В.Кунин "Иванов и Рабинович или Ай гоу ту Хайфа": Глава 41

КАК ВЫГЛЯДИТ УЛЫБКА СУДЬБЫ

Вблизи какого-то нежилого островка свежий ветер сменился почти полным штилем. Паруса повисли, изредка слабо вспухая под угасающим дуновением теплого, вяло струящегося воздуха.

Яхта двигалась, повинуясь только течению. С биноклем на груди, забросив ноги на форлюк рубки, головой на жестком якорном ящике, на носу яхты лежал недвижимый Василий. Глаза его из-под козырька черной пиратской шапочки были бессмысленно и отрешенно устремлены в небо...

- Вась!.. А, Вась... - негромко позвал его Арон. Василий не ответил. Молчал, смотрел в голубое Эгейское небо. - Ну,очнись, Вась... - мягко сказал Арон. - Сел хотя бы. А то кровь к голове прильет - совсем чокнешься. Вредно лежать так...

Молча Василий снял ноги с форлюка.

- Ну, чего уж так убиваться-то, Вась?.. Ты вспомни, когда в лагере мы блатным пиздюлей накидали, как нас тогда вертухали, в зоне отметелили и в штрафной изолятор запхнули... Что, лучше было, что ли? А мы с тобой им тогда еще на зло песни пели! Ты еще стихи читал: "Я волком бы выгрыз бюрократизм... " Как сейчас помню! Неделю жрать не давали... И ничего, оклемались. Помнишь?

Василий прикрыл глаза, качнул головой из стороны в сторону, словно отгоняя от себя эти воспоминания, и надвинул длинный козырек черной шапочки на лицо.

- И ведь не я тебя тогда из изолятора вытаскивал, а ты меня!.. Вспомни. Я, дурак здоровый, на девятые сутки сломался, а ты был еще ого-го!..

Молчал Василий... Над его головой бессильно висел стаксель, под ним в борт яхты тихонько плескала слабенькая волна, поскрипывали снасти.

- А тут ты вдруг малость подраскис... А я без тебя - как без рук. Вот, к примеру, где мы сейчас? Я лично понятия не имею! - искренне сказал Арон.

Вася с трудом разомкнул пересохшие губы - хотел ответить. Но голоса не было. Он проглотил комок, откашлялся, отперхался и глухо сказал:

- Я тоже...

Арон обрадовался, что Василий хоть разомкнул уста, заговорил ласково, с фальшиво-бодрыми интонациями, как с маленьким капризным ребенком:

- Вот и хорошо! Вот и возьми лоцию, карту... Посчитай время, примерную скорость... Определись, дай мне точный курс!.. А то, не дай бог, погодка переменится - нам с тобой некогда будет на карту глянуть...

Василий снова замкнулся, лежал, не шевелясь, на носу яхты.

Арон совсем было пришел в отчаяние:

- Хоть бы вокруг огляделся!.. Что же тебе Марксен зря бинокль подарил?! Приставил бы ты его к своим глазкам – вон островишко какой-то рядом... А вдруг мы там чего-нибудь прожрать бы нашли?

При слове "пожрать" Василий тяжело и судорожно вздохнул, медленно приподнялся, сел и сдвинул козырек пиратской шапочки набок. Увидел неподалеку островок и нехотя поднял бинокль к глазам...

В окулярах бинокля остров резко приблизился, все на нем сильно увеличилось, и первое, что заполнило поле зрения Василия, была большая белая коза с огромным тяжелым выменем!..

Упругие струйки козьего молока с веселым звоном били в дно большой эмалированной кастрюли.

Обливаясь потом и задыхаясь от непривычной работы, Василий сидел на корточках и доил козу. Теперь его черная шапочка была повернута козырьком назад.

Чтобы коза не дергалась, а еще чего хуже не вздумала бы убежать, ноги ее были крепко привязаны к четырем колышкам, вбитым в землю, на рога накинута веревочная петля и конец веревки закреплен на низкорослом инжирном деревце с бесчисленным множеством спелых фиолетовых плодов.

Перед мордой козы на коленях стоял счастливый Арон, кормил инжиром козу и Василия, у которого руки были заняты добычей молока из нехудеющего козьего вымени, и ел инжир сам...

На прибрежной песчаной отмели валялся дар Немы Блюфштейна - резиновый тузих с двумя короткими веслами и белой надписью по толстенькому бортику "Я-К. Од. В. О. ", что должно было означать "Яхт-клуб Одесского военного округа".

Метрах в тридцати от берега на якоре покачивался "Опричник" со спущенными и впопыхах брошенными на рубку и палубу парусами.

И коза, и Василий жрали инжир так быстро, что Арон просто не успевал совать им в рот сладкие и спелые плоды.

- Вы куда так торопитесь, ребята? - тревожился Арон. - Ну, козе простительно. Коза, она и есть "коза"!.. Ты-то, Васька, поберегись. Столько дней не евши... Кишки же в брамштоковый узел завяжутся!

- Ни хрена!.. Я бы вообще отсюда уже никуда дальше не плыл, а попросил бы на этом острове гастрономического убежища... Давай еще!.. - задыхаясь от непрерывного доения и безостаноночной еды, прохрипел Василий и широко открыл рот...

Поздним вечером, в одних трусах сидели в каюте за столом друг против друга со стаканами козьего молока в руках.

Тут же стояла пустая эмалированная кастрюля и алюминиевая миска с одной-единственной инжириной.

Сидели точно так же, как когда-то сидели в Ленинграде на кухне Арона и приканчивали вторую бутылку водки. И выглядели точно так же, как после литра водки - пьяными, со слипающимися глазами, с заторможенной, неуверенной речью и не очень четким произношением.

Наверное, сказалось все - и изнурительная бессонница, и дикая усталость, издерганность последними событиями, внезапно навалившаяся сытость после долгого голодания. А может быть, такой замечательный эффект был достигнут при помощи активного сочетания козьего молока со свежим греческим инжиром.

- Все!.. По последней, и на боковую... - решительнно произнес Арон заплетающимся языком и поднял свой стакан с молоком. - За тебя, Васюся!

Василий тоже поднял стакан, сыто икнул и возразил: - Ни в коем случае!.. Сегодня за тебя! По разгонной - на ход ноги!.. Я тебя, знаешь, как уважаю?!

- Протестую!!! Несправедливо!.. - сказал Арон. - Ты меня уважаешь, и я тебя жутко уважаю! А козу мы, значит, не уважаем?!

- Очень уважаем!..

- Тогда пьем за козу! - Арон тяжело встал из-за стола. - За козу пьем стоя!..

Вася поднялся на ноги только со второй попытки и закричал: - За козу!!!

Они одновременно залпом опрокинули в себя остатки козьего молока, по привычке сморщились - будто от водки, и понюхали одну инжиринку на двоих.

И, словно в благодарность за произнесенный тост, с берега раздалось нежное блеяние...