Форестер Сесил Скотт Хорнблауэр и "Отчаянный" : 4

4

Хорнблауэр сидел за столом в своей каюте, держа в руках пакет, который пятью минутами раньше вынул из рундука. Через пять минут он будет вправе его вскрыть — по крайней мере, так показывало счисление пути. Пакет был очень тяжелый — в нем могла бы лежать картечь, хотя вряд ли адмирал Корнваллис стал бы посылать картечь одному из своих капитанов. Пакет запечатан, печати целы. На парусиновой обертке чернилами выведено:

"Инструкции Горацио Хорнблауэру, эсквайру, капитану и капитан-лейтенанту Е. В. шлюпа "Отчаянный". Вскрыть по пересечении долготы 6° к западу от Гринвича".

Запечатанные приказы. Служа на флоте, Хорнблауэр постоянно слышал о таких вещах, но сам столкнулся с ними впервые. Их прислали на борт "Отчаянного" в день свадьбы, и он расписался в получении. Сейчас корабль должен будет пройти шестой меридиан. Ла-Манш они пересекли с необычайной легкостью. От курса пришлось уклониться только на одну вахту. То, что Хорнблауэр, дабы восстановить уверенность Карджила в себе, приказал повернуть судно оверштаг, обернулось невероятной удачей. Ветер зашел к западу лишь чуть-чуть, да и то ненадолго. "Отчаянный" не застрял в заливе Лайм и благополучно прошел на ветре скалы Каскетс — и все благодаря этому счастливому приказу. Хорнблауэр чувствовал, что Провс искренно зауважал его и как навигатора, и как предсказателя погоды. Оно и к лучшему; Хорнблауэр не собирался объяснять Провсу, что это — простое стечение обстоятельств.

Он поглядел на часы и крикнул стоящему у дверей морскому пехотинцу:

— Позовите мистера Буша.

Хорнблауэр услышал крик часового, потом приказ по цепочке передали на шканцы. "Отчаянный" испытывал сильную килевую качку, но почти не кренился с боку на бок — длинные атлантические валы сильно изменили характер его движения, причем, по мнению Хорнблауэра, к лучшему. Он почти совладал с морской болезнью. Буш появился не сразу — очевидно, на шканцах его не было. Очень возможно, он дремал или занимался личными делами. Ничего, он не удивится, что его отвлекли, да и вреда ему от этого не будет -флот есть флот.

Наконец в дверь постучали, и вошел Буш.

— Сэр?

— А, мистер Буш, — сухо сказал Хорнблауэр. Буш — его ближайший друг, но дело официальное, и вести себя надо соответственно. — Можете ли вы мне сказать, каково сейчас положение судна?

— Точно не могу, — ответил изумленный Буш. — Я полагаю, миль десять к западу от Уэссана, сэр.

— В этот момент, — сказал Хорнблауэр, — мы находимся на долготе 6° и еще несколько секунд. Широта 48°40', но сейчас, как это ни странно, мы можем не обращать внимания на широту. Значение имеет только наша долгота. Не будете ли вы так любезны осмотреть этот пакет?

— А. Ясно, сэр, — сказал Буш, прочитав надпись.

— Вы видите, что печати целы?

— Да, сэр.

— Тогда не будете ли вы так любезны, покинув каюту, проверить нашу долготу, дабы при необходимости засвидетельствовать, что я выполнил приказ.

— Да, сэр, хорошо, — сказал Буш. Прошло несколько секунд, пока он осознал, что разговор закончен, и добавил:

— Есть, сэр.

Когда дверь закрылась, Хорнблауэр понял, как велико в нем искушение дразнить Буша. Этому искушению надо противиться. Если ему потворствовать, потом будет стыдно. В любом случае, Буш — слишком легкая мишень, это все равно, что стрелять по сидящей птице.

Думая об этом, Хорнблауэр на самом деле оттягивал волнующий момент, когда можно будет вскрыть пакет. Наконец он взял перочинный нож и перерезал нитки, которыми тот был зашит. Внутри оказались три столбика монет. Хорнблауэр высыпал их на стол. Пятьдесят монет были маленькие, размером с шестипенсовик, двенадцать побольше и десять еще больше. Внимательно разглядев среднюю, Хорнблауэр узнал двадцатифранковую монету — в точности такую же он видел у Парри две недели тому назад. С одной стороны было написано "Наполеон, Первый консул", с другой — "Французская республика". Те, что поменьше, были по десять франков, большие — по сорок. Вместе они составляли значительную сумму, больше пятидесяти фунтов, даже если не учитывать стоимость золота в наводненной быстро обесценивающимися бумажными деньгами Англии.

А вот и дополнительные инструкции, объясняющие, на что следует употребить эти деньги. "Сим вам предписывается..." говорилось в инструкции после вводных фраз. Хорнблауэр должен войти в сношения с рыбаками из Бреста и узнать, кто из них поддастся на подкуп. Он должен выведать от них все возможные сведения о состоянии французского флота. Наконец, его извещали, что в случае войны полезной будет любая информация, включая газеты.

Хорнблауэр дважды перечитал инструкцию и сравнил ее с первыми, незапечатанными приказами, которые получил тогда же. Все это надо обдумать. Машинально он встал, и тут же сел на место — в такой каюте не походишь. Прогулку придется отложить. Мария сшила ему полотняные мешочки для расчесок — совершенно бесполезные, так как расчески он убирал в свой старый походный мешок. Хорнблауэр взял один мешочек, сгреб в него монеты, убрал вместе с приказами обратно в рундук и уже собирался его запереть, когда в голову ему пришла мысль. Он отсчитал десять монет по десять франков, сунул их в карман штанов, потом запер рундучок. Теперь можно идти на палубу.

Провс с Бушем прогуливались по наветренной стороне шканцев, увлеченно беседуя — без сомнения, новость, что капитан вскрыл запечатанные приказы, уже облетела судно. Никто, кроме самого Хорнблауэра, не мог знать наверняка, что "Отчаянный" не возьмет сейчас курс на мыс Доброй Надежды. Хорнблауэра подмывало оставить их в неведении, но он поборол соблазн. Помимо всего, в этом не было смысла — промотавшись дня два возле Бреста, все поймут, в чем задача "Отчаянного". Провс и Буш поспешили отойти на подветренную сторону, освобождая наветренную капитану, но Хорнблауэр остановил их.

— Мистер Буш! Мистер Провс! Мы будем заглядывать в Брест и смотреть, что поделывает наш друг Бони.

Эти несколько слов многое сказали людям, прослужившим на флоте прошлую войну и немало намотавшимся по бурным водам у побережья Бретани.

— Да, сэр, — просто сказал Буш.

Вместе они посмотрели на нактоуз, на горизонт, на вымпел боевого судна. Курс задать несложно, но не так-то просто разобраться с проблемами международных отношений, с проблемами нейтралитета, с проблемами шпионажа.

— Давайте посмотрим карту, мистер Провс. Вы понимаете, что нам нужно держаться в стороне от Ле Фийет.

Острова Ле Фийет — по-французски "Девочки" — находились в середине фарватера на подходе к Бресту. Странное название для скал, на которых могут быть установлены пушки.

— Очень хорошо. Вы можете обрасопить паруса фордевинд.

Дул слабый ветер с северо-запада, и взять курс на Брест было легче легкого. "Отчаянный" почти не испытывал бортовой качки и совсем слабую килевую. К Хорнблауэру быстро возвращалась прежняя привычка, и он уже мог, не опасаясь за себя, пройтись по палубе, и даже надеялся, что желудок его удержит свое содержимое. После того, как морская болезнь отпустила, он чувствовал себя на удивление хорошо. Апрельский воздух был чист и свеж, но не пробирал до костей — перчаток и бушлата вполне хватало. Хорнблауэру трудно было сосредоточиться на своих проблемах — ему хотелось отложить их на потом, и он посмотрел на Буша с улыбкой, заставившей последнего заспешить к нему.

— Я полагаю, вы хотели бы в один из этих дней провести парусные учения, мистер Буш?

— Да, сэр. — Буш не сказал "конечно, сэр" — для этого он был слишком хорошим подчиненным. Но глаза его засверкали. Ничто на свете Буш так не любил, как брать марсели в рифы и отдавать рифы, спускать и поднимать брам-реи, разматывать канаты и тащить их на корму, чтоб использовать как шпринги, повторяя десятки — сотни — маневров, которые могут потребоваться в бою или в шторм.

— Сегодня вы получите на них два часа, мистер Буш. И я помню только одно короткое артиллерийское учение, так ведь?

Пока судно шло через Ла-Манш, Хорнблауэра мучила морская болезнь, поэтому он не слишком полагался на свою память.

— Только одно, сэр.

— Тогда после обеда мы час поупражняемся с пушками. В один из ближайших дней они нам, возможно, понадобятся.

— Возможно, сэр.

Буша не страшило приближение войны, грозившей охватить весь мир.

Дудки боцманматов высвистали всех матросов на палубу, и вскоре ученье уже было в самом разгаре. Матросы, обливаясь потом, бегали вверх и вниз по вантам, подгоняемые унтер-офицерами, в целом облаке ругательств, изрыгаемых мистером Вайзом. Полезно потренировать матросов, просто чтоб держать их в форме, но серьезных пробелов исправлять не приходилось. "Отчаянный" немало выиграл от того, что оказался первым судном, набиравшим команду после вербовки. Из ста пятидесяти матросов не менее сотни относилось к первому классу, двадцать — ко второму, всего десять было неморяков и не больше двадцати юнг. Соотношение необыкновенное, на других кораблях, набиравших команду позже, оно не повторится. Мало того, больше половины матросов до Амьенского мира служили на военных кораблях. Это не просто моряки, это моряки Королевского Флота, за время мира едва ли успевшие совершить более одного рейса на торговых судах. Следовательно, по большей части они уже имели дело с пушками, человек двадцать-тридцать участвовали в боевых действиях. Когда объявили боевые учения, они деловито направились к своим постам. Буш повернулся к Хорнблауэру и отдал честь, ожидая следующего приказа.

— Спасибо, мистер Буш. Скомандуйте, пожалуйста, "молчать".

По палубе разнеслись свистки и воцарилась мертвая тишина.

— Я пройду с осмотром, мистер Буш, если вы будете так любезны составить мне компанию.

— Есть, сэр.

Хорнблауэр начал с того, что, нахмурившись, посмотрел на правую шканцевую карронаду. Здесь все было в порядке, и он спустился на шкафут к девятифунтовкам правого борта. У каждой он останавливался, чтоб осмотреть снаряжение. Прибойник, аншпуг, правило. Банник, подъемный клин. Хорнблауэр переходил от пушки к пушке.

— Каков ваш пост, если стреляют пушки левого борта? — Хорнблауэр выбрал самого молодого матроса, который услышав вопрос капитана, смущенно переступил с ноги на ногу.

— Встань смирно, ты! — прогремел Буш.

— Каков ваш пост? — мягко повторил Хорнблауэр.

— В-вот здесь, сэр. Я держу прибойник, сэр.

— Я рад, что вы знаете. Если вы помните свой пост, когда к вам обращаются капитан и первый лейтенант, я могу быть уверен, что вы не забудете его, когда сквозь борт влетит неприятельское ядро.

Хорнблауэр пошел дальше — капитан может не сомневаться, что его шутка вызовет смех. Вдруг он остановился. — Это что? Мистер Чизман!

— Сэр.

— У вас тут лишний пороховой рожок. На две пушки полагается только один.

— Э... д-да, сэр. Это потому...

— Я знаю, почему. Причина не оправдание, мистер Чизман. Мистер Оррок! Сколько у вас пороховых рожков?

Все ясно.

После того, как пушку № 3 передвинули на корму, у Оррока стало одним пороховым рожком меньше, у Чизмана — больше.

— Это вам, молодые джентльмены, положено следить, чтоб у ваших пушек было все необходимое. Вы не должны ждать приказа.

Чизман и Оррок были двумя из четырех "молодых джентльменов", присланных на "Отчаянный" из Военно-Морского колледжа для прохождения практики. Пока Хорнблауэру ни один из них не понравился. Но он вынужден использовать их в качестве унтер-офицеров и ради своего же блага должен сделать из них хороших лейтенантов — здесь интересы его и долг совпадали. Он должен вырастить их и не сломать.

— Я уверен, мне не придется больше так говорить с вами, молодые джентльмены, — сказал Хорнблауэр. Он был совершенно уверен, что придется, но лучше обещать, чем угрожать. Он пошел дальше, закончил осмотр пушек правого борта, поднялся на полубак, оглядел две стоящие здесь карронады и спустился к пушкам левого борта. У фор-люка он остановился.

— Каковы ваши обязанности? — спросил он морского пехотинца.

Тот стоял навытяжку, ноги под углом сорок пять градусов, ружье прижато к боку, указательный палец левой руки точно по шву штанины, шея застыла в воротничке. Поскольку Хорнблауэр стоял не прямо перед пехотинцем, тот смотрел ему через плечо.

— Охранять свой пост. — Пехотинец монотонно отбарабанил формулы, которые твердил до того, быть может, тысячу раз. Его голос слегка изменился, когда он дошел до последней фразы, относившейся к его конкретному посту — "не пропускать вниз никого, за исключением тех, кто несет пустой патронный ящик".

Это для того, чтоб трус не смог укрыться ниже ватерлинии. — Как насчет тех, кто будет нести раненых? Изумленный пехотинец не нашелся, что сказать — после стольких лет муштры он разучился думать.

— На этот счет распоряжений не имею, — выдавил он наконец. Он даже слегка повел глазами, хотя шея его оставалась деревянной.

Хорнблауэр взглянул на Буша.

— Я поговорю с сержантом, сэр, — сказал Буш.

— Кто по боевому расписанию должен заниматься ранеными?

— Купор и его помощник, сэр. Парусный мастер и его помощник. Всего четыре человека, сэр.

Можно не сомневаться, что Буш помнит все назубок, хотя Хорнблауэр и нашел два маленьких упущения, за которые Буш несет полную ответственность. Нет необходимости заострять на них внимание — Буш и без того сгорает от стыда.

Вниз по трапу в пороховой погреб. За стеклянным окошком слабо мерцала свеча, бросая ровно столько света, чтоб подносчики пороха видели, что делают, получая полные картузы из-за двуслойного саржевого занавеса, отделявшего пороховой погреб. В самом погребе помещались артиллерист и его помощник, в тряпичных тапочках, готовые передавать и, если понадобится, заполнять картузы. Под кормовым люком обитали врач и санитар. Хорнблауэр знал, что и его самого как-нибудь могут протащить по трапу истекающим кровью из раздробленной руки или ноги — он с некоторым облегчением поднялся обратно на палубу.

— Мистер Форман. — Форман был еще один "молодой джентльмен". — Каковы ваши инструкции касательно фонарей во время ночного боя?

— Я должен ждать, пока мистер Буш не прикажет их зажечь.

— И кого вы должны послать, если такой приказ поступит?

— Фирта, сэр.

Форман указал на смазливого матросика, стоявшего рядом с ним. Показалось Хорнблауэру или нет, что он заколебался, прежде чем ответить? Хорнблауэр повернулся к Фирту.

— И куда вы идете?

Фирт на мгновение устремил взгляд на Формана — возможно, от смущения. Но Форман слегка качнулся, как бы указывая плечом, и одной рукой быстро провел перед животом, видимо, изображая непомерную толщину мистера Вайза.

— На бак, сэр, — сказал Фирт. — Их выдает боцман. Возле уступа полуюта.

— Очень хорошо, — ответил Хорнблауэр.

Он не сомневался, что Форман начисто забыл передать приказ Буша касательно фонарей. Но Форману хватило сообразительности исправить положение, а Фирт оказался не только достаточно сообразителен, но и достаточно предан, чтоб выручить своего унтер-офицера. Стоит приглядывать за этой парочкой. Уступ полуюта был вдохновенной догадкой — он располагался вблизи боцманской кладовой.

Хорнблауэр пошел обратно на шканцы, Буш за ним. Хорнблауэр взглядом пробежал по последней неосмотренной пушке — левой шканцевой карронаде. Выбрав место, откуда их могли слышать как можно больше людей, он сказал:

— Мистер Буш, у нас превосходное судно. Если мы хорошо потрудимся, у нас будет и превосходная команда. Если Бони нуждается в уроке, мы ему покажем. Можете продолжать учения.

— Есть, сэр.

Это слышали шесть морских пехотинцев на шканцах, рулевой, орудийные расчеты карронад, мистер Провс и все кормовые матросы. Хорнблауэр чувствовал, что сейчас не время произносить речь, но не сомневался, что слова его за время ближайшей собачьей вахты разнесутся по судну. "Мы" должно было стать объединяющим лозунгом. Тем временем Буш продолжал учения. "Отцепить орудийные брюки. Выровнять пушки. Вынуть дульные пробки". И так далее.

— Скоро они будут в форме, сэр, — сказал Буш. — И тогда нам останется только сойтись с неприятелем борт к борту.

— Не обязательно борт к борту, мистер Буш. Я хочу, чтоб во время следующих учений матросы потренировались в прицельной стрельбе на большое расстояние.

— Есть, сэр. Конечно, — согласился Буш. Но согласился он неискренне. Буш не представлял себе, как управлять "Отчаянным" в бою. Идеалом Буша был ближний бой, когда невозможно промахнуться и главное быстро заряжать и выдвигать пушки. Очень хорошо для линейного корабля, но вряд ли пригодно для "Отчаянного". Военный шлюп куда более уязвим, чем фрегат. Двадцать девятифунтовок, определявшие его класс (четыре карронады не считались), так называемые "длинные пушки", лучше приспособлены для стрельбы на расстояние около двух кабельтовых, чем для ближнего боя, когда пушки противника имеют равные с ними шансы на попадание. "Отчаянный" — самое маленькое судно с тремя мачтами, шканцами и полубаком на флоте. Скорее всего любой встреченный им противник будет значительно, даже неизмеримо, превосходить его и размером, и количеством пушек, и весом ядер. Решительность и смелость могут принести ему победу, но надежнее умение, предвиденье и хорошее управление. Хорнблауэр слышал, как дрожит судно от выдвигаемых пушек.

— Земля! Земля! — закричал впередсмотрящий с фор-марса. — Земля в одном румбе на подветренной скуле!

Это, должно быть, Франция, Уэссан, арена их будущих подвигов. Здесь, возможно, им суждено встретить смерть. Естественно, команда взволновалась. Подняв головы, матросы повернулись в сторону невидимой еще земли.

— Банить пушки! — прокричал Буш в рупор. Можно положиться на Буша — уж он-то поддержит порядок в любой обстановке.

— Заряжай.

Матросам трудно было заниматься учебной стрельбой в таких волнующих обстоятельствах. С одной стороны, они подчинялись дисциплине, с другой — были разочарованы.

— Навести пушки! Мистер Чизман! Прибойничий у пушки № 7 не занимается своим делом. Я хочу знать его имя.

Провс направил подзорную трубу вперед. Это была его обязанность как офицера, отвечающего за навигацию, но и его привилегия.

У Хорнблауэра чесались руки последовать примеру Провса, но он сдержался. Обо всем важном Провс ему доложит. Он выждал, пока сделают еще один учебный бортовой залп, и только потом заговорил.

— Мистер Буш, вы можете закрепить пушки, спасибо.

— Есть, сэр.

Провс протянул Хорнблауэру подзорную трубу.

— Это маяк на Уэссане, сэр, — сказал он. Хорнблауэр поймал дальний отблеск маяка, гигантской конструкции, увенчанной фонарем. В мирное время французское правительство поддерживало здесь огонь для морских судов — половина мировых торговых путей проходит мимо Уэссана.

— Спасибо, мистер Провс. — Хорнблауэр снова мысленно представил карту, вспомнил планы, которые составлял, готовя судно к отплытию, во время медового месяца, во время морской болезни, в последние напряженные дни. — Ветер становится более западным. Но пока мы доберемся до Сен-Матье, стемнеет. До полуночи мы будем идти к зюйду под малыми парусами. За час до рассвета я хочу быть в лиге от Черных Скал.

— Есть, сэр.

Буш, только что закрепивший пушки, присоединился к ним.

— Посмотрите, сэр! Мимо нас проходит состояние. С наветренной стороны видно было большое судно, его паруса вспыхивали в лучах клонившегося к западу солнца.

— Французский индиец, — заметил Хорнблауэр, направляя на него подзорную трубу.

— Четверть миллиона фунтов, — убивался Буш. — Вам бы досталось сто тысяч, если б только объявили войну. Неужели вас это не бесит? С этим ветром он благополучно доберется до Гавра.

— Другие будут, — попробовал утешить его Хорнблауэр.

— Не так много. Уж поверьте Бони. Он предупредит их всех, как только решится воевать, и все французские корабли укроются в нейтральных портах. На Мадейре и на Азорах, в Кадисе и в Ферроле. А ведь мы могли бы заработать состояние!

Возможность получить призовые деньги постоянно занимала мысли каждого флотского офицера.

— Возможно, еще заработаем, — сказал Хорнблауэр. Он подумал о Марии и о своем жалованьи — сотня фунтов сильно изменила бы дело.

— Возможно, — без особой надежды ответил Буш.

— А вот и другая сторона медали, — добавил Хорнблауэр, указывая на горизонт.

Вдалеке виднелись еще несколько парусов, уже британских. Они свидетельствовали о широчайшем размахе британской торговли. Эти корабли везут богатство, которое позволяет содержать флот, поддерживать союзников, производить оружие — не говоря уже о том, что они дают начальную подготовку матросам, которые впоследствии займут места на военных кораблях, которые, в свою очередь, сохраняют моря открытыми для английских купцов и закрытыми для их врагов.

— Это всего-навсего британцы, сэр, — удивленно сказал Провс. Он не видел того, что видел Хорнблауэр. Бушу пришлось пристально глядеть на капитана, пока до него дошло.

Бросание лага, а потом и смена вахты избавили Хорнблауэра от искушения прочесть проповедь.

— Какая скорость, мистер Янг?

— Три с половиной узла, сэр.

— Спасибо. — Хорнблауэр повернулся к Провсу. — Держите судно на прежнем курсе.

— Есть, сэр.

Хорнблауэр направил подзорную трубу вперед и немного влево. Черное пятнышко подпрыгивало на волнах возле острова Молэн. Хорнблауэр внимательно за ним наблюдал.

— Я думаю, мистер Провс, — сказал он, не отрываясь от подзорной трубы, — мы могли бы взять курс немного ближе к берегу. Скажем, на два румба. Я хотел бы пройти близко от этого рыбачьего судна.

— Есть, сэр.

Это было небольшое судно, занимавшееся ловлей сардин — очень похожие Хорнблауэр видел у берегов Корнуолла. Как раз в этот момент тянули сеть. Когда "Отчаянный" немного приблизился, Хорнблауэр в подзорную трубу различил четыре ритмично движущиеся фигурки.

— Пожалуйста, мистер Провс, руль еще немного под ветер. Я хочу пройти еще ближе к ним.

Сейчас Хорнблауэр разглядел, что рядом с рыбачьим судном кусочек моря имеет совершенно иной цвет, серебристо-металлический, не такой, как остальное серое море — рыбаки нашли стаю сардин и сейчас захватили ее в сеть.

— Мистер Буш. Попробуйте прочесть название. Они быстро сближались — через несколько минут Буш разобрал грубые белые буквы на корме.

— Из Бреста, сэр. "Дукс Фрирс". С такой подсказкой Хорнблауэр смог и сам прочесть название судна — "Де Фрер", Брест.

— Обстените грот-марсель, мистер Янг! — крикнул Хорнблауэр вахтенному офицеру, потом повернулся к Бушу и Провсу: — Сегодня я хочу поужинать сардинами.

Они уставились на него с плохо скрываемым изумлением.

— Сардинами, сэр?

— Именно.

Рыбаки уже подтянули сеть к лодке и теперь втаскивали через борт серебристую массу. Они так увлеклись, что не заметили, как "Отчаянный" неслышно подошел к ним. Неожиданно они увидели нависший над ними в закатном свете красавец-корабль. Они даже перепугались вначале, но тут же сообразили, что в мирное время британский военный корабль может причинить им куда меньше вреда, чем французский, осуществляющий Inscription Maritime{3}.

Хорнблауэр вынул из стропки рупор. Он дрожал от возбуждения, и ему потребовалось усилие, чтоб овладеть собой. Это может быть первый шаг к тому, чтоб повлиять на будущую историю. Кроме того, он давно не говорил по-французски и должен был сосредоточиться на том, что собирался сказать.

— Добрый вечер, капитан! — крикнул он. Рыбаки, успокоившись, дружелюбно замахали в ответ. — Не продадите ли вы мне рыбы?

Рыбаки быстро посовещались, и один откликнулся:

— Сколько?

— Фунтов двадцать. Они снова посовещались.

— Хорошо!

— Капитан, — продолжал Хорнблауэр. Ему приходилось не только подбирать французские слова, но и придумывать, как повернуть ситуацию в нужном ему направлении. — Закончите свою работу. Потом поднимайтесь на борт. Выпьем по стаканчику рому за дружбу народов.

Начало фразы было неудачное, это Хорнблауэр почувствовал сам — он не смог перевести "вытащите ваш улов". Но он знал, что соблазн испробовать британского рома окажется достаточно силен — и он немного гордился сочетанием "1'amitie des nations". Как по-французски "ялик"? Chaloupe, наверное. Хорнблауэр продолжил свои приглашения, и кто-то из рыбаков, прежде чем вернуться к улову, согласно махнул рукой. Наконец, когда сеть втащили в лодку, двое французов перелезли в ялик, подошедший к ним вплотную — он был ненамного ниже рыбачьего суденышка. Ялик быстро подошел к "Отчаянному" на веслах.

— Я приму капитана у себя в каюте, — сказал Хорнблауэр. — Мистер Буш, проследите, чтоб второго рыбака провели на бак и позаботились о нем. Проследите, чтоб ему дали выпить.

— Есть, сэр.

На спущенном за борт лине втащили два больших ведра рыбы, следом взобрались оба рыбака в синих вязаных фуфайках.

— Очень рад вас видеть, капитан, — сказал Хорнблауэр, встречая их на шкафуте. — Пожалуйста, пройдемте со мной.

Пока Хорнблауэр вел капитана по шканцам в свою каюту, тот с любопытством озирался по сторонам. В каюте он осторожно сел на единственный стул, Хорнблауэр примостился на койке. Синяя фуфайка и штаны капитана были перепачканы рыбьей чешуей — каюта неделю будет вонять рыбой. Хьюит принес ром и воду. Хорнблауэр налил два больших стакана, капитан с видом знатока отхлебнул.

— Успешно ли идет лов? — осведомился Хорнблауэр. Он слушал, как капитан на почти невразумительном бретонском диалекте жалуется на низкий доход, приносимый ловлей сардин. Разговор продолжался. С прелестей мирного времени легко было перейти на возможность войны — едва ли два моряка, встретившись, могли обойти вниманием эту тему.

— Я полагаю, не просто набрать матросов на военные корабли.

Капитан пожал плечами.

— Конечно.

Жест сказал больше, чем слово.

— Вероятно, дело идет очень медленно, — сказал Хорнблауэр. Капитан кивнул.

— Но, конечно, корабли готовы к выходу в море? Хорнблауэр не знал, как сказать по-французски "стоят на приколе", поэтому спросил наоборот.

— О нет, — ответил капитан. Он продолжил, без стеснения высказывая свое презрение к французскому флотскому начальству. Ни один линейный корабль не готов к выходу в море. Ясное дело, ни один.

— Позвольте наполнить ваш стакан, капитан, — сказал Хорнблауэр. — Я полагаю, в первую очередь матросов получают фрегаты?

Может быть, тех, которых удается найти. Этого гость не знал. Конечно, есть... — тут у Хорнблауэра возникло затруднение. Потом он понял. Фрегат "Луара" был подготовлен к плаванью неделю назад (бретонское "Луара" и смутило Хорнблауэра). Фрегат должен был отправиться в Индию, но по обычной глупости флотского начальства большую часть опытных моряков с него сняли и перераспределили по другим судам. Рыбак, поглощавший ром в неимоверном количестве, не скрывал ни едкой бретонской ненависти к установившемуся во Франции безбожному режиму, ни презрения опытного моряка к неумелому руководству Республиканского Флота. Хорнблауэру оставалось только вертеть в руках стакан и слушать, напрягаясь до предела, чтоб уловить все тонкости разговора на чужом языке. Когда капитан встал, чтобы распрощаться, Хорнблауэр почти искренно сказал на ломанном французском, что сожалеет об его уходе.

— И все же мы можем встретиться, даже если начнется война. Я думаю, вы знаете, что Королевский Флот Великобритании не воюет с рыбачьими судами. Я всегда буду рад купить у вас немного рыбы.

Французский капитан посмотрел на него пристально, быть может из-за того, что речь зашла о деньгах. Сейчас самый ответственный момент, требующий точного суждения. Сколько? Что сказать?

— Конечно, я должен расплатиться за сегодняшнее, — сказал Хорнблауэр, запуская руку в карман. Он вынул две монеты по десять франков и вложил их в мозолистую ладонь капитана. На обветренном лице рыбака проступило нескрываемое изумление. Изумление сменилось алчностью, потом подозрением. Капитан явно что-то просчитывал, потом решительно сжал руку и спрятал деньги в карман. Чувства сменялись на его лице, как краски на шкуре умирающего дельфина. Двадцать франков золотом за два ведра сардин — скорее всего капитан кормит себя, жену и детей на двадцать франков в неделю. Десять франков в неделю он платит работникам. Деньги большие — то ли английский капитан не знает цены золоту, то ли... Во всяком случае, француз мог не сомневаться, что стал на двадцать франков богаче, и что в будущем может тоже рассчитывать на золото.

— Надеюсь, мы еще встретимся, капитан, — сказал Хорнблауэр. — И вы понимаете, конечно, что мы в море всегда интересуемся тем, что происходит на суше.

Оба бретонца с пустыми ведрами перелезли через борт, оставив Буша горестно лицезреть грязные следы на палубе.

— Палубу можно вымыть шваброй, мистер Буш, — сказал Хорнблауэр. — Это будет удачным завершением удачного дня.