Э. ПЕТРОВ "ПАРУСА В ОКЕАНЕ": 10.

10. ДЕНЬ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЙ

Все свои надежды Астарт возлагал на лодку. И вот она готова - стройное создание из кедра. Мачта - из цельного ствола молодой пальмы. Парус сшила Агарь. Ни одного металлического гвоздя или скобы не было вбито, все держалось на бамбуковых клиньях и тростниковых нитях - такова была традиция финикийских кораблестроителей. Хананейские кормчие Тира, Сидона, Гебала смело прорывались на них через рифы и прибойную волну к самым неудобным берегам, не боясь, что судно подведет, даст течь или развалится от ударов днища о камни.

Астарт щедро смазал днище китовым жиром для предохранения от древесного червя. Предстояло последнее: жертва Мелькарту.

Астарт и Эред выбрали на базаре молодого чернокожего раба с блестящими кроткими глазами газели и повели его в храм, оставив работорговцу царский перстень.

Когда-то храм Ваала, или Мелькарта, покровителя Тира, стоял на отдельном малодоступном островке, был неказист. По сути дела, он представлял собой площадку для жертвоприношений, окруженную сложенными из камня стенами, - архаический храм, оставшийся, может быть, с каменного века. Но лет за триста-четыреста до описываемых событий могущественный царь Тира Хирам Первый снес древние храмы, построил новые, более подходящие для столицы огромной морской державы. В то же время была засыпана мелководная, заросшая водорослями лагуна, за счет чего значительно расширилась базарная площадь и район островного Тира, названного греками Еврихором. Кроме того, был засыпан пролив, разделяющий островок с храмом, и город. Таким образом, мрачный, сложенный из дикого камня храм Мелькарта, построенный Хирамом, оказался на оконечности скалистого мыса, с трех сторон окруженного морем. В память о себе могучий царь установил в храме большую колонну из чистого золота, добытого в ливийских колониях тирян.

Друзья прошли над обрывом по узкой дороге, выложенной каменными плитами с выбитыми на них нравоучительными изречениями, благоговейно склонившись, вползли в храмовую тень. Преклонили колена перед священной золотой стелой царя Хирама, затем перед светящимся в полумраке смарагадовым четырехугольным столпом, чудом предантичного мира. Чтобы посмотреть на этот столп, приезжали из Аравии, Иберии, Индии.

В глубине храма показался лысоголовый жрец, высокорослый, величественный, чуть-чуть похожий на обыкновенного мясника из базарной лавки.

- Что вам надобно, о смиренно ползающие?

Астарт объяснил, не поднимая головы. Мелькарт для Астарта - больше, чем бог, которому нужно поклоняться и которого нужно бояться. Это путеводная звезда его жизни и опора в странствиях и в дерзкой борьбе с чужими богами.

Друзей провели в святая святых храма - к каменному изваянию дельфина с рогатой головой бога. Сквозь клубы мирры, ладана, сильфия тускло поблескивала золотая чешуя. В большой каменной чаше перед ликом Мелькарта - груда облитых нефтью поленьев.

Астарт выложил на столик несколько мелких, как маслины слитков серебра - каждый достоинством в один ките: такова была плата за ритуал. Даже столь могучий и всесильный бог пристрастен к жалким земным дарам. Из клубов благовонного дыма появился жрец, приставленный к алтарю. Очертания его фигуры были расплывчаты, словно он был невесом, вот-вот взлетит в воздух. Жрец произнес речитативом:

- Да будет Ваал силою! Слава, хвала и восхваление Высшему Отцу, Повелителю Сущего и Несущего, Властителю Моря и Времени, Покровителю Удачи, Разящему Мечу Ханаана! Сжалься и прими, о Мелькарт, Царь Неба и Тира, скромную жертву кормчего по имени Астарт и друга его по имени Эред. Снизошли свое милосердие и благость свою на их новую лодку. Да не порвется парус ее! Да не протечет днище ее! Да не обломится мачта ее! Да не ударится она о злобный камень! Аминь!

Двое рослых жрецов подвели к алтарю чернокожего раба с глазами газели. Он был еще почти мальчик и дрожал при виде зловещих приготовлений. Он робко упирался и плакал, не смея звуком своего голоса нарушить пугающую тишину. Жрец алтаря поднял Священную Палицу для оглушения жертв.

Астарт и Эред распростерлись ниц, прижавшись лбами к отполированным богомольцами плитам.

- Свершилось! - провозгласил жрец, и раскатистое эхо заметалось под низкими сводами.

- Проклятье! - Астарт не мог освободиться от неприятного видения: глаза чернокожего раба преследовали его.

Друзья медленно подходили к дому. Настороженная тишина, неуютный ветер с моря... И вдруг сдавленный женский крик:

- Беги, Эре...

Тотчас из-за стен примыкавших к улице особняков, высыпало десятка два парней в сверкающих доспехах.

- Астарт, ты нам не нужен, - сказал старший ополченец, обнажив меч. - Мне приказано взять твоего друга-заговорщика.

- Подождите!..

Парни оттолкнули Астарта и набросились с веревками на Эреда. Астарт сбил ударом кулака одного, сцепился со вторым. Эред тем временем подмял под себя нескольких человек и разметал остальных, словно щенят, хотя это были, как на подбор, плечистые и упитанные молодцы, призванные охранять власть самых знатных и древних семейств Тира.

- Астарт, лови! - он бросил меч другу.

- Но я поклялся не брать его в руки! - закричал тот в отчаянии.

Эреду в жизни своей почти не приходилось иметь дело с оружием, ведь он был с рождения рабом. Поэтому один из ополченцев легко обезоружил его, сильно поранив ему руку. Меч со звоном упал на булыжную мостовую.

- Астарт! - Эред рухнул на колени, прижав к животу окровавленную кисть руки. Плечи его затряслись. - Астарт!..

Страшен был вид плачущего, стоявшего на коленях гиганта.

Астарт хрипел с приставленным к горлу острием меча.

- А ты благоразумен, - похвалил его начальник отряда, - я думал, ты перебьешь половину моих людей. О тебе столько говорят. - Он нагнулся и поднял лежащий у самых ног Астарта тяжелый меч из филистимской стали. - Отпустите его, он не такой дурак, чтобы драться с нами.

- Но я же поклялся Мелькартом! - Астарт схватился за голову.

Истекающего кровью Эреда привязали к длинной жерди и понесли, как обычно охотники носят добычу.

- Но я же поклялся, - бормотал Астарт, валяясь на дороге.

Словно из-за глухой стены доносился плач Агари:

- О беды, беды великие обрушили на нас боги, - рыдала она, царапая в кровь щеки и грудь, - лодку разбили, Эреда забрали... о беды!

- И лодку тоже? - опомнился Астарт.

Агарь дико вскрикнула, в конце улицы показалась процессия, возглавляемая рабби Рахмоном и долговым судьей в неизменном парике.

Ларит выскользнула из-за Священного Занавеса, и музыкантши заиграли танец любви. Движения жрицы были отточены и грациозны. О, Ларит любила свои танцы. Больше жизни своей она любила музыку, песни. Отними их у нее - и не будет Ларит... Она танцевала и одновременно пела вместе со всеми, ибо нельзя было не петь эту чудесную мелодию любви, в которой все: и страсть, и волнение, и смертельная тоска, и ожидание радости. Песнь, сложенную богами, ибо только боги способны собрать воедино и торжественность египетских гимнов, и удаль вакхических песен греков, и военные напевы Ассирии, и дикие завывания кочевников пустыни. Финикия! Мир поет твои песни, учит твой алфавит, поклоняется твоей разноликой культуре. Мир восхищен красотой твоих жриц и готов перенять твои идеалы, не подозревая, что это идеалы его собственные...

Раздвинув Священный Занавес, выглянула гладкая физиономия с такими мясистыми и оттопыренными ушами, что они скорее походили на крылья летучей мыши или ломти пахучего сыра, привозимого с ионических островов. Это жрец-настоятель, вершитель судеб храма Богини Любви и Плодородия. И не только храма... Он недоволен. Ларит, повергнув всех в экстаз, забывает о главном: жертве перед алтарем на бараньих шкурах. Ведь пришедшие в храм Астарты платят совсем не за песни.

Ларит танцует! Ее бедра, руки, грудь, пышная копна волос - все в движении, вся она в танце, вся отдалась мелодии и ритму. Музыкантши в исступлении истязают свои инструменты. Грубые мужчины, матросы и купцы, принесшие с собой запахи моря и гаваней, плачут от восхищения. На лицах их, старых и молодых, свежих и морщинистых, блаженные улыбки. Они счастливы. Они встретились с искусством. Они запомнят этот день надолго.

- Прекратить! - громко шепчет жрец-настоятель, и вот раскатисто гудит Священный Колокол.

Все вздрогнули, музыкантши смешались, замолкли. Ларит покорно опустила плечи...

...Рассвет. Ларит брела по пустынным улицам, спотыкаясь и раня ноги в кровь. Нищий, спавший в канаве, проснулся от звука ее шагов и испуганно уставился на нее.

Ларит шла и шла, и дорога казалась бесконечной. "Приду и скажу: уходи из Тира, уезжай куда-нибудь. Далеко-далеко. Чтоб о тебе ничего не было слышно, чтоб ничего не напоминало..."

Жрица, забывшись, закричала на всю улицу:

- Не могу служить богине, пока ты здесь!.. Не могу!..

Дом Астарта был пуст. Дверь заколочена. У самых ворот - черепки разбитого кувшина. Ларит бессильно опустилась на землю.

- Кто, кто там? - встревоженный сонный голос, казалось, донесся с небес.

С крыши свалился тюрбан сторожа-раба. Раб долго разглядывал нагую женщину, затем скатился наземь и протянул жрице свой изодранный плащ. Простое проявление человечности этим жалким существом, полуживотным в глазах свободнорожденной, так растрогал ее, что она зарыдала, обхватив его грязные тощие ноги.

- Госпожа, разве можно, я раб, госпожа...

Ларит что-то говорила о себе, о своей по-настоящему рабской, хуже рабской, доле, об Астарте...

- Господина по имени Астарт обратили в рабство. За долги, - раб отошел подальше и говорил с опаской.

Господин по имени Астарт... а?.. Что ты говоришь? Разве можно так?..

- И девушку по имени Агарь, которой он дал жизнь, я хотел сказать, свободу... тоже...

- О жестокие боги!..

И сразу все стало на место. Астарт, ее мужественный, благородный, прекрасный Астарт, ее единственная любовь, в такой беде, которая хуже смерти. Она будет просить богиню помочь юноше, носящему ее имя. Ларит не поскупится на жертву. Она умрет у алтаря Великой Матери...