Форестер Сесил Скотт Хорнблауэр и "Отчаянный" : 22

22

Капитан Мур так расположил эскадру, что даже Хорнблауэр вынужден был нехотя его одобрить. Пять кораблей выстраивались в цепочку, каждый в пределах видимости от предыдущего. Получалось пятнадцать миль между кораблями, плюс с самого южного и самого северного из них можно было осматривать горизонт еще на пятнадцать миль, всего около девяноста миль. Днем корабли лавировали в сторону Америки, ночью возвращались к Европе, чтоб, если по несчастью флотилия проскочит их в темноте, ее можно было бы быстро догнать. На рассвете позиция кораблей была на меридиане мыса Сан-Висенти — 9° западной долготы, на закате — так далеко к западу, как будут требовать обстоятельства.

Ибо поиски иголки-флотилии в стоге сена — Атлантике были не так сложны, как может показаться с первого взгляда. Во-первых, по неизменным испанским законам флотилия должна доставить свой груз в Кадис, и никуда больше, во-вторых, по направлению ветра легко можно было определить, откуда она появится. А в-третьих, испанские капитаны после долгого плаванья наверняка будут сомневаться в своей долготе, широту же по секстану будут знать более или менее точно, и, скорее всего, постараются пройти заключительный отрезок пути на широте Кадиса — 36°30', чтоб миновать с одной стороны португальское побережье, с другой — африканское.

Так что в самой середине британской колонны, на широте 36°30' находился коммодор на "Неустанном", а остальные четыре корабля располагались к югу и к северу от него. Флажки днем и ракета ночью должны оповестить все корабли эскадры, что флотилия приближается. Им нетрудно будет быстро подойти к судну, которое подало сигнал, а в ста пятидесяти милях от Кадиса им хватит времени и места, чтоб настоять на своем.

За час до рассвета Хорнблауэр вышел на палубу (он уже дважды выходил этой ночью, как и в каждую предшествующую). Ночью было ясно; сейчас тоже.

— Ветер норд-ост-тень-норд, сэр, — доложил Провс.— Сан-Висенти примерно в пяти лигах к северу.

Ветер умеренный; можно было бы поставить все паруса вплоть до бом-брамселей, но "Отчаянный" шел в бейдевинд на левом галсе под марселями. Хорнблауэр направил подзорную трубу на юг, туда, где должна была находиться "Медуза". "Отчаянный" как наименее значительное судно занимал позицию дальше всех к северу, там, где вероятность встретить флотилию наименьшая. Было еще слишком темно, чтоб различить "Медузу".

— Мистер Форман, пожалуйста, поднимитесь на мачту с сигнальной книгой.

Конечно, все офицеры и матросы ломают себе голову, для чего изо дня в день эскадра сторожит один и тот же кусочек морского пространства. Самые сообразительные, наверно, даже угадали истинную причину. Тут ничего не попишешь.

— Вот она, сэр! — сказал Провс. -Азимут зюйд-тень-вест. Мы немного впереди от позиции.

— Обстените крюйсель, пожалуйста.

Они мили на две впереди позиции — не так и плохо после долгой ночи. Несложно будет занять свою позицию, точно к северу от "Медузы".

— Эй, на палубе! — закричал Форман с грот-марса. — "Медуза" сигналит. "Коммодор, всем кораблям". Медуза повторяла сигналы "Неустанного".

— "Поворот через фордевинд" — кричал Форман. — "Курс вест. Марсели".

— Мистер Чизмен, будьте добры подтвердить. Чизмен был вторым сигнальным офицером и учился заменять Формана.

— Поставьте матросов к брасам, мистер Провс. Мур должен получать большое удовлетворение, управляя маневрами шестидесятимильной колонны с помощью флажков.

— Эй, на палубе! — закричал вдруг Форман совсем другим голосом. — Вижу судно на левом траверзе, почти на ветре, сэр. Идет на фордевинд, быстро.

"Отчаянный" все еще ждал, когда "Медуза" спустит сигнал — сразу после этого он должен был повернуться.

— Что вы видите, мистер Форман?

— Военный корабль, сэр. Фрегат. Похож на французский, сэр. Это может быть "Фелиситэ", сэр.

Очень даже может быть, что это "Фелиситэ", идущая из Кадиса. К этому времени до испанцев могли дойти слухи о британском кордоне в море. Если "Фелиситэ" обогнет британскую колонну, она успеет предупредить флотилию. Или подождет в отдалении и вмешается, когда появятся испанцы. Бонапарт сможет раздуть в "Мониторе" целую историю из того, как доблестный французский флот бросился на выручку подвергшимся нападению нейтральным кораблям. А если дело дойдет до боя, присутствие "Фелиситэ" может оказаться решающим — большой французский фрегат и четыре больших испанских против большого британского, трех малых и шлюпа.

— Я поднимусь на мачту и посмотрю сам, сэр. — Буш, как всегда, оказался в нужном месте и в нужное время. С ловкостью опытного моряка он побежал по вантам.

— Сигнал спущен, сэр! — закричал Форман. В этот момент "Отчаянный" должен был положить руль под ветер, чтоб все пять кораблей повернулись одновременно.

— Нет, мистер Провс. Мы подождем.

На горизонте "Медуза" повернулась. Теперь она шла на фордевинд, и расстояние между ней и идущим в противоположную сторону шлюпом быстро увеличивалось.

— Это "Фелиситэ", сэр! — крикнул Буш.

— Спасибо, мистер Буш! Я попрошу вас немедленно спуститься! Барабанщик. Сигнальте всем по местам. Корабль к бою. Мистер Чизмен, поднимите такой сигнал: "Вижу французский фрегат с наветренной стороны".

— Есть, сэр. "Медуза" быстро удаляется.

— Все равно поднимите.

Буш с быстротой молнии спустился вниз и прежде, чем занялся подготовкой к бою, успел обменяться с Хорнблауэром взглядами. В глазах у него читался вопрос. Буш единственный кроме Хорнблауэра знал, какую цель преследует британская эскадра. Если "Отчаянный" разойдется с фрегатами в то время, когда появится флотилия, он потеряет свою долю призовых денег. Но призовые деньги — всего лишь один фактор, главная же цель — флотилия. И потому "Отчаянный" не послушает сигнала с "Медузы" и повернет в сторону себе на беду — и на беду своему капитану. И Буш знал, как неравны силы "Отчаянного" и "Фелиситэ". Если дело дойдет до бортовых залпов, все кончится тем, что половина их команды будет перебита, а половина — в плену.

— "Медуза" вне пределов видимости, сэр. Она не подтвердила наш сигнал. — Это кричал Форман, все еще с мачты.

— Очень хорошо, мистер Форман. Можете спускаться.

— Ее видно с палубы, сэр, — сказал Провс.

— Да. — Прямо на горизонте видны были марсели и брамсели французского корабля. Хорнблауэру трудно было удержать их в поле зрения подзорной трубы — он дрожал от возбуждения. Оставалось только надеяться, что тревога не написана у него на лице.

— Корабль к бою готов, сэр, — доложил Буш. Пушки выдвинуты, взволнованная орудийная прислуга заняла своим места.

— Она привелась к ветру? — воскликнул Провс.

— Ага!

"Фелиситэ" легла на левый галс, направляясь в сторону. Она уклонялась от боя.

— Они что, драться не хотят? — воскликнул Буш. Напряжение Хорнблауэра немного спало, когда он увидел, что его выкладки подтверждаются. Он двинулся к "Фелиситэ" с намерением ввязаться в долгий поединок с большого расстояния. Он надеялся повредить рангоут "Фелиситэ", чтоб она не смогла предупредить испанцев. Француз, видимо, угадал его намерения. Он не хотел рисковать, пока не выполнит своего поручения.

— Поворот оверштаг, пожалуйста, мистер Провс. "Отчаянный" с точностью механизма лег на другой курс.

— Круто к ветру!

Теперь они шли наперерез. Француз, уклоняясь от боя, намеревался обогнуть британскую колонну и присоединиться к испанцам, а Хорнблауэр перекрыл ему этот путь. Марсели "Фелиситэ" повернулись.

— Он повернул прочь!

Это ему не поможет. Далеко-далеко за марселями "Фелиситэ" голубел на горизонте берег Южной Португалии.

— На этом курсе он не пройдет Сан-Висенти, — сказал Провс.

Лагуш, Сан-Висенти, Сагриш — прославленные в морской истории имена. Эти далеко выступающие мысы не дадут "Фелиситэ" уклониться от боя. Скоро ей придется вступить в поединок. Хорнблауэр как раз продумывал, каким этот поединок будет.

— Мистер Буш!

— Сэр!

— Я хочу, чтоб две пушки стреляли прямо с кормы. Вам придется удалить транцы. Займитесь этим немедленно.

— Есть, сэр.

— Спасибо, мистер Буш.

Парусные суда практически не могут стрелять прямо назад или вперед; удовлетворительно разрешить эту проблему не удавалось еще никому. Обычно удобнее всего стрелять бортовыми залпами, поэтому на носу и на корме пушки как правило не ставили, и это учитывалось при строительстве кораблей. Сейчас Хорнблауэр собирался отбросить все преимущества, которые извлекали из этого обстоятельства кораблестроители всех времен и народов. Он собирался ослабить "Отчаянного" и получить взамен кратковременную выгоду в редкой ситуации. Хорнблауэр услышал треск древесины, и палуба у него под ногами мелко задрожала — это заработали пилы.

— Пошлите на корму артиллериста. Прежде чем начнут двигать пушки, ему придется основать тали и брюки.

Голубая полоска берега стала отчетливей. Ясно видна была громада мыса Сан-Висенти. Целиком видна была "Фелиситэ" и длинный-предлинный ряд ее выдвинутых пушек. Грот-марсель заполоскал: она поворачивалась через форде-винд. Теперь она готова была драться.

— Руль на ветер, мистер Провс. Обстените грот-марсель. Важно было выиграть время. "Отчаянный" тоже повернулся через фордевинд. Хорнблауэр не собирался вести безнадежный бой; если француз не торопится, он тоже торопиться не будет. При легком ветре и умеренном волнении "Отчаянный" имел значительные преимущества перед большим фрегатом и Хорнблауэр не собирался от них отказываться. "Отчаянный" и "Фелиситэ" приглядывались друг к другу, как два кулачных бойца, только что вышедшие на ринг. День был чудесный — под голубым небом расстилалось синее море. Мир, который Хорнблауэр, может быть, скоро покинет — прекрасен. Скрип пушечных катков говорил, что по крайней мере одно орудие начали перетаскивать. И в ту же секунду Хорнблауэр подумал о Марии и о маленьком Горацио — безумие, и он немедленно выкинул эти мысли из головы.

Секунда проходила за секундой. Быть может, французский капитан держал на шканцах военный совет, может, просто колебался, не зная, что же решить в такой момент, когда на весах лежит судьба целых народов.

— Мистер Буш передает, сэр. Одна пушка готова к бою. Вторая будет готова через несколько минут.

— Спасибо, мистер Оррок. Скажите мистеру Бушу, пусть поставит к ним двух лучших наводчиков. Грот-марсель "Фелиситэ" снова наполнился.

— К брасам!

"Отчаянный" взял курс на противника. Хорнблауэр не хотел без необходимости приближаться к берегу и на дюйм.

— Руль на ветер!

"Отчаянный" повернулся через фордевинд. Теперь два судна были на расстоянии дальнего пушечного выстрела. Нос "Фелиситэ" указывал прямо на шлюп, корма "Отчаянного" — прямо на "Фелиситэ".

— Скажите мистеру Бушу, чтоб открывал огонь! Буш начал стрелять раньше, чем ему могли передать приказ. Громыхнули пушки, дым клубами повалил из-под кормового подзора и окутал шканцы. Как Хорнблауэр ни напрягал зрение, он ничего не мог разглядеть, только прекрасные обводы носа "Фелиситэ", ее круто поднятый бушприт, блещущие белизной паруса. Под ногами загрохотали катки — это снова выдвигали пушки. Ба-бах! Теперь Хорнблауэр увидел. Стоя прямо над пушками, глядя по направлению выстрела, он различил как бы небрежно нарисованную карандашом на белизне парусов и синеве неба черточку. Она пошла вверх, потом повернула вниз, потом все окутал дым. Наверняка попали. Дым помешал ему увидеть второй выстрел.

Длинные британские девятифунтовки — лучшие пушки на флоте, когда дело касается точности наведения; они значительно превосходят в этом отношении любые другие орудия. И даже девятифунтовое ядро способно нанести значительный ущерб, когда летит со скоростью тысяча футов в секунду. Ба-бах. Несчастные французы вынуждены сносить обстрел, не имея возможности ответить тем же.

— Смотрите! — сказал Провс.

Фока-стаксель "Фелиситэ" трепался по ветру. С первого взгляда трудно было понять, что произошло.

— Лопнул фока-штаг, сэр, — решил наконец Провс. Что он прав, стало видно через минуту, как только на "Фелиситэ" убрали фока-стаксель. Сама по себе утрата паруса значения не имела, но фока-штаг играет главную роль в сложной уравновешенной системе (какой была и французская конституция, пока власть не захватил Бонапарт), удерживающей мачты.

— Мистер Оррок, бегите вниз и скажите мистеру Бушу:

"Молодец".

Ба-бах. Когда дым рассеялся, Хорнблауэр увидел, что "Фелиситэ" повернулась, увидел, как выстрелили ее пушки, и тут же облако дыма скрыло ее. С жутким воем где-то близко пронеслись ядра, и с обеих сторон от "Отчаянного" поднялось по фонтану брызг. Других результатов у этого бортового залпа не было. Взволнованная команда, стреляющая во время поворота, вряд ли могла добиться большего, даже имея двадцать две пушки.

На "Отчаянном" нестройно закричали "ура!": Хорнблауэр, обернувшись, увидел, что все незанятые матросы, высунув головы в пушечные порты, смотрят на французов. Против этого он ничего возразить не мог, но тут он снова взглянул на "Фелиситэ" и увидел нечто, побудившее его отдать приказ, по которому для каждого сразу нашлась работа. Француз отклонился от курса не просто, чтоб дать бортовой залп. Он лег в дрейф под обстененным крюйселем, чтоб сплеснить фока-штаг. В этом положении его пушки стрелять не смогут. Однако время не ждет — "Отчаянный" шел на фордевинд, и расстояние между кораблями быстро увеличивалось.

— Приготовиться у пушек левого борта. К брасам! Руль право на борт!

"Отчаянный" плавно лег на левый галс. Сейчас он был напротив левой раковины "Фелиситэ", под таким углом ни у одного француза пушки стрелять не будут. Буш перебежал с кормы, чтоб лично руководить орудиями левого борта. Он шагал от пушки к пушке, убеждаясь в точности наводки. "Отчаянный" палил по беспомощному врагу. Расстояние очень большое, но некоторые выстрелы должны наносить ущерб. Хорнблауэр смотрел, как меняются очертания "Фелиситэ" по мере того, как "Отчаянный" заходит ей в корму

— Приготовиться к повороту оверштаг после следующего бортового залпа!

Девять пушек выстрелили, и дым еще клубился на шкафуте, когда "Отчаянный" снова лег на другой галс.

— Пушки правого борта, огонь! Возбужденные матросы перебежали с левого борта на правый, но в этот момент крюйсель "Фелиситэ" повернулся.

— Руль на ветер!

К тому времени, как задерганные французы повернули судно носом к ветру, "Отчаянный" уже обратил к ним корму, и Буш снова бежал к ретирадным орудиям. Это была расплата за давний поединок с "Луарой". При умеренном ветре и слабом волнении маневренный шлюп имел все преимущества перед большим фрегатом. То что было — лишь образец того, что будут повторять весь этот утомительный день голодные люди под золотым солнцем, над синим морем, в едком пороховом дыму.

Наибольшее преимущество давало подветренное положение "Отчаянного". Дальше под ветром за горизонтом располагалась британская эскадра — француз не решится далеко преследовать их в этом направлении из опасения самому оказаться в ловушке. Более того, француз стремится выполнить свое поручение, то есть найти и предупредить испанскую эскадру, и значит, ему надо отойти подальше от берега, обогнуть Сан-Висенти и стряхнуть с себя назойливого маленького врага, который вцепился мертвой хваткой, палит ему по корме, дырявит паруса, рвет бегучий такелаж.

В продолжении этого долгого дня "Фелиситэ" много раз стреляла бортовыми залпами. Метили французы в основном плохо. И весь день напролет Хорнблауэр стоял на шканцах, следил за изменениями ветра, выкрикивал приказы и управлял своим суденышком с неослабевающим вниманием и неистощимой изобретательностью. Иногда ядро с "Фелиситэ" попадало в цель: прямо на глазах у Хорнблауэра одиннадцатифунтовое ядро пролетело в открытый пушечный порт и превратило пять человек в колышущуюся кровавую массу. И все же почти до вечера серьезного ущерба "Отчаянный" избегал. Тем временем ветер задул с юга, а солнце медленно поползло к западу. Когда ветер переменился, положение стало более опасным, а к вечеру внимание Хорнблауэра от усталости притупилось.

С расстояния в три четверти мили французам удалось-таки сделать удачный выстрел, один из бортового залпа, произведенного в то время, когда они сильно отклонились от курса. Наверху послышался треск, и Хорнблауэр увидел, как грота-рей разломился пополам — ядро ударило в самую его середину. Половинки рея повисли под немыслимым углом, грозя, словно стрелы, обрушиться на палубу. Встала новая и насущная задача — изучить грозно раскачивающиеся обломки, и приказать так повернуть руль, чтоб паруса заполоскали и нагрузка снизилась.

— Мистер Вайз! Возьмите сколько нужно матросов и закрепите обломки.

После этого Хорнблауэр смог поднести к ноющему от усталости глазу подзорную трубу и посмотреть, что же теперь намерена делать "Фелиситэ". Пользуясь полученным преимуществом, она могла бы навязать им ближний бой. Хорнблауэру придется сражаться до последнего вдоха. Но он увидел нечто совсем иное, и ему пришло взглянуть дважды, прежде чем он поверил утомленным глазам. "Фелиситэ", подняв все паруса, уходила на закат. Поджав хвост, удирала она за горизонт от назойливого врага, вымотавшего ее за девять часов непрерывного боя.

Матросы видели это. Кто-то крикнул "ура!", остальные нестройно подхватили. Они улыбались, скаля зубы, неестественно белые на фоне почерневших от пороха лиц. Подошел Буш, такой же черный, как и все остальные.

— Сэр! — сказал он. — Не знаю, как вас и поздравлять.

— Спасибо, мистер Буш. Проследите за мистером Вайзом. У нас есть два запасных лисель-спирта — из них можно сделать шкалы на грота-рей.

— Есть, сэр.

Несмотря на почерневшее лицо, несмотря на усталость, которую даже ему не по силам было скрывать, Буш все так же странно смотрел на своего капитана. В этом взгляде были смешаны восхищение и удивление. Буша распирало желание поговорить. Ему потребовалось заметное усилие воли, чтобы повернуться без единого слова, и Хорнблауэр выпустил прощальный заряд в его удаляющуюся спину:

— Я хочу, чтоб корабль до заката был готов к действиям, мистер Буш.

Докладывал Гэрни-артиллерист:

— Мы израсходовали верхний ярус пороха и начали второй, сэр. Это полторы тонны пороха. Пять тонн ядер, сэр. Мы использовали все картузы, сэр. Мои помощники сейчас шьют новые.

Потом плотник, потом баталер и врач. Надо накормить живых и похоронить мертвых. Мертвых, которых Хорнблауэр так хорошо знал. Когда Уоллес читал список, он испытал горячее сожаление и глубокое чувство личной утраты. Среди них были хорошие моряки и плохие моряки. Утром они были живы, а сейчас мертвы, потому что он выполнил свой долг. Нельзя так думать. Он служит трудному делу, безжалостному, как сталь как летящее пушечное ядро.

В девять часов вечера Хорнблауэр сел поесть — впервые со вчерашнего дня — и, отдавшись неумелым заботам Бэйли опять подумал о Доути, а от Доути — шаг вполне естественный — мысли его перешли на восемь миллионов испанских долларов. Его усталый ум очистился от сознания греха. Ему не придется причислять себя к тем мошенникам и казнокрадам, которые встречаются иногда среди капитанов. Он отпустил себе грех; нехотя, но отпустил.