гарнизона крепости и острова Навароне. -- Немец насмешливо улыбнулся. -- Небольшая отсрочка, англичанин. Не успеет солнце зайти, как вы будете болтаться под перекладиной. У нас на острове Навароне расправа с шпионами коротка.

-- Но послушайте, герр гауптман! -- умоляюще вскинул руки Андреа, сделав шаг вперед, но тут же застыл на месте. В грудь ему уперлись дула двух винтовок.

-- Я не гауптман, а обер-лейтенант, -- поправил офицер грека. -- Обер-лейтенант Турциг к вашим услугам. Что тебе надо, толстяк? -- спросил он пренебрежительно.

-- Вы говорите: шпионы! А я не шпион! -- торопливо, словно боясь, что не успеет выговориться, начал Андрей. -- Ей-богу, никакой я не шпион! Я не из ихней компании. -- Глаза его были выпучены, губы беззвучно шевелились после каждой с трудом произнесенной фразы. -- Я всего лишь грек. Простой бедный грек. Меня силой увели с собой, заставили служить у них переводчиком. Клянусь, господин обер-лейтенант. Чтоб мне провалиться на месте!

-- Ах ты, желтая образина! -- прошипел Миллер, но тотчас застонал от боли; удар приклада пришелся по спине немного выше почек. Споткнувшись, капрал упал на четвереньки. Только сейчас до него дошло, что Андреа ломает комедию. Ведь стоило бы Кейту Мэллори произнести несколько слов по-гречески, как немцу стало бы ясно, что толстяк лжет. Янки погрозил греку кулаком, делая вид, что страшно разгневан. -- Ах ты, двуличный продажный туземец! Сволочь поганая, я тебе сейчас... -- Тяжелый горный ботинок угодил янки чуть не в самое ухо.

Мэллори молчал, даже не посмотрев на капрала. Беспомощно сжав кулаки и стиснув зубы, он прищуренными глазами свирепо смотрел на Андреа. Понимая, что немец наблюдает за ним, новозеландец решил подыгрывать товарищу. Он еще не разгадал игру Андреа, но был полон решимости идти с ним до конца.

-- Ах вот как! -- задумчиво проговорил Турциг. -- Шайка на глазах разваливается. -- Мэллори почудилась нотка сомнения в голосе Турцига, но тот продолжал: -- Ничего не попишешь, толстяк. Ты сам решил свою судьбу, связавшись с этими убийцами. Как говорится, кто с ворами попадется, и для того веревка найдется. -- Окинув равнодушным взглядом тучного грека, офицер прибавил: -- Но виселицу тебе подберем попрочнее.

-- Нет, нет, нет! -- взвизгнул Андреа. -- Вы должны мне верить. Я не из их компании. Господин обер-лейтенант. Богом клянусь, я не из их компании, -- твердил Андреа, ломая руки. Лунообразное лицо его страдальчески исказилось: -- Почему я должен безвинно умереть? Я не хотел с ними идти. Я ведь не боец, господин обер-лейтенант!

-- Вижу, -- сухо заметил Турциг. -- Вижу, что не боец. Гигантская груда дрожащего студня, обтянутая шкурой. И каждый дюйм этой шкуры тебе дороже всего на свете. -- Посмотрев на Мэллори и Миллера, все еще лежащего, уткнувшись лицом в снег, офицер проронил: -- Ну и помощничка нашли себе твои друзья.

-- Я вам все расскажу, господин обер-лейтенант! Я вам все расскажу! -- настойчиво твердил Андреа, увидев тень сомнения на лице немца. -- Я совсем не сторонник союзников... Я вам это докажу... И вы тогда...

-- Ах ты, иуда проклятый! -- попытался броситься на грека Мэллори, но в ту же секунду два коренастых солдата схватили его за руки и вывернули их назад. Он попытался вырваться, но вскоре затих. Недобрым взглядом посмотрев на Андреа, прибавил: -- Попробуй только вякни. Не доживешь и до...

-- Молчать! -- ледяным тоном скомандовал Турциг. -- Надоела мне ваша грызня. Еще слово, и окажешься на снегу рядом со своим другом. -- Посмотрев молча на Мэллори, немец перевел взгляд на грузного грека. -- Я ничего не обещаю. Но выслушаю тебя, -- добавил он, не скрывая антипатии.

-- Вы уж сами решайте, -- произнес Андреа с облегчением, к которому примешивались желание угодить, надежда и нотка самоуверенности. Помолчав для вящего эффекта, грек театральным жестом показал на Мэллори, Миллера и Брауна. -- Это не простые солдаты. Они из отряда особого назначения, который находится под началом Джеллико!

-- Расскажи мне что-нибудь поинтереснее. Об этом я и сам догадался, -- рыкнул Турциг. -- Этот английский аристократ сидит у нас в печенках. Если тебе нечего больше сообщить мне, толстяк...

-- Погодите! -- вскинул руку Андреа. -- Это не простые десантники. Это отборные бойцы, диверсионная группа, как они себя называют. В воскресенье ночью их доставили на самолете из Александрии в Кастельроссо. Той же ночью они отплыли из Кастельроссо на моторной лодке.

-- На торпедном катере, -- поправил его Турциг. -- Это нам уже известно. Продолжай.

-- Известно! Но каким образом?..

-- Неважно. Выкладывай дальше.

-- Конечно, конечно, господин обер-лейтенант, -- подавив вздох облегчения, произнес Андреа. Пронесло, слава Богу. Николаи, конечно, предупредил немцев, но не счел нужным указать на присутствие в группе рослого грека. Да и то сказать, зачем было лазутчику предупреждать о нем особо? Но если бы он это сделал, то их песенка была бы спета. -- Торпедный катер высадил их на каких-то островах севернее Родоса. Где именно, не знаю, они украли каик, прошли на нем вдоль турецкого берега. Там им попался немецкий сторожевой катер. Они его потопили... -- Андреа помолчал, чтобы произвести впечатление. -- Я рыбачил на своей лодке меньше чем в полумиле от них.

-- Как им удалось потопить такое большое судно? -- подавшись вперед, спросил немец. Странное дело, Турциг не сомневался, что катер потоплен.

-- Они притворились безобидными рыбаками. Вроде меня. Перед этим немцы задержали меня, осмотрели лодку и отпустили, -- убедительно соврал Андреа. -- Ваш сторожевик подошел к их посудине. Совсем близко подошел. Тут с обоих судов затрещали автоматы, в катер полетели две коробки. Наверное, они угодили в машинный отсек. Бах-х! -- вскинул вверх руки Анд-- реа. -- И готово!

-- А мы-то думали...-проронил Турциг. -- Ладно, продолжай.

-- Что вы думали, господин обер-лейтенант? -- спросил грек. Глаза Турцига сузились, и Андреа поспешно продолжал: -- Ихнего переводчика убили во время перестрелки. Не заметив ловушки, я заговорил по-английски: я несколько лет жил на Кипре. Силой затащили меня на свой каик, а сыновей отпустили на моей лодке.

-- А зачем им переводчик? -- подозрительно спросил Турцнг. -- Многие английские офицеры говорят по-гречески.

-- Я как раз об этом, -- нетерпеливо произнес Андреа. -- Черт возьми, как же я закончу свою историю, если вы то и дело меня перебиваете? На чем я остановился? Ах, да. Они силой затащили меня к себе. Потом у них поломался мотор. Не знаю, что с ним произошло, меня заперли в трюме. Потом, кажется, зашли в какую-то бухту чинить мотор. Там они начали пьянствовать. Вы не поверите, господин обер-лейтенант, предстоит такая опасная операция, а они пьяны в стельку. Потом мы поплыли дальше.

-- Наоборот, я тебе верю, -- медленно кивал Турциг, видно, что-то сопоставляя. -- Верю, что ты говоришь сущую правду.

-- Нет, правда, верите? -- Андреа изобразил сомнение. -- Затем мы попали в страшный шторм. Каик разбило о южный утес острова Навароне. По этому утесу мы и поднялись...

-- Хватит! -- резким движением Турциг отпрянул назад. В глазах его вспыхнул гнев. -- Я чуть не поверил тебе. Я верил тебе, потому что нам известно больше, чем ты думаешь. До сих пор ты не лгал. Но сейчас другое дело. Хитер ты, толстяк, но и мы не лыком шиты. Ты упустил из виду одно обстоятельство. Возможно, ты и не знаешь о нем. Дело в том, что мы егеря из Wuertembergische Gebirgsbataillon, то есть из Вюртембергского горно-пехотного батальона. Горы, приятель, для нас дом родной. Сам я пруссак, но я совершал восхождения на все приличные вершины Альп и Трансильвании. И я тебе заявляю, что южный утес покорить невозможно!

-- Может, для вас и невозможно, -- грустно покачал головой Андреа. -- Все-таки эти окаянные союзники победят вас. Они такие хитрые, господин обер-лейтенант, такие хитрые!

-- Объясни, что ты имеешь в виду, -- повелительно произнес Турциг.

-- А вот что. Они знали, что южный утес считается неприступным. Потому-то и решили подниматься именно в этом месте. Вам не пришло бы в голову, что диверсионная группа может попасть на остров таким путем. Поэтому союзники сделали ход конем. Нашли человека, который сумел бы возглавить эту группу. Правда, он по-гречески не говорит, но в нем важно другое. Им нужен был скалолаз. И они нашли такого человека. Известного во всем мире альпиниста, -- Андреа сделал паузу, потом картинно вскинул руку, -- это тот самый скалолаз, господин обер-лейтенант! Вы сами альпинист, так что должны его знать. Его зовут Мэллори. Кейт Мэллори из Новой Зеландии!

Немец удивленно воскликнул. Щелкнув выключателем, шагнул вперед и направил свет фонаря чуть ли не в глаза Мэллори. Секунд десять разглядывал его профиль, прищуренные глаза, затем медленно опустил руку. На снегу у его ног возникло яркое светящееся пятно. Обер-лейтенант закивал головой, что-то припоминая.

-- Ну, конечно же! -- вырвалось у него. -- Мэллори... Кейт Мэллори! Разумеется, я его знаю. В моем Abteilung [Подразделение (нем.)] вы не найдете ни одного егеря, который бы не слышал о Кейте Мэллори. -- Покачав головой, он добавил: -- Я же должен был его узнать. Должен был узнать его тотчас же. -- Опустив голову, носком ботинка офицер ковырял в снегу. Потом вскинул глаза. -- До войны, даже во время войны я счел бы для себя честью познакомиться с вами. Но не теперь и не здесь. Лучше бы послали сюда кого-нибудь другого, а не вас. -- Помолчав, офицер хотел что-то добавить, но передумал и повернулся к рослому греку. -- Прими мои извинения, толстяк. Ты действительно не врешь. Продолжай.

-- Ну, конечно! -- расплылось в довольной улыбке круглое лицо Андреа. -- Как я уже сказал, мы поднялись по утесу. Правда, при этом получил тяжелое увечье парень, который остался в пещере. Убрали часового. Это Мэллори его убил, -- без стеснения солгал Андреа. -- Но в честном бою. Мы шли почти всю ночь, чтобы преодолеть перевал, и перед рассветом наткнулись на эту пещеру. Мы валились с ног, голодные, холодные. Так в ней и сидели.

-- И ничего за все это время не произошло?

-- Ну, как же, -- обрадовался Андреа, видя себя в центре всеобщего внимания. -- К нам приходили два человека. Кто такие, не знаю. Лица свои они все время прятали. Откуда пришли, тоже не знаю.

-- Хорошо, что ты это сказал, -- мрачно произнес Турциг. -- Я понял, что тут побывал кто-то посторонний. Я узнал камелек. Его украли у гауптмана Шкоды.

-- Неужели? -- вежливо удивился Андреа. -- А я и не знал. Так вот. Они немного поговорили, а потом...

-- Тебе не удалось подслушать, о чем они говорят? -- прервал его обер-лейтенант. Вопрос был задан столь естественным тоном, что Мэллори затаил дыхание. Западня была расставлена мастерски. Андреа непременно попадется в нее. Но грек на наживку не клюнул.

-- Подслушать? А зачем мне было подслушивать? -- обиженно скривил губы грек, воздев очи горе. -- Господин обер-лейтенант, сколько раз вам надо повторять, что я у них за переводчика. Без меня они бы и не поняли друг друга. Конечно, я знаю, о чем был разговор. Эти типы собираются взорвать большие пушки, установленные в бухте.

-- А я-то думал: они на курорт приехали! -- с издевкой проговорил Турциг.

-- Да, но вы не знаете, что у них есть план крепости. Не знаете, что высадка на остров Керос произойдет в воскресенье утром. Не знаете, что они постоянно поддерживают связь с Каиром по радио. Вы не знаете, что британские эсминцы войдут в Майдосский пролив в ночь с пятницы на субботу, как только будут уничтожены орудия. Вы не знаете...

-- Достаточно! -- хлопнул в ладоши обер-лейтенант. -- Британские эсминцы, да? Превосходно! Превосходно! Вот это-то нам и надо было выяснить. Но достаточно. Остальное расскажешь гауптману Шкоде и коменданту крепости. Надо идти. Только у меня еще один вопрос. Где взрывчатка?

Андреа с расстроенным видом развел руками. Плечи его уныло опустились.

-- Увы, господин обер-лейтенант, этого я не знаю. Они ее вытащили и куда-то унесли. Сказали, что в пещере слишком жарко. -- Ткнув пальцем куда-то в западном направлении, противоположном той стороне, где находилась хижина Лери, он произнес: -- Кажется, куда-то туда. Но точно сказать не могу. Они мне не сообщили. -- Укоризненно посмотрев на Мэллори, грек заметил: -- Эти британцы одним миром мазаны. Никому-то они не доверяют.

-- И я их вполне понимаю! -- брезгливо посмотрел на толстого грека обер-лейтенант. -- Сейчас мне особенно хочется увидеть тебя под перекладиной на самой высокой виселице в крепости. Но Herr Kommandant человек добрый, доносчиков он жалует. Может даровать тебе жизнь, чтобы ты и впредь предавал своих товарищей,

-- Спасибо, спасибо! Я знал, вы человек справедливый. Обещаю вам, господин обер-лейтенант...

-- Заткнись! -- оборвал его презрительно Турциг. Затем перешел на немецкий. -- Фельдфебель, прикажите их связать. Толстяка тоже! Потом его развяжем, пусть несет раненого к нам в штаб. Оставьте караульного. Остальные пойдут со мной, нужно взрывчатку найти.

-- А может, заставим их язык развязать, господин обер-лейтенант? -- посоветовал фельдфебель.

-- Тот, кто готов сообщить, где взрывчатка, не знает этого. Все, что знает, он уже выложил. Что касается остального, я был неправ в отношении их, фельдфебель. -- Повернувшись к Мэллори, офицер слегка поклонился и по-английски произнес: -- Я ошибся в отношении вас. Herr Мэллори. Все мы очень устали. Готов извиниться за то, что ударил вас. -- Повернувшись на каблуках, офицер стал ловко подниматься по склону. Через две минуты с пленными остался лишь один караульный.

В который раз Мэллори поменял позу, пытаясь по-. рвать веревку, связывавшую ему руки, и в который раз убедился в тщетности своих усилий. Как новозеландец ни извивался и ни крутился, он добился лишь одного: вся одежда промокла насквозь, сам он продрог до костей и дрожал от холода. Солдат, вязавший узлы, знал свое дело. С тех пор, как Турциг и его подчиненные отправились на поиски, прошло больше часа. Неужели всю ночь будут болтаться?

Перестав дергаться, Мэллори откинулся на снежную перину, покрывавшую склон, и задумчиво посмотрел на сидевшего, понурясь, чуть повыше его, рослого грека. Часовой жестом велел лечь всем на снег. Андреа попытался порвать веревку. Мэллори видел, как ходят ходуном плечи товарища, как врезаются в плоть узлы. Но теперь Андреа сидел спокойно, заискивающе улыбаясь часовому с видом человека, которого незаслуженно обидели. Андреа не стал искушать судьбу. У Турцига глаз наметанный, он сразу заметит распухшие, кровоточащие кисти рук -- картина, несовместимая с образом предателя, который пытался внушить офицеру грек.

Мастерский спектакль. Тем более что создавался он экспромтом, по наитию, размышлял капитан. Андреа сообщил немцу столько достоверных сведений или таких, которые можно проверить, что невозможно не поверить и всему остальному. Однако Андреа не сказал Турцигу ничего существенного, ничего такого, о чем немцы не могли бы узнать и сами. Не считая, правда, планов эвакуации гарнизона острова Керос на кораблях британского флота. Мысленно усмехнувшись, Мэллори вспомнил, как он расстроился, когда Андреа начал рассказывать немцу о предстоящем походе кораблей. Но Андреа не настолько прост. Ведь немцы и сами могли догадаться о намеченной операции. Нападение диверсионной группы на орудийные установки в тот же день, когда немцы осуществят налет на Керос, не может быть простым совпадением. Ко всему, возможность убежать из плена зависит от того, в какой мере Андреа удастся убедить немцев, что он тот, за кого себя выдает, и от сравнительной свободы, которую при этом получит. Совершенно определенно, именно сообщение о планах эвакуации гарнизона острова Керос перевесило чашу весов в его пользу в глазах Турцига. А то, что операция, по словам Андреа, будет осуществлена в субботу, придаст словам грека особый вес, поскольку именно в этот день, согласно первоначальным сведениям, имевшимся в распоряжении у Дженсена, немцы осуществят налет на остров. Очевидно, агенты Дженсена были дезинформированы германской контрразведкой, которая понимала, что приготовления к операции скрыть невозможно. Наконец, не сообщи Андреа обер-лейтенанту об эсминцах, ему не удалось бы убедить немца, что он действительно немецкий прихвостень. Дело кончилось бы тем, что всех их вздернули бы в крепости Навароне, орудия остались бы целы и невредимы и в конце концов пустили бы британские эсминцы ко дну.

Мыслей было столько, что голова раскалывалась. Вздохнув, Мэллори перевел взгляд на остальных двух своих товарищей. Браун и успевший прийти в сознание Миллер сидели выпрямясь, со связанными сзади руками, и порой наматывали головой, словно пьяные. Мэллори понимал их состояние. У него самого нестерпимо болела вся правая сторона лица. Всем досталось, с досадой подумал Мэллори, а толку никакого. Каково в эту минуту Энди Стивенсу? Бросив взгляд в сторону зияющего устья пещеры, Мэллори так и обмер.

Медленно, не подавая виду, что потрясен представшим его взору зрелищем, новозеландец отвел взгляд, уставился на часового, который сидел на рации Брауна, положив на колени "шмайсер", палец на спусковом крючке, и наблюдал за пленными. "Господи, только бы он не оглянулся! Господи, только бы он не оглянулся", -- мысленно твердил Мэллори. Пусть он еще посидит, пусть еще посидит..." Но взгляд вновь и вновь невольно устремлялся к пещере.

Волоча изувеченную ногу, из укрытия выползал Энди Стивенc. Даже при тусклом свете звезд было видно, сколько страданий доставляет ему каждое движение. Упираясь руками, он приподнимал туловище, затем, опустив голову, переносил тяжесть тела вперед и таким образом передвигался по рыхлому влажному снегу. Силы его таяли на глазах. Хотя юноша ослаб и измучен страданиями, но котелок у него варит: на плечах и спине белая простыня, в правой руке зажат альпинистский крюк. Должно быть, Энди слышал отрывки фраз, сказанных Турцигом. В пещере оставалось два или три автомата. Стивенc без труда снял бы часового и не выходя из пещеры. Но, заслышав выстрел, немцы вернулись бы раньше, чем он сумеет проползти лощину, не то чтобы освободить от пут хотя бы одного из товарищей.

Стивенсу осталось проползти самое большее метров пять. По дну лощины прошелестел принесшийся с юга ветер, но, кроме него да дыхания пленников, не слышно ни звука. Иногда кто-то из сидящих ворочался, расправляя отекшую ногу. Хотя снег не скрипит, немец непременно услышит Стивенса. Опустив голову, Мэллори закашлялся. Сначала часовой лишь удивленно поднял глаза, потом, видя, что кашель не прекращается, раздраженно произнес по-немецки:

-- Прекрати! Сейчас же прекрати кашлять!

-- Huesten? Huesten? Кашлять, что ли? Как я перестану? -- возразил по-английски Мэллори и снова закашлялся. На этот раз еще громче. -- Все твой Ober-leutenant, -- произнес он, ловя ртом воздух. -- Половину зубов выбил. -- И снова зашелся в приступе кашля. Пересилив себя, с вызовом произнес: -- Я же не виноват, что собственной кровью захлебываюсь.

Стивенc находился ближе чем в трех метрах от часового, но уже выбился из сил. Не в состоянии до конца выпрямлять руки, он продвигался лишь на какие-то несколько дюймов. А потом и вовсе замер и с полминуты лежал неподвижно. Мэллори решил было, что юноша потерял сознание, но тут Стивенc приподнялся -- на этот раз на всю длину рук. Попытавшись оттолкнуться вперед, он не выдержал веса собственного тела и рухнул в снег. Мэллори снова закашлялся, но было поздно. Вмиг вскочив с ящика, немец круто повернулся, уперов дуло "шмайсера" в распростертое почти у самых его ног тело. Убедившись, что это раненый, часовой опустил автомат.

-- Ах, вот что! -- проронил он. -- Птенчик вылетел из гнезда. Бедный маленький птенчик! -- Мэллори вздрогнул, увидев, как взвился над головой Стивенса приклад. Но часовой оказался человеком не злым: замахнулся он, лишь повинуясь защитной реакции. Не донеся приклад до искаженного страданием лица, он наклонился и, почти бережно вынув из решительно сжатых, но ослабевших пальцев альпинистский крюк, швырнул его в снег. Аккуратно приподняв раненого под мышки, подложил под голову потерявшего сознание Стивенса скомканную простыню, невесело покачал головой и снова уселся на ящик.

Гауптман Шкода оказался щуплым человечком лет под сорок. Щеголеватый, форма с иголочки, внешне веселый и злой в душе. Отталкивающее впечатление производила его тощая, длинная шея в поперечных складках, которая торчала из ворота мундира с ватными плечами. Впечатление это усугублялось маленькой, яйцеобразной, точно у черепахи, головкой. Когда тонкие бескровные губы его раздвигались -- а улыбался гауптман часто, -- обнажались два ряда превосходных зубов. Но ослепительная улыбка не освещала лицо гауптмана, а лишь подчеркивала нездоровую бледность его кожи, обтягивавшей острый нос, широкие скулы и собиравшей в складки шрам от сабельного удара, который рассекал левую щеку от брови до подбородка. Однако, улыбался ли гауптман или был серьезен, зрачки глубоко посаженных его глаз всегда оставались черными и пустыми. Несмотря на ранний час -- не было и шести, -- он был безукоризненно одет, свежевыбрит. Редкие темные волосы с глубокими залысинами напомажены и аккуратно зачесаны назад. Хотя над единственным столом в караульном помещении, вдоль стен которого тянулись скамьи, возвышалась лишь небольшая часть туловища гауптмана, всякий бы догадался, что бриджи его отутюжены, а сапоги начищены до зеркального блеска.

Гауптман был улыбчив. После того как обер-лейтенант Турциг закончил доклад. Шкода тоже улыбнулся. Откинувшись назад в кресле, гауптман опустил подбородок на переплетенные пальцы и весело оглядел присутствующих. Ничто не ускользнуло от взгляда этих невыразительных, пустых глаз -- ни караульный возле двери, ни двое солдат, стоящих позади связанных узников, ни Андреа, сидящий на скамье, на которую тот положил Энди Стивенса.

-- Молодцом, обер-лейтенант! -- промурлыкал гауптман. -- Операция проделана блестяще! -- Он задумчиво разглядывал трех пленников, стоящих перед ним. Лица в синяках, кровоподтеках. Затем перевел взгляд на раненого юношу, находящегося в полубессознательном состоянии, и снова улыбнулся, соизволив приподнять брови. -- Были некоторые сложности, Турциг? Пленные оказались не слишком... э... сговорчивы?

-- Никак нет, господин гауптман. Пленные не оказали никакого сопротивления, -- сухо отрапортовал обер-лейтенант. И тон, и манера обращения к начальнику безукоризненно корректны, но в глазах скрытая враждебность. -- Мои солдаты несколько переусердствовали.

-- Все правильно, обер-лейтенант, все правильно, -- проворковал одобрительно Шкода. -- Это опасные люди, а с опасными людьми иначе нельзя. -- Отодвинув кресло, гауптман легко поднялся на ноги, обойдя стол, остановился перед Андреа. -- Опасны, кроме этого типа, не так ли, обер-лейтенант?

-- Он опасен лишь для своих приятелей, -- кивнул Турциг. -- Я вам о нем уже докладывал, господин гауптман. Он и мать родную продаст, лишь бы шкуру спасти.

-- И клянется нам в преданности? -- задумчиво произнес Шкода. -- Вот каков один из наших доблестных союзников, обер-лейтенант. -- Вытянув руку, гауптман резко опустил ее. На щеке Андреа остался кровавый след от перстня с печаткой, надетого на средний палец. Вскрикнув от боли, грек схватился одной рукой за лицо, а другой инстинктивно закрыл голову.

-- Весьма ценное приобретение для вермахта, -- вымолвил гауптман. -- Вы не ошиблись, обер-лейтенант. -- Заячья душа. Реакция на удар -- вернейший тому симптом. Любопытно, -- задумчиво продолжал немец, -- как часто крупные люди оказываются малодушными. Очевидно, природа как бы компенсирует приобретение одного качества потерей другого... Как тебя зовут, мой храбрый друг?

-- Папагос, -- угрюмо пробурчал Андреа. -- Петрос Папагос. -- Отняв от лица руку, он посмотрел на нее расширившимся от ужаса взглядом и принялся суетливо тереть ее о штаны. Шкода с насмешкой наблюдал его испуг.

-- Не переносишь вида крови, Папагос? -- спросил гауптман. -- Особенно своей?

После краткой паузы Андреа поднял голову. Казалось, он вот-вот заплачет.

-- Я всего лишь бедный рыбак, ваше благородие! -- воскликнул грек. -- Вы надо мной смеетесь, говорите, что я, мол, не выношу вида крови. Так оно н есть. Страдания и войну я тоже не выношу. Не нужно мне это ничего! -- чуть не взвизгнул он, бессильно сжав огромные кулаки. Лицо его болезненно сморщилось. Отчаяние было изображено столь убедительным образом, что Мэллори было решил, что Андреа вовсе и не разыгрывает комедию. -- Оставьте меня в покое! -- продолжал он жалобным голосом. -- Видит Бог, никакой я не военный...

-- Весьма неточное определение, -- сухо произнес гауптман. -- Кто ты такой, видно каждому. -- С задумчивым видом постукивая по зубам темно-зеленым мундштуком, офицер продолжал: -- Так ты рыбак, говоришь?..

-- Это предатель, будь он проклят! -- вмешался Мэллори: слишком уж заинтересовался немец личностью Андреа. Круто повернувшись, гауптман остановился перед Мэллори и, заложив руки за спину и покачиваясь с пятки на носок, насмешливо оглядел новозеландца с ног до головы.

-- Вот как! -- произнес он после некоторого раздумья. -- Перед нами великий Кейт Мэллори! Совсем не то, что наш упитанный и робкий друг, который сидит там на скамье. Не правда ли, обер-лейтенант!? -- И, не дождавшись ответа, спросил: -- В каком вы чине, Мэллори?

-- Капитан, -- лаконично ответил новозеландец.

-- Ах, вот как! Капитан Кейт Мэллори, известнейший в мире альпинист, кумир довоенной Европы, покоритель самых неприступных вершин. -- Покачав головой. Шкода прибавил: -- И какой бесславный конец... Не уверен, что потомки сочтут ваше последнее восхождение выдающимся спортивным достижением. На виселицу ведут всего десять ступенек. -- Шкода усмехнулся. -- Мысль не из самых веселых, не так ли, капитан Мэллори?

-- Я об этом и не думал, -- любезно ответил новозеландец. -- Я вот смотрю на ваше лицо и все пытаюсь вспомнить... -- Наморщив лоб, он продолжал: -- Где-то я видел нечто похожее... -- Тут капитан умолк.

-- Неужели? -- оживился Шкода. -- Может, в Бернских Альпах? До войны я часто там бывал...

-- Вспомнил! -- Лицо Мэллори просветлело. Он сознавал всю рискованность затеянной им игры, но нужно во что бы то ни стало отвлечь внимание от Андреа, тут оправдан любой шаг. Сияя улыбкой, Кейт смотрел на гауптмана. -- Это было месяца три назад, в Каирском зоопарке. Там я увидел степного канюка, привезенного из Судана. Канюк, правда, старый и паршивый, -- извиняющимся тоном добавил Мэллори. -- Но такая же длинная шея, острый клюв, плешивая голова...

При виде искаженной злобой, с оскаленными зубами, физиономии гауптмана Мэллори отшатнулся. Не рассчитав в гневе силы удара. Шкода промахнулся и едва не потерял равновесие. Спустя мгновение гауптман взвыл от боли: тяжелый ботинок новозеландца угодил ему чуть выше колена. Не успел немец коснуться пола, как упруго, точно кошка, вскочил, сделал шаг, но ушибленная нога подвернулась, и он рухнул наземь.

На мгновение в комнате воцарилась тишина. Все словно окаменели. Опираясь о край громадного стола, Шкода с трудом поднялся. Он часто дышал, белые губы сжаты в прямую линию, на пергаментном лице алеет след от сабельного удара. Не глядя ни на Мэллори, ни на остальных присутствующих, гауптман со зловещей неторопливостью двигался вокруг стола. Скользя по его обитой кожей крышке, ладони издавали неприятный звук, действовавший на нервы, и без того натянутые как струна.

Новозеландец с бесстрастным лицом наблюдал за гауптманом, мысленно проклиная себя за то, что переборщил. Он не сомневался, как не сомневался никто из присутствующих в караулке, в том, что Шкода намерен застрелить его. Но Мэллори не умрет. Умрут лишь Шкода и Андреа. Шкода будет пронзен метательным ножом: грек вытирал с лица кровь рукавом, кончики пальцев его всего в нескольких сантиметрах от ножен. Андреа же погибнет от пуль часовых; кроме ножа, иного оружия у него нет. Дурак ты, дурак! -- твердил мысленно капитан. -- Идиот безмозглый! Чуть повернув голову, краешком глаза он посмотрел на часового, который был ближе всех. Но и до него самое малое метра два. Часовой успеет прошить его насквозь. Но он попробует. Должен попробовать. Андреа он в беде не оставит.

Выдвинув ящик стола, гауптман достал пистолет. Автоматический, бесстрастно подумал Мэллори. Вороненый, короткий ствол, похож на игрушку. Но игрушка опасная. Иного оружия у Шкоды не могло и быть. Гауптман не спеша нажал на защелку магазина, проверил патроны, ударом ладони загнал магазин в рукоятку и, поставив оружие на боевой взвод, посмотрел на Мэллори. Выражение глаз у гауптмана не изменилось; они были так же холодны, темны и пусты. Бросив беглый взгляд на Андреа, новозеландец напрягся, готовый к броску. Сейчас это произойдет. Вот как умирают такие болваны, как он, Кейт Мэллори. Внезапно, сам не зная почему, он обмяк. Глаза его были все еще направлены на Андреа, а глаза друга -- на него. Огромная ладонь спокойно скользнула вниз. Ножа в ней не было...

Возле стола началась возня. Обер-лейтенант прижал к столу пистолет, который держал Шкода.

-- Не надо, герр гауптман! -- умолял Турциг. -- Ради Бога, только не это!

-- Убери руки! -- прошипел Шкода, не отрывая неподвижного взгляда от лица Мэллори. -- Повторяю, убери руки, не то составишь компанию капитану Мэл-- лори.

-- Вы, не посмеете застрелить его, господин гауптман! -- упрямо твердил обер-лейтенант. -- Нельзя этого делать! Herr Kommandant дал четкие указания, гауптман Шкода. Командира группы приказано доставить к нему живым.

-- Он убит при попытке к бегству, -- хриплым голосом произнес Шкода.

-- Ничего не получится, -- помотал головой обер-лейтенант. -- Не можем же мы расстрелять всех. Остальные пленные доложат, как было дело. -- Отпустив руку гауптмана, Турциг добавил: -- Herr Kommandant велел доставить его живым. Но не сказал, в каком виде. -- Обер-лейтенант доверительно понизил голос. -- Предположим, нам никак не удавалось развязать капитану Мэллори язык.

-- Что? Как вы сказали? -- мертвая голова оскалила зубы, и Шкода вновь стал самим собой. -- Вы переусердствовали, обер-лейтенант. Не забывайтесь. Кого вы вздумали учить? Именно так я и намеревался поступить. Хотел припугнуть Мэллори, чтоб он стал поразговорчивее. А вы мне все дело испортили. -- Гауптман вновь улыбался, голос его звучал чуть ли не игриво. Но новозеландца не проведешь: молодой обер-лейтенант из Альпийского корпуса спас ему жизнь. Такой человек, как Турциг, достоин уважения и дружбы. Если бы не эта треклятая бессмысленная война!.. Положив пистолет на стол. Шкода вновь приблизился к капитану.

-- Может, хватит валять дурака, капитан Мэллори? -- зубы гауптмана блеснули при свете лампочки без абажура. -- Не ночевать же нам здесь.

Взглянув на Шкоду, новозеландец отвернулся. Хотя в тесном караульном помещении было тепло, почти душно, по спине его пробежал холодок. Капитан инстинктивно понял всю гнусность натуры этого немца.

-- Так, так, так... Что-то мы нынче неразговорчивы, друг мой. -- Вполголоса мурлыкая песенку, гауптман улыбнулся еще шире. -- Так где же взрывчатка, капитан Мэллори?

-- Взрывчатка? -- удивленно выгнул бровь новозеландец. -- Не понимаю, о чем вы.

-- Память отшибло?

-- Не понимаю, о чем вы говорите.

-- Ах, вот как! -- По-прежнему мурлыкая мелодию. Шкода подошел к Миллеру. -- Что скажешь ты, мой друг?

-- У меня с памятью в порядке, -- непринужденно ответил янки. -- Капитан все перепутал.

-- Вот и молодчина, -- промурлыкал Шкода. В голосе его прозвучала нотка разочарования. -- Продолжай, друг мой.

-- Очень уж ненаблюдателен капитан Мэллори, -- растягивая слоги, продолжал Дасти. -- В зоопарке мы с ним были вместе. Клевещет он на благородную птицу. То был вовсе не канюк, а стервятник.

На мгновение улыбка с лица Шкоды исчезла. Затем появилась вновь -- неживая, холодная, словно приклеенная.

-- Очень остроумный народ подобрался, вы не находите, Турциг? Просто группа конферансье из мюзик-холла. Пусть повеселятся, пока палач не надел им пеньковый галстук на шею... -- Бросив взгляд на Кейси Брауна, гауптман спросил; -- Может, ты ответишь?

-- Ответишь, если себя в очко отметишь, -- прорычал Браун.

-- В очко? Не знаю такого выражения, но, полагаю, ничего для себя лестного я тут не найду. -- Достав из плоского портсигара сигарету. Шкода постучал мундштуком по ногтю. -- Гм-м-м. Не скажу, что они чересчур покладисты. Как вы находите, обер-лейтенант?

-- Этих людей не заставишь говорить, -- с твердой уверенностью произнес Турциг.

-- Возможно, возможно, -- невозмутимо ответил Шкода. -- И все-таки я получу необходимую мне информацию. Через пять минут получу. -- Неторопливо подойдя к столу, гауптман нажал на кнопку, вставил в нефритовый мундштук сигарету и, скрестив ноги в начищенных сапогах, с надменной презрительностью оглядел пленных.

Неожиданно раскрылась боковая дверь, и, подталкиваемые дулом винтовки, в комнату, спотыкаясь, вошли два связанных, залитых кровью человека. Мэллори так и обмер, почти до боли впились его ногти в ладони. Это были Лука и Панаис! У Луки рассечена бровь, у Панаиса рана на голове. Их-таки схватили. Оба грека были без верхней одежды. Лука лишился великолепно расшитой куртки, пунцового кушака и обычного своего арсенала. Маленький грек выглядел нелепо: жалкий и убитый горем, он в то же время побагровел от гнева; усы его топорщились как никогда грозно. Мэллори посмотрел на него равнодушно, словно не узнавая.

-- Вот вы каков, капитан Мэляори, -- с укором смотрел на новозеландца гауптман. -- Что ж вы не здороваетесь со своими старыми друзьями? Не хотите? Или растерялись? -- продолжал он ласковым тоном. -- Не рассчитывали встретиться с ними так скоро, капитан?

-- На пушку хотите взять? -- презрительно отозвался Мэллори. -- Я этих людей в глаза никогда не видел. -- При этом он поймал на себе взгляд Панаиса, полный такой черной злобы и недоброжелательности, что ему стало жутко.

-- Как же иначе. У людей память такая короткая, не так ли, капитан Мэллори? -- театрально вздохнул Шкода, наслаждаясь своей ролью. Так играет кошка с мышью. -- Что ж, попробуем еще разок. -- Круто повернувшись, гауптман подошел к скамье, на которой лежал Стивенc и, прежде чем кто-либо успел понять, в чем дело, ребром ладони ударил по изувеченной ноге юноши чуть пониже колена... Энди дернулся всем телом, но не издал ни звука. Находясь в полном сознании, он с улыбкой смотрел на немца. Лишь из прокушенной губы сочилась кровь.

-- Напрасно вы это сделали, гауптман Шкода, -- произнес Мэллори едва слышным голосом, прозвучавшим неестественно громко в воцарившейся тишине. -- Вы за это умрете, гауптман Шкода.

-- Да неужто умру? -- насмешливо отозвался офицер, снова рубанув по сломанной ноге и снова не исторгнув ни единого стона у англичанина. -- В таком случае мне следует умереть дважды, не так ли, Мэллори? Этот юноша очень мужествен, но ведь у его друзей сердца не каменные. Разве не так, капитан? -- Пальцы немца скользнули по ноге раненого и сомкнулись вокруг щиколотки. -- Даю вам пять секунд, капитан Мэллори, иначе придется менять шину... Gott im Himmel! [Господи! (Нем.)] Что с этим толстяком?

Сделав два шага вперед, Андреа остановился, шатаясь из стороны в сторону, меньше чем в метре от гауптмана.

-- Выпустите меня! Выпустите меня отсюда, -- задыхаясь, говорил грек. Одну руку он прижимал к горлу, другой держался за живот. -- Не могу видеть такие страсти! На воздух!

-- Ну нет, любезный мой Папагос! Ты останешься здесь и досмотришь все до конца... -- увидев, что Андреа закатил глаза, Шкода воскликнул: -- Капрал! Скорей! Этот олух сейчас упадет в обморок! Убери его, а то он нас задавит!

Мэллори увидел, как оба часовых кинулись вперед, заметил растерянность и презрение на лице Луки. Вслед за тем покосился на Миллера и Брауна. Американец едва заметно моргнул, Кейси чуть кивнул головой. Два солдата, подойдя к Андреа сзади, положили его вялые руки к себе на плечи. Скосив глаза влево, Мэллори увидел, что часовой, находящийся в метре с небольшим от него, как зачарованный смотрит на падающее тело верзилы-грека. Спокойно, еще спокойней... Автомат у него сбоку. Бить под дых, пока не успел опомниться...

Словно завороженный, Мэллори смотрел на ладони Андреа, лежащие на шее у часовых, поддерживающих его. Увидев, как напряглись мышцы Андреа, капитан метнул свое тело назад и вбок, изо всей силы ударил плечом часового в солнечное сплетение. Раздалось громкое "ох!", удар о деревянную стенку. Не скоро придет в себя солдат!

Нанося удар, Мэллори услышал глухой жуткий стук столкнувшихся между собой голов. Придавленный навалившимися на него Миллером и Брауном, пытался вырваться еще один солдат. Выхватив "шмайсер" у потерявшего сознание охранника, находившегося справа от него, Андреа уже держал Шкоду на мушке.

Несколько мгновений в караульном царила полнейшая тишина, от которой звенело в ушах. Никто не пошевельнулся, не сказал ни слова, не дышал: так потрясло всех происшедшее.

Тишину разорвал оглушительный стук автомата. Целясь гауптману в сердце, Андреа трижды нажал на спусковой крючок. Человечек подпрыгнул и с размаху ударился спиной о стену. Долю мгновения постоял, раскинув руки, затем рухнул, похожий на манекен, навзничь, ударившись при этом головой о скамью. Такие же холодные и пустые, как при жизни, глаза его были широко открыты.

Поведя стволом автомата, Андреа уже держал Турцига и унтер-офицера на мушке. Достав из ножен на поясе Шкоды финку, гигант-грек разрезал веревки, связывавшие руки Мэллори.

-- Подержи-ка автомат, капитан. Согнув занемевшие пальцы, Мэллори кивнул и молча взял "шмайсер". В три прыжка Андреа оказался возле двери в прихожую. Прижавшись к стене, жестом велел Мэллори отойти в глубь помещения.

Внезапно дверь распахнулась. Греку видно было лишь дуло винтовки, выглядывавшее из проема.

-- Oberleutnant Turzig! Was ist los? Wer schoss? [Обер-лейтенант Турциг! В чем дело? Кто стрелял? (Нем.)] -- Голос оборвался на мучительной ноте: ударом каблука Андреа захлопнул дверь. Не успел немец упасть, как грек подхватил его и, оттащив в сторону, высунул голову в соседнее помещение. После беглого осмотра закрыл дверь и запер на засов.

-- Никого нет, капитан, -- доложил грек. -- Кроме караульного, не было никого.

-- Вот и превосходно! Разрежь и у остальных веревки. -- Повернувшись к Луке, Мэллори невольно улыбнулся при виде растерянного выражения на его лице, сменившегося улыбкой до ушей.

-- А где спят солдаты, Лука?

-- В казарме в центре лагеря, майор. Здесь офицерские помещения.

-- Лагеря, ты говоришь? Выходит...

-- Колючая проволока, -- лаконично ответил Лука. -- Высотой три метра.

-- Выходов сколько?

-- Один-единственный. Двое часовых.

-- Превосходно! Андреа, всех в соседнее помещение. Нет, вы, обер-лейтенант, сядете здесь, -- показал на кресло капитан. -- Кто-нибудь непременно сейчас придет. Скажете, что убили одного из пленных при попытке к бегству. Затем вызовите часовых, охраняющих ворота.

Турциг ответил на сразу. Он рассеянно наблюдал за тем, как Андреа потащил за шиворот двух солдат, находившихся без сознания.

-- Должен разочаровать вас, капитан Мэллори, -- криво усмехнулся Турциг. -- И без того по моей вине наделано много глупостей. Напрасно рассчитываете на меня.

-- Андреа! -- негромко позвал Мэллори.

-- Слушаю, -- выглянул из дверей грек.

-- Кажется, кто-то идет сюда. Из той комнаты есть еще выход? Андреа молча кивнул.

-- Встань снаружи. Нож возьми. Если обер-лейтенант... -- Но последние слова его упали в пустоту. Беззвучно, как тень, Андреа уже выскользнул из комнаты.

-- Вы сделаете все в точности, как я скажу, -- проговорил вполголоса Мэллори, встав в проеме двери в соседнее помещение так, чтобы в щель между дверью и косяком можно было видеть выход. Дуло автомата смотрело на обер-лейтенанта. -- Если вы этого не сделаете, Андреа убьет человека, который сюда идет. Потом убьет вас и внутреннюю охрану. Затем мы зарежем караульных у ворот. Девять трупов ни за понюх табака. Мы все равно сбежим... Он уже здесь, -- прошептал Мэллори. Глаза его сверкнули сталью. -- Девять трупов, обер-лейтенант, -- такова цена вашей уязвленной гордости. -- Последнюю фразу Мэллори намеренно произнес на хорошем немецком языке. Заметив, как поникли плечи Турцига, Мэллори понял, что победил. Турциг хотел использовать свой последний шанс, рассчитывая на незнание капитаном немецкого. И вот теперь надежда эта исчезла.

Дверь распахнулась, на пороге стоял, тяжело дыша, солдат. Он был вооружен, но, несмотря на холод, в одной лишь нижней рубашке и брюках.

-- Господин обер-лейтенант! -- произнес вошедший по-немецки. -- Мы слышали выстрелы...

-- Все в порядке, фельдфебель. -- Турциг наклонился над открытым ящиком стола, делая вид, что ищет какие-то бумаги. -- Один из пленных попытался сбежать... Мы его задержали.

-- Может, вызвать санитара?

-- Боюсь, мы задержали его навеки, -- устало усмехнулся Турциг. -- Распорядитесь, чтобы утром его похоронили. А пока снимите с ворот караульных, пусть придут сюда. А затем в постель, а не то простудитесь и концы отдадите!

-- Смену прислать?

-- Да зачем? -- нетерпеливо произнес Турциг. -- Они нужны мне всего на одну минуту. Кроме того, те, от кого надо охранять лагерь, уже здесь. -- Губы его на мгновение сжались, до Турцига дошел иронический смысл случайно вырвавшейся фразы... -- Торопитесь, дружище! Каждая минута на счету! -- Дождавшись, когда стихнет грохот сапог, обер-лейтенант пристально взглянул на Мэллори. -- Удовлетворены?

-- Вполне. Искренне сожалею, -- негромко прибавил Мэллори, -- что вынужден обходиться подобным образом с таким человеком, как вы. -- Оглянувшись на вошедшего в караулку Андреа, капитан сказал: -- Андреа, узнай у Луки и Панаиса, где здесь телефонный коммутатор. Пусть разобьют его, а заодно и телефонные трубки. -- И усмехнулся: -- А потом назад, надо встретить гостей, которые дежурят у ворот. Депутации встречающих без тебя не обойтись.

Турциг поглядел грузному греку вслед.

-- Гауптман Шкода был прав. Мне еще учиться и учиться. -- В голосе обер-лейтенанта не было ни горечи, ни озлобленности. -- Обвел меня вокруг пальца этот громила.

-- Не вас первого, -- успокоил офицера Мэллори. -- Никто не знает, сколько человек он обвел вокруг пальца... Вы не первый, но, пожалуй, самый везучий.

-- Потому что уцелел?

-- Потому что уцелели, -- эхом отозвался капитан. Не прошло и десяти минут, как оба часовых, стоявших перед этим у ворот, очутились там же, где и их товарищи. Их схватили, разоружили, связали, заткнули кляпом рты так ловко и бесшумно, что Турциг, как профессионал, восхитился, несмотря на всю бедственность своего положения. Связанный по рукам и по ногам, он лежал в углу, пока без кляпа во рту.

-- Теперь понятно, почему ваше начальство остановило свой выбор именно на вас, капитан Мэллори. Будь задание выполнимо, вы бы его выполнили. Но, увы! Выше себя не прыгнешь. И все же группа у вас подобралась что надо.

-- Стараемся, -- скромно сказал Мэллори. Оглядев напоследок помещение, улыбнулся раненому: -- Готовы продолжить путешествие, молодой человек, или находите его несколько однообразным?

-- Если вы готовы, то готов и я. -- Улегшись на носилки, которые где-то раздобыл Лука, юноша блаженно вздохнул. -- На этот раз путешествую первым классом, как и подобает офицеру. Каюта "люкс". В такой можно ехать сколько угодно!

-- Не говори за всех, -- буркнул Миллер, на которого приходилась основная тяжесть носилок. Легкое движение бровей, и фраза потеряла обидный для раненого смысл.

-- Тогда в путь. Еще один вопрос, обер-лейтенант: где тут в лагере радиостанция?

-- Хотите вывести ее из строя?

-- Совершенно верно.

--Представления не имею.

-- А что, если я размозжу вам голову?

-- Вы этого не сделаете, -- улыбнулся Турциг, но улыбка получилась невеселой. -- При известных обстоятельствах вы пришлепнули бы меня, как муху. Но за такой пустяк вы не станете убивать человека.

-- Того, что случилось с недоброй памяти гауптманом, с вами не произойдет, -- согласился Мэллори. -- Не так уж эта информация нам и нужна... Жаль, что приходится заниматься такими делами. Надеюсь, мы с вами больше не встретимся. Во всяком случае, пока идет война. Как знать, возможно, когда-нибудь мы пойдем с вами в одной связке. -- Жестом велев Луке вставить обер-лейтенанту кляп, Мэллори поспешно вышел. Через две минуты группа покинула расположение части и исчезла во мраке, чтобы укрыться в оливковых рощах, что к югу от селения.

Когда они вышли из оливковых рощ, чуть забрезжил день. На свинцовом предрассветном небе уже светлел силуэт горы Костос. Южный ветер принес тепло, и на склонах начал таять снег.