Константин Михайлович Станюкович. "Берег" и море: Глава

XIII

Артемьев написал письмо "великолепной Варваре".

Это был крик страсти, злобы, негодования и обиды влюбленного, ревнивого и самолюбивого животного, которого так неожиданно и скоро обмануло другое лживое, красивое и очаровательное животное, - строки, достаточно глупые для человека в том возрасте, когда отрава и слепота в любви так же обычны, как и в старые годы.

Как обыкновенно бывает, письмо вдруг оканчивалось требованием "всей правды" (да еще по телеграфу), приезда в Нагасаки, как она обещала, клятвами в любви и уверениями, что несчастная и оклеветанная Вава - прелестная женщина и, выйдя за него замуж, станет еще прелестнее.

Артемьев прочитал свое посланье, и ему стало стыдно.

"Разве есть доказательства, что она лжет? Разве слухи, подлые намеки адмиральши и гнусное хвастовство Нельмина непременно правдивы? И наконец какое у меня право - и где такое право? - оскорблять женщину, которая все-таки любила?"

Артемьев разорвал письмо свое на мелкие клочки. Он решил завтра написать, а сегодня ответить жене.

Но после нескольких строк продолжать письма Артемьев не мог. Не мог написать правды. Стыдно было и лгать.

Но он избежал того и другого, - совесть сговорчива, - написал телеграмму. Напишет "бедной Соне" всю правду потом.

Несколько успокоенный, Артемьев вышел наверх, велел собрать команду во фронт, представился команде и произвел на матросов хорошее впечатление, особенно тем, что очень громко и внятно сказал, что закон не разрешает бить и употреблять какие-нибудь наказания, в законе не указанные.

Еще большее впечатление произвел новый старший офицер на жадно слушавших его матросов тем, что разрешил обращаться к нему с жалобами, если кто-нибудь будет беззаконно наказан.

Распустив команду, Артемьев вместе с боцманами осмотрел крейсер и нашел, что старшему офицеру придется много поработать, чтобы крейсер был в порядке.

- Грязновато там, где не на виду! - говорил он боцманам.

- Это точно, ваше благородие! - соглашались оба.

- Так отчего же эта грязь?..

- Не требовал прежний старший офицер!

- А я буду требовать!

В тот же вечер "новый" нечаянно услыхал, что оба боцмана посмеивались над ним, уверенные, что он только сначала "хорохорится", и заметил, что в кают-компании с ним все были сдержанны и сухи.

А Непобедный рассказывал о каких-то новых порядках, которые завел на каком-то острове какой-то Дон-Кихот.

"Пробуют", - подумал Артемьев и не обратил ни малейшего внимания.

Часов в девять он съехал на берег. Отправил телеграмму и зашел в ресторан одного из лучших отелей.

Он сел за столик, лениво отхлебывал портер и, мрачный, посматривал на публику, как вдруг к нему подошел в статском платье Кауров. Он был несколько красен, но не пьян.

- Позволите на минуту подсесть, Александр Петрович?

- Пожалуйста, Иван Николаич!

И Артемьев как-то виновато и ласково улыбнулся. А Кауров, посмеиваясь, рассказывал:

- За обедом Марфа Посадница жаловалась адмиралу на вас. Еще бы! Не прикладывались к ручке... Не титуловали... За ее пакостные намеки назвали сплетницей. Хвалю... Она и насчет этого прошлась... да и обо всех ваших поступках "вообще". Гости... А, верно, уж было накаливание a part*... Так вы имейте в виду и завтра подтяните крейсер... Приедет адмирал и будет придираться. Ну, а вам, Александр Петрович, "пофартило". Послезавтра уйдете от адмиральши в крейсерство на Север. Это не наш адмирал придумал... Берендеев приказал из Петербурга.

______________

* Усиленное (франц.).

- Очень вам благодарен, Иван Николаич... Не угодно ли стакан портера?

- Стакан... я уже порядочно выпил этих стаканов... а впрочем...

Кауров пригубил стакан и сказал:

- А я ведь, Александр Петрович, собственно говоря, не для этого предупреждения подсел к вам...

У Артемьева екнуло сердце.

- Моя Вавочка вас того... приоболванила? Втемяшились?

- Да, Иван Николаич!

- И шлем без козырей?

- Вроде этого...

- Вавочка умеет. Без этого скучно... Особенно если сама увлечется... А вы, слава богу... чего лучше мужчина! Разумеется, для вас первого она пожертвовала супружеским долгом и познала настоящую любовь... и, верно, развода хочет с постылым Иваном Николаичем и с вашею Софией Николаевной... одним словом, роман... Но только вы этому не верьте... Когда она вам говорила или писала - она верила. А затем... Много было этих первых жертв... знаете ли, по привычке, как боцмана прежде ругались... Ну, и интереснее каждому любовнику быть первым... Но... на кой черт ей бросать мужа?.. Содержание ничего себе... Вернется, и ему хватит. И не приедет она в Нагасаки. И вы, милый человек, не впадайте в меланхолию... Я вот давно привык... Ничего не поделаешь... Есть же такие женщины... большого сердца... Верьте, не приедет сюда... И знаете ли почему?

- Почему?

- Вавочка теперь подковывает Нельмина... Того и гляди, еще женит на себе... Ну, будьте здоровы, Александр Петрович.

С этими словами Кауров ушел.