Э. ПЕТРОВ "ПАРУСА В ОКЕАНЕ": ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ВОЗВРАЩЕНИЯ 53.

53. ПИГМЕИ

Ораз устало опустился в глубокое кресло. Раздробленная в последней стычке с ливийцами рука ныла при малейшем движении, поэтому жрец вытянул ноги и застыл в неподвижности, стараясь унять боль.

Слуга-матрос принес низкий столик и одну-единственную игральную кость. Кормчие и их помощники напряженно молчали, сидя на истертых циновках. Тишину нарушал лишь простуженный кашель Ассирийца. Да Шаркар-Дубина громко сопел, действуя всем на нервы.

Наконец, Ораз протянул руку и зажал в кулаке кость.

- Ваал Всемогущий! Яви свою волю: дай нам решение в трудный наш час!

Раскатистый голос жреца заставил всех встрепенуться. Скорпион с необыкновенно серьезной физиономией прошептал молитву и подставил пустой кувшин. Кость гулко ударила о дно сосуда.

- Ваал! Да будет воля твоя силою! - воскликнул Ораз.

Скорпион долго гремел костью в кувшине, не отрывая взгляда от бледного, покрытого испариной лица Ораза.

- Давай, - прошептал жрец, и все зажмурились, боясь осквернить таинство недостойным взглядом.

Кость с дробным звуком прокатилась по деревянной поверхности стола. Тишина. И ветер оставил в покое снасти. И листва нависших над судами ветвей безмолствовала, словно тоже ожидая голоса с неба.

Ораз, не двигаясь, смотрел на серую, обмусоленную кость. Острый конец ее показывал приблизительно на юг.

- Назад... - прошептал жрец, и вдруг голос его окреп, - благодарю тебя, Ваал! Воздадим жертву и повернем назад, как ты нам повелеваешь. - Ораз торжественно обратился к мореходам: - Люди истинной веры! Теперь можно уверенно сказать: мы вернемся к своим очагам живыми!

Кормчие и их помощники пали ниц, бормоча вразброд благодарственную молитву.

- Так спешите! Возрадуйте своих матросов благой вестью! Готовьтесь к празднику жертвоприношения, урожая и начала нового пути!

Ошеломленные проявлением небесной воли, финикийцы торопливо удалились. Ораз вышел из каюты. Воздух, пропитанный сыростью, жарой и запахом гнили, вновь покрыл все его тело нездоровой испариной. В густых ветвях над самой водой возились зеленые мартышки с белыми бородами. Грузная птица с большим рогатым клювом шумно снялась с верхушки мачты и уселась на расщепленном молнией дереве.

Корабль Агенора стоял в отдалении от остальных судов, привязанный канатами за стволы деревьев. На площадке кормчего - несколько неподвижных тел, накрытых лохмотьями.

Впрочем, палубы всех бирем были пустынны: все способные двигаться мореходы были на жатве. Вторая жатва в Ливии, третий год плавания, бесконечная эстафета трудностей и болезней.

Ораз заглянул в черноту люка, придерживая, как ребенка, разбухшую руку.

- Посвети.

Красноватый свет плошки выхватил из тьмы бородатое лицо стража, затем пленника - безбородое, бледное, гневное. Ноги и руки юноши были закованы в цепи.

- Что поделаешь, Мекал, - вздохнул жрец и поморщился от боли, - богам нужны жертвы, а ты самый красивый и юный среди нас. Боги любят лучшее.

- С каких пор, жрец, ты считаешь себя безобразным и старым? - голос Мекала звенел от негодования и едва сдерживаемых слез.

- Страх делает тебя дерзким. Могу ли я лгать? Веришь ли ты мне?

- Я тебе верил... долго верил!.. Я не хочу умирать! Не хочу!

- Смирись перед судьбой. Отойди в лучший мир с молитвой Повелителю жизни и...

- О Астарт, где ты? - юноша рыдал, колотясь о стену трюма. - Только ты всегда знал, что делать... только ты выручил бы меня! А все остальные трусы, трусы, трусы...

- Я видел сон. Безбожник стенает в лапах рефаимов. То вещий сон, ниспосланный свыше.

- Астарт и рефаимам свернет шеи!

Ораз, скорбно покачивая головой, сошел на берег по сходням. На него вихрем налетел Ахтой, постаревший и измученный лихорадкой.

- Одумайся, Ораз! Как можно довериться случайности? Нельзя поворачивать назад! И отпусти парня, ведь он такой же желтокожий, как и ты! Неужели...

- Плетей грязному шакалу! Как можно больше плетей, чтоб не смущал уши правоверных нечестивым языком!

- Выслушай, жрец!

Матросы, сопровождавшие Ораза, повалили мемфисца. Засвистели плети.

- Выслушай! Ведь солнце опять у нас над головой, и тень умещается между ног! Скоро... ой звери!.. совсем скоро переместится на юг! Ведь мы уже там, где земля неарабов, только на другой стороне Ливии! Как ты не понимаешь?!..

- Еще плетей!

- О бедное человечество! О слепой разум!..

Тщедушное тело египтянина сникло. Плети продолжали свое дело.

- Не сметь! Прочь!

Из зарослей выбежали Саркатр и Эред. Оба с серпами. В бородах застряли соломинки и колоски. С Эредом шутки плохи, поэтому палачи опустили плети, вопросительно глядя на жреца.

Бледный, взъерошенный Нос мчался на разбирая дороги. Он судорожно вцепился в руку застонавшего Ораза:

- Там, там с пигмеями...

Жрец схватил левой рукой его за горло.

- Успокойся, трусливое племя. Теперь говори.

- Астарт!..

Ораз побледнел еще сильнее. "Пророческие слова Мекала".

- ...явился с толпой пигмеев!

Громкие возгласы, топот сотен ног, лязг металла - из лесной чащи вывалило множество финикиян, и трудно было поверить, что они из флотилии Альбатроса. Матросы орали, визжали, бряцали мечами о серпы, выражая неудержимый восторг.

Эред, как во сне, обнял друга.

- Пропащая твоя голова! Да возможно ли такое?! - гигант залился слезами.

- Конечно, дружище!

Толпа расступилась, давая дорогу Ахтою. Избитый, измочаленный, он, однако, напялил невозмутимую маску философа.

- Люди, - сказал он, подняв указательный палец, - вот чудо, предвестник будущих чудес! - его палец описал дугу и уперся в грудь Астарта. - Вот росток того немыслимого, на что будет способен свободный разум!

Но мало кто понял его слова.

Астарт и Ахтой обнялись. Тирянин ощутил сухой жаркий поцелуй мемфисца, пахнущий лекарственными травами.

Астарт обернулся к Оразу:

- Я все знаю. Я шел по вашим следам; и ливийцы говорят о твоей жестокости. Это твои люди выдирали с мясом золотые украшения, изрубили целое племя, чтобы завладеть женщинами. А в трудные дни ты принудил адмирала принести себя в жертву. Одно твое имя вселяет в прибрежных ливийцев ужас, как перед мором или сонной болезнью. И еще я услышал, что ты хочешь убить Мекала. Ты - воплощение зла. Ахтой, исцели ему руку, чтобы он смог выйти на поединок. Пусть убедится, что кровожадные боги плевать на него хотят.

Ораз знал, чем обуздать своих людей, сраженных подвигом тирянина.

- Боги! - воскликнул он. - Благодарение вам за то, что вы избрали нас своим карающим мечом! Сыны моря и Ханаана! Слушайте! Небо говорит моими устами: на жертвенник Астарта!

Воцарилась долгая пауза. Только что светившиеся радостью лица посуровели. Финикияне молчали, не смея поднять глаз.

Нос, повинуясь немому приказу жреца, подал Скорпиону смотанный для метания аркан. Кормчий раздвинул толпу, взвешивая в руке тяжесть волосяной веревки и, широко размахнувшись, метнул. Петля с плотным звуком захлестнула плечи Астарта, царапая кожу, соскользнула, сдавила горло. Но Скорпион тотчас выпустил веревку из рук и упал на колени. В животе его торчала маленькая стрела, похожая на ободранный черешок листа. Ди и вместо обычного оперения на ее конце подрагивал твердый листвяной клочок.

- Эх, Мбонга, опять поторопился. - Астарт выдернул стрелу, Скорпион испуганно смотрел на Астарта, затем непонимающе протянул умоляюще одну руку, другой, зажимая рану.

- Ничего тебя уже не спасет, Скорпион, яд пигмеев лучший в Ливии, и даже боги боятся их стрел, - с сожалением произнес Астарт.

Появление Астарта не смогло предотвратить раскола. Кормчие, верные Оразу и Мелькарту, использовали все свое влияние на экипажи. И еще эта смерть хананея от стрелы чернокожего... Люди Агенора оказались окончательно изолированными. Это не особенно их обескуражило. Оптимизм Астарта и Ахтоя возродил отчаявшихся полубольных мореходов к жизни, убедительные доводы мудрецов, в пользу продолжения плавания на север, зажгли их решимостью, и приступы лихорадки уже не казались так мучительны. Лихорадкой болели буквально все, хотя и в разной мере.

Астарт действовал быстро и смело. Явившись с вооруженными друзьями на бирему Ораза, он освободил Мекала. Братья Мбиты и все прочие чернокожие давно умерли от непосильной работы и тоски по родным берегам. Несколько самых живучих Ораз принес в жертву Мелькарту.

Агенор и Абибал лежали на палубе с опухшими неподвижными лицами и бесформенными отекшими конечностями. Ни тот, ни другой не узнавали друзей.

- Страшная болезнь, - пробормотал Астарт, - потом они начнут буйствовать, бессмысленно кричать и, наконец, уснут. Будут спать так долго, пока не умрут.

- У нас человек двадцать болеют так на всех кораблях, - сказал Ахтой.

- Я видел целые спящие деревни. Мне рассказывали колдуны гремящей радуги, что только один из тысячи выживает. Если у человека в мире осталось очень важное дело или очень сильная любовь, говорили они, то лишь в этом случае духи смерти дают отсрочку.

На берегу перед кораблем Агенора пылали костры, гремели туземные барабаны и мелькали низкорослые подвижные фигурки. Пигмеи плясали ежедневно после захода солнца, и никакие беды и невзгоды не могли уменьшить их страсти к пляскам, которые неизменно сопровождались громкими песнями. Саркатр признал, что многие их мелодии довольно приятны.

- Удивительный народ. - Астарт сидел в изголовье кормчего и смотрел на танцующих, - жизнерадостный, общительный свободный. К морю они вышли случайно - искали тех, кто меняет каменную соль на мясо животных. Мне повезло, они сняли меня с плота, когда я подыхал от лихорадки. Они кормили меня своими любимыми гусеницами, как ребенка, хотя я видел, что они часто ложатся спать голодными. Видите, как вздуты их животы? Это от плохой пищи. Они редко едят мясо. Но если добудут слона или жирафа, то наедаются на много дней вперед. А обычно питаются всякой мелочью, кореньями, грибами. И все потому, что не умеют жить завтрашним днем. Попытался научить их солить и коптить в расчете на голодные дни, но это для них так дико, что мы не понимали друг друга. Но самое удивительное - они понятия не имели о копье. Теперь, видите, каждый мужчина с копьем. А как они любят песни! Помнишь, Ахтой, мы слышали грустный напев в Мегиддо... Я напел его им, и несчастнее людей, чем пигмеи в тот миг, нельзя было найти во всей Ливии. Боль чужого далекого народа оказалась им понятной.

- Пигмеи... люди величиной с кулак, - вспомнил Ахтой, - еще Гомер говорил про них, что они воюют с журавлями.

- Вот уж сказки! Они ведь не куклы - воевать с журавлями. Журавлей, когда удается, они едят с удовольствием. Никогда ни с кем не воюют и живут в непроходимых лесах. Все остальные народы панически боятся джунглей, а для них лес - родной дом. Видели бы вы, как они тащили меня по деревьям, когда добирались к вам. По земле невозможно было продраться. Наткнулись на широкую, пошире Нила у Мемфиса, реку. Думаю, все, мои храбрые малютки повернут назад. Так они переправились на лианах, как на качелях, и перебросили меня. А ведь я для них очень тяжел, потяжелее трех взрослых пигмеев.

- У фараонов древности были при дворах низкорослые чернокожие танцоры. Интересно, если то были пигмеи, как они проникли в Египет?

- Они самые настоящие дикари: не знают металлов и в глаза не видели соху. Да что там соха - посуды даже не имеют. Но счастливей их я никого не видел ни в Азии, ни в пунических странах, ни в Ливии. Ничто недоступное их не интересует. Все, что им нужно, о чем они мечтают, дает им лес: огонь, листья для хижин, пищу, песни, радость.

- Много толкований счастья встречалось мне в ученых папирусах и в словах мудрецов, - размышлял вслух мемфисец, - но о таком я не слыхивал. У нас всегда пропасть между мечтой и действительностью. А этот народ, судя по твоим словам, умудряется держать мечту и действительность в своем лесу. Выходит - умерь свои потребности - и ты будешь счастлив?

- Не по мне такое счастье, - проворчал Астарт, - мои потребности привели меня к разрыву с небом. Заставь меня поклоняться богам, подохну...

- Счастье пигмеев в недвижении, в постоянстве. Они расплачиваются за свое дикарское счастье своим незыблемым постоянством. Пройдут века, тысячелетия, а они все так же будут дики, жизнерадостны и счастливы. Мы же будем постоянно рваться к своей мечте, достигнув ее, придумывать новую. И, вечно неудовлетворенные, страдающие, мечтающие, будем тащиться по проклинаемой жизни, создавая будущее, совершенствуя себя и разрушая. Ты прав, отвергая идиллию пигмеев: наше счастье в движении, в разрушении, созидании. Твое счастье в бунте. Мое - в поисках истины, что тоже выливается в бунт, хотел бы я того или нет... Если я познаю абсолютную истину, движение остановится, и я лишусь мечты, своего счастья. И, значит, перестану существовать. Исчезни зло на земле - и тебя не будет...

По трапу взбежал курчавый пигмей с тяжелым финикийским копьем в руке. Притронувшись к плечу Астарта, он быстро заговорил, взволнованно жестикулируя. Ахтой с интересом разглядывал непропорционально сложенную низкорослую фигуру. Большая голова, тонкие кисти рук, нежные, тонкие пальцы.

- Это Мбонга, самый смелый и умный охотник, но нетерпеливый. Он напоминал мне Анада.

- Что он говорит? - спросил Эред.

- Ораз готовит какую-то пакость.

Мореходы собрались у площадки кормчего, Мбонга затерялся меж высоких кряжистых фигур. Пигмей едва был по грудь Фаге, самому низкорослому финикийцу на корабле.

На биремах Ораза рубили канаты и вталкивали в бортовые отверстия весла.

- Эй, Астарт! Мы уходим! - послышался голос жреца. - Для нас воля Ваала - закон! Вы же все подохнете в своем безбожии! Гордыня заведет в преисподнюю!

- Опять вещий сон про рефаимов? - засмеялся Мекал, и следом за ним захохотали и заулюлюкали остальные мореходы Агенора.

- Жаль, Ораз, что не я сверну тебе шею! - выкрикнул Астарт, сложив ладони рупором.

- Если ты, Астарт, поведешь своих людей за нами, я прощу и твою дерзость и глупость Мекала. Я готов молиться за вас.

- Выходит, Мекал, остаться в живых - величайшая глупость? - Астарт обнял юношу за плечи.

- Этот сверхосел погубит всех своих верующих, - пробормотал Ахтой, глядя вслед отчалившим кораблям.

Фага вдруг заскулил, вцепившись в свою бороду:

- О горе! Астарт, ведь мы остались без зернышка! Весь урожай в трюме Ораза!

- Пусть подавится. Друзья! Наш путь - только на север. Прав мудрейший Ахтой: солнце клонится к югу. Скоро мы увидим звезду Эсхмун и созвездие Передней ноги. Клянусь, я приведу вас в Египет!

И громкие крики, блеск поднятых мечей приветствовали слова тирянина.

Весь следующий день готовились к выходу в океан.

- Как ты думаешь отблагодарить пигмеев? - спросил Астарта Саркатр.

- Ума не приложу. То, что они сделали для меня, невозможно оценить.

- Раз еда для них самое дорогое, - подал голос разрумянившийся у жаровни Фага, - я им нажарю и напарю - запомнят на всю жизнь! Скажи, Астарт, что они больше всего любят?

- Они любят пиво, но не умеют его варить, выменивают у других племен.

- Не подходит, - кричал Фага, - нет зерна!

- Еще любят соль, мед, запах мяты. Да! Их лакомство - большие лягушки. Пожалуй, самое любимое лакомство.

- Я видел у водопада, это чуть выше по течению, лягушку величиной с курицу, - оживился Саркатр, - она ловила какую-то живность в водяной пыли. Есть чем отблагодарить твоих пузанчиков.

И хотя гигантские лягушки отличались необыкновенной чуткостью, финикияне выловили их во всей округе.

Пигмеи от радости громко кричали и кувыркались в траве.

Фага отважился зажарить для себя одну лягушку, и к своему удивлению убедился, что она необыкновенно вкусна.

- Подари вождю самый лучший лук, - посоветовал тирянину Ахтой.

- У них нет вождей. Оставим, пожалуй, им посуду и ножи. А египетский лук непосилен для их пальцев.

Финикияне сердечно распрощались с маленькими охотниками, вечными кочевниками непроходимых лесов.

Корабль вышел на веслах из устья реки, минуя непролазные мангры и топкие песчаные наносы. Хлопнув на ветру, взвился громадный парус. Пигмеи стояли на верхушках деревьев и размахивали пучками ветвей.