Э. ПЕТРОВ "ПАРУСА В ОКЕАНЕ": 29.

29. ЛЕВКОС-ЛИМЕН

Блеклое, прозрачно-бирюзовое море. Глиняный город. Зной. Пыль.

В тени глинобитных стен - куры с раскрытыми клювами. Ни дерева, ни кустика. Сплошной массив серых плоских крыш, подбирающихся к самому краю. И над всем - неумолимое, истязающее солнце. Всюду солнце, его лучи зарылись в песок и жарят ноги жителям Левкоса-Лимена, сквозь стены наполняют неприхотливые жилища сонной духотой, пронизывают морскую толщу, теряясь в коралловых джунглях.

Ни звука во всем городе, все живое оцепенело, взирая на мир летаргическими глазами. Даже упорный ветер пустыни хамсин, как ни удивительно, затих на день-два, будто сраженный солнечным зноем.

Но вот затявкала где-то собачонка, заплакал малыш - первые предвестники вечернего оживления. На постоялом дворе проснулся какой-то матрос и огрел Вселенную бранью. Появились рабы-водоносы, поливальщики улиц и кухонные слуги с охапками кизяка для ночных пиршественных очагов.

На постоялом дворе загремели черепками и послышались громкие возбужденные голоса:

- Да перенесут мне боги глаза на затылок, если вру! - Морской бродяга с массивной серьгой в ухе и с глубоким шрамом через лицо медленно наливался гневом. - Сам видел! Когда Астарт поднял меч на Верховного жреца Тира, небо вдруг треснуло пополам, ударила молния, и парень превратился в мышь!

- Держи глаза, они уже на затылке. - Астарт лежал на кошме в самом углу обширной трапезной, заложив руки за голову.

Матрос со шрамом затравленно оглянулся, еще никто не сомневался в правдивости волнующей истории про мышь. Для пущей важности он разбил кувшин.

- Ты, уважаемый, ударься лучше головой, - посоветовал Ахтой совершенно искренне. Шум всегда раздражал мудреца, а пустая болтовня лишала его философской выдержки.

Матрос задохнулся от гнева и удивления и разразился столь виртуозной бранью, которую могла породить только глотка финикийского морского волка. Разве можно смолчать, когда финикийца оскорбляет какой-то египтянишка, притом жалкий и тощий, как цыпленок. Можно было бы стерпеть - куда ни шло, - если бы не поверил в его слова кто-нибудь другой, ну хотя бы тот босяк, что валяется в углу - сразу видно: хананей до кончиков пальцев, правда обросший, словно мемфисский жулик. Но спустить египтянину?..

- Выходи, будем драться! - Матрос выволок Ахтоя на середину дворика. - Выбирай: ножи, мечи, кулаки!

Астарт смотрел на обоих, стараясь заразиться веселостью, воцарившейся в корчме, но пустота раздирала сердце. Его насмешливый тон был не менее фальшив, чем история о мыши. И когда он улыбался, Ахтой в ужасе закрывал глаза и терял нить размышлений.

- Кулаки, - выбрал жрец истины, - сначала я ударю, потом ты.

Все матросы, лежавшие на кошмах и циновках, захохотали. Грузный, просоленный ветрами морской волк и тщедушный сутулый лекарь, похожий на мумию, степенно вышли на середину двора.

Матрос набычился. Ахтой медленно обошел вокруг него раз, второй. Нетерпение зрителей нарастало.

Хозяин постоялого двора поманил Астарта рукой и, когда тот подошел, сказал:

- Саргад Альбатрос тебя ждет, парень.

Матрос обливался потом, а Ахтой все медлил.

- Бей! - не вытерпел матрос.

Ахтой с любопытством разглядывал его волосатый живот и вдруг несильно ударил сухоньким кулачком в солнечное сплетение.

Матрос охнул и прошептал:

- Братцы... ничего не вижу.

- Ложись спать, к утру пройдет, - посоветовал ему Ахтой.

Астарт вышел в раскрытые рабом ворота...

- Приветствую тебя, адон Саргад из рода Альбатросов, - Астарт слегка поклонился.

Могучий седовласый старец ударил в ладоши. Из полутьмы комнаты неслышно выскользнула рабыня.

- Зажги светильник!

Он заметно сдал с тех пор, как в последний раз видел его Астарт: постарел, поседел, лицо изрезали морщины, но фигура сохранила стройность, а руки - силу.

При свете благовонных плошек старец не спеша разглядывал посетителя.

- Приветствую тебя. Астарт - твое имя? Так мне передал корчмарь.

Рабыня принесла молодое пальмовое вино, и оба финикийца сели за низенький столик из красного дерева.

- Ты просишься с нами, - сказал старец, но все экипажи давно набраны. И кто ты такой - никому не ведомо.

- Ты меня сделал кормчим, адон Саргад, - Астарт убрал густые волосы и показал серебряную серьгу с дельфином.

- Мальчуган на плоту? - удивился старый моряк. - В тирской луже?

- Значит помнишь, я рад.

- Но я о тебе ничего не слышал как о кормчем, а бунтари на моих кораблях долго не держатся: или становятся покорными, или сбегают.

- Я тебе, адон, ничего не обещаю. Моя ненависть всегда со мной, и боги перед ней бессильны. Я прошу взять меня и моего друга в один из твоих экипажей.

- Кого же ты ненавидишь?

- В мире всегда достаточно зла...

- Значит, не только ты, но и твой друг, лекарь-мемфисец?

- Ты хорошо осведомлен, адон.

- Лекаря я могу взять. Но ему придется немало потерпеть из-за своей красной кожи. Наши ребята не любят египтян после карательных походов фараона, хотя мы и служим фараону. Слышал, сколько наших соплеменников погибло у Блаженного острова? Целый квартал хананеев обезлюдел... Попытайся убедить любого из моих кормчих, что ты им нужен.

- Я согласен простым гребцом.

- Э-е, братец, кормчим тебя никто и не думает брать. Моли богов, чтоб нашлось место на скамье гребцов. В нашем плавании любой человек - ценность. У меня гребцами свободные мореходы, рабов на борту не будет.

- Сколько кормчих?

- Ровно семь, священное число далекой родины. Ты найдешь их в шатре на берегу у верфи. Да помогут тебе боги.

"Старик просто хочет испытать меня, - подумал Астарт, подходя к ярко освещенному изнутри шатру, - не может же он так просто швыряться кормчим, желающим пойти хоть матросом".

Астарт вошел в шатер. Вокруг шеста-опоры сидели на циновках знаменитые кормчие, их любимые помощники. Все пили вино и наслаждались морскими историями, которыми всегда набиты головы истинных хананеев. На вошедшего никто не обратил внимания.

Астарт молча разглядывал титанов Красного моря: обветренные, сожженные солнцем физиономии, носатые, решительные, бесшабашные. На некоторых - печать ростовщической хитрости.

И словно жемчужина в россыпи щебня - приятное умное лицо с твердым открытым взглядом. Такой взгляд обычно не нравится людям, у которых есть что прятать за душой. Почти все кормчие были массивны, могучи, огромны, с непропорционально развитыми мускулами, обросшие жирком. Этот же человек был будто изваян искусной и утонченной рукой.

Астарт бесцеремонно уселся на циновку, заставил потесниться мореходов.

Пока он наливал в чей-то пустой кубок и медленно пил, разговоры затихли, и все с недоумением смотрели на незнакомца.

- Господа кормчие, - произнес Астарт, но смотрел только в понравившееся ему лицо, - не судьба привела меня сюда, я сам пришел...

В наступившей тишине откуда-то прилетели звуки систра. Незнакомый голос отодвинул вдруг и кормчих, и шатер, и весь город куда-то во мрак.

Не отступлюсь от милого, хоть бейте!

Хоть продержите целый день в болоте!

Хоть в Сирию меня плетьми гоните...

Астарт провел ладонью по лицу.

- Господа кормчие...

Хоть в Нубию дубьем,

Хоть пальмовыми розгами в пустыню...

- Мне нужно выйти в море с вами... кто из вас согласится взять меня?

Астарт хотел рассказать, что он на кораблях не новичок, что на него можно положиться в любом деле.

В ответ прозвучал идиотский смех, поразительно напоминавший ослиный рев: кормчий с перебитой переносицей хохотал, обхватив огромный живот могучими руками с нанизанными на них такими же могучими браслетами.

- А я-то думал... не могу... вельможа объявился!

- Видал нахалов, но...

- В шею!

Сквозь негодующие крики и хохот кормчих с трудом пробилось:

На увещеванья ваши не поддамся. Я не хочу противиться любви...

- Замолчите! - закричал Астарт, вспыхнув яростью. - Вы считаете, что вправе плюнуть незнакомцу в лицо, потому что он проситель?

- Я ему шею сверну, - с циновки поднялась мускулистая глыба с пунтийским кольцом в носу.

Астарт шагнул навстречу поднявшемуся. Тот не ожидал такой прыти от незнакомца, отпрянул, запнулся, упал. Астарт вырвал из земли шест, на котором держался шатер, и, пока купол медленно оседал на головы кормчих, выбежал наружу.

На крики кормчих и их помощников явился сам Саргад Альбатрос с рабами и факелами. Не вмешиваясь, он некоторое время наблюдал, как Астарт расхаживал по опавшему шатру и молотил барахтавшихся титанов моря кулаками. Один из кормчих, тот, что хохотал, как ишак, вспорол ткань кинжалом и вылез было на чистый воздух, но Астарт отобрал у него кинжал и пинком загнал обратно в дыру.

- Адон Саргад, - Астарт подошел к старцу, - твои кормчие, может, и искусные мореходы, но плохие люди. Им давно не мяли бока, и они возомнили невесть что. Теперь, конечно, не возьмешь меня.

- Уберите это, - приказал Саргад, и рабы, вытащив колышки, унесли то, что осталось от шатра.

Взорам собравшихся открылось удивительное зрелище: те, кого почитали господами торговых путей от Адена до Левкоса-Лимена, валялись в винных лужах. Некоторые стонали, прикладывая к головам пригоршни грязи. Но вот в общей массе кормчих приподнялась странная фигура с корзиной на голове. Кормчий отбросил корзину, и Астарт узнал в нем того хананея, который ему сразу так понравился.

- Сколько вина пропало, - сказал тот с сожалением, окинув быстрым взглядом всю картину. И, не в силах сдержаться, рассмеялся.

- Адон Агенор! - прозвучал властный голос Альбатроса. - Это ваш человек? - он ткнул пальцем в грудь Астарта и, не дожидаясь ответа, приказал: - Посадите его в трюм на цепь и держите, пока не выйдем в море.

- Будет исполнено, адон Саргад. - Кормчий с достоинством поклонился, затем посмотрел на Астарта, словно говоря: "Слышал? Так чтоб без фокусов. Иногда и цепь - дар божий".