Жюль Верн. Путешествие и приключения капитана Гаттераса: Глава 4

5 апреля наступил день отплытия "Форварда". Присутствие доктора на бриге несколько успокаивало умы: куда бы ни отправился достойный ученый, можно было смело следовать за ним. Но все же большая часть матросов была в некоторой тревоге, и Шандон, опасаясь, как бы дезертирство не произвело некоторого опустошения в рядах экипажа, торопился выйти в море: потеряв берег из виду, матросы волей-неволей покорятся своей участи.

Каюта доктора Клоубонни находилась под ютом и занимала всю кормовую часть брига. Каюты капитана и его помощника, расположенные друг против друга, выходили окнами на палубу. Каюту капитана, снабдив различными инструментами, мебелью, дорожной одеждой, книгами, бельем и утварью, подробно перечисленными в списке, наглухо заперли. По распоряжению неведомого капитана ключ от этой каюты был отправлен в Любек, следовательно, только он сам мог в нее войти.

Это очень беспокоило Шандона, ибо отнимало у него шансы на командование бригом. Он превосходно оборудовал свою каюту, так как ему были хорошо известны условия полярных экспедиций.

Каюта Уолла находилась рядом с кубриком, служившим матросам спальней. Там было очень просторно, и едва ли они нашли бы на другом судне более удобное помещение. О них заботились, как о ценном грузе; посреди кубрика стояла большая печь.

Доктор Клоубонни, вступивший во владение своей каютой 6 февраля, то есть на другой день после спуска брига на воду, весь ушел в свои хлопоты.

- Самым счастливым животным на свете, - рассуждал он, - была бы улитка, если бы она могла по своему желанию построить себе раковину. Постараюсь же быть разумной улиткой.

Действительно, эта раковина, в которой ему суждено было пробыть долгое время, принимала очень уютный вид. Клоубонни радовался, как ребенок или как ученый, приводя в порядок свое научное хозяйство. Его книги, гербарии, точные механизмы, физические приборы, коллекции термометров, барометров, гигрометров, дождемеров, подзорных труб, компасов, секстантов, карт, планов, склянки, порошки, пузырьки его довольно богатой походной аптечки - все это приводилось в порядок, которому мог бы позавидовать Британский музей. Пространство в шесть квадратных футов содержало неисчислимые богатства; доктору стоило только, не сходя с места, протянуть руку, чтобы мгновенно сделаться медиком, математиком, астрономом, географом, ботаником или конхиологом.

По правде сказать, он гордился своим хозяйством и был счастлив в своем плавучем святилище, где с трудом могли бы уместиться трое самых тощих его приятелей. Впрочем, вскоре появились и друзья и притом в таком количестве, что даже покладистый доктор не выдержал и под конец сказал, перефразируя известное изречение Сократа:

- Мой дом невелик, но дай бог, чтобы он никогда не наполнялся друзьями.

Для полноты описания "Форварда" добавим, что конура большого датского дога находилась как раз под окном таинственной каюты; но свирепый обитатель конуры предпочитал бродить по нижней палубе и трюму; казалось, не было возможности приручить его, и никто не мог совладать со странным нравом собаки. По ночам ее жалобный вой зловеще отдавался в глубине трюма.

Быть может, она тосковала по своему отсутствующему хозяину? Или инстинктивно предчувствовала опасности предстоящего путешествия?

Или предвещала грядущие напасти? Последнее казалось матросам вероятнее всего. Правда, некоторые подшучивали над ее повадками, но в душе считали собаку каким-то дьявольским отродьем.

Один из матросов, по имени Пэн, на редкость грубый малый, бросился однажды на собаку, чтобы ее отколотить, но оступился, упал на шпиль и раскроил себе голову. Разумеется, и в этом случае обвинили во всем злосчастную собаку.

Клифтон, самый суеверный из всего экипажа, заметил, что, находясь на юте, собака постоянно бродила на наветренной стороне; позже, когда бриг уже вышел в море и ему приходилось лавировать, странное животное после каждого поворота меняло место и упорно держалось наветренной стороны, словно настоящий капитан.

Доктор Клоубонни, который своей кротостью и приветливостью, казалось, мог бы смирить тигра, напрасно старался задобрить собаку, он только даром потратил труд и время.

Так как собака не откликалась ни на одно имя "собачьего календаря", то матросы под конец стали называть ее "Капитаном", ибо она прекрасно знала все морские порядки и, видимо, не раз уже побывала в плавании.

Понятно, чем был вызван шутливый ответ боцмана приятелю Клифтона, и не удивительно, что большинство матросов приняло его всерьез. Некоторые, правда, улыбались, вспоминая слова боцмана, но втайне ожидали, что в один прекрасный день собака примет человеческий образ и на бриге раздастся громкая команда капитана.

Хотя Ричард Шандон и не разделял этих суеверных страхов, но в душе он не был спокоен. Вечером 5-го, накануне отплытия, он сидел, дружески беседуя в кают-компании с доктором, Уоллом и Джонсоном.

Все четверо осушали уже по десятому стакану грога, надолго прощаясь с этим напитком, потому что, согласно предписаний, полученных в письме из Абердина, на время плавания все люди на бриге, начиная с капитана и кончая кочегаром, становились "водохлебами", то есть не должны были получать ни вина, ни пива. Крепкие напитки отпускались только в случае болезни, да и то по предписанию врача.

Уже добрый час беседовали они об отъезде. Если все распоряжения капитана действительно осуществятся, то Шандон получит завтра письмо, содержащее последние инструкции.

- Если из этого письма, - говорил Шандон, - я не узнаю имени капитана, то по крайней мере станет известным хоть место назначения брига. Иначе - куда же мы пойдем?

- На вашем месте, - ответил нетерпеливый доктор, - я отплыл бы, не дожидаясь письма. Ручаюсь, что это письмо нагонит нас в дороге.

- Вы так уверены, доктор? Но интересно знать, куда бы вы направили корабль?

- К Северному полюсу! Это само собой разумеется, - тут не может быть ни малейшего сомнения.

- Ни малейшего сомнения? - протянул Уолл. - Но почему же не к Южному полюсу?

- К Южному? - воскликнул доктор. - Никогда! Неужели капитан захочет пересекать весь Атлантический океан? Вы только представьте себе это, дорогой друг.

- У доктора на все готов ответ, - сказал Уолл.

- Допустим, что на север, - начал опять Шандон. - Но куда же именно, доктор: к Шпицбергену? Или к Гренландии? Или к Лабрадору? Или, наконец, в Баффинов залив? Если все дороги ведут к одному месту, то есть к непроходимым льдам, то, во всяком случае, дорог этих много, и мне было бы очень трудно выбрать ту или другую. Можете ли вы дать мне точный ответ?

- Нет, - ответил Клоубонни, досадуя, что не может ничего сказать. - Но если вы так и не получите письма - что вы будете делать?

- Да ничего; стану ждать.

- Вы не отправитесь? - воскликнул доктор, отчаянно потрясая стаканом.

- Конечно, нет.

- Так будет благоразумнее всего, - спокойно заговорил Джонсон, в то время как доктор, которому не сиделось на месте, взволнованно расхаживал вокруг стола. - Да, так будет благоразумнее, хотя дальнейшая проволочка может иметь дурные последствия. Во-первых, теперь самое благоприятное время года, и если мы в самом деле двинемся на север, то необходимо воспользоваться таянием льдов, чтобы пройти Девисов пролив. Во-вторых, экипаж с каждым днем все больше волнуется; друзья да товарищи подбивают наших матросов оставить бриг, и их запугивания могут сыграть с нами скверную шутку.

- К тому же, - добавил Джемс Уолл, - если среди матросов начнется паника, то они сбегут все до одного, и как вы наберете тогда новую команду?

- Но что же делать! - воскликнул Шандон.

- Ждать, как вы и сказали, - ответил доктор, - но ждать только до завтрашнего дня и не отчаиваться. Обещания капитана исполнялись до сих пор с поразительной точностью; поэтому нет оснований думать, что в свое время нам не будет сообщено, куда направляется бриг. Лично я ни на минуту не сомневаюсь, что завтра мы будем уже в Ирландском море, а потому, друзья мои, предлагаю вам выпить последний стакан грога за успех нашего плавания. Правда, оно начинается в несколько странных обстоятельствах, но с такими моряками, как вы, у нас тысяча шансов на счастливый исход!

И все четверо чокнулись в последний раз.

- А теперь, - обратился Джонсон к Шандону, - если позволите дать вам совет, приготовьте все к отплытию. Экипаж должен быть убежден, что вы вполне уверены в своих действиях. Получите вы завтра письмо или нет, - все равно снимайтесь с якоря. Не разводите паров; ветер, видимо, установился, и что может быть легче, как спуститься по течению. Пускай лоцман взойдет на борт; в час отлива выходите из дока и становитесь на якорь за Беркенхедским мысом; наши люди не будут иметь никаких сношений с берегом, и если этому дьявольскому письму суждено попасть в наши руки, то, поверьте, оно найдет нас там, как и во всяком другом месте.

- Умно сказано, Джонсон, - воскликнул доктор, протягивая руку старому моряку.

- Будь по-вашему! - согласился Шандон.

После этого все разошлись по своим каютам. В эту ночь думы об отплытии тревожили их и во сне.

На другой день с первой почтой Ричард Шандон не получил ни строчки.

Тем не менее он энергично готовился к отплытию. Слух об этом разнесся по всему Ливерпулю, и, как мы уже знаем, огромная толпа зрителей хлынула на набережную Новых доков Принца.

Одни приходили на бриг, чтобы в последний раз обнять товарища, другие - чтобы отговорить приятеля, третьи - чтобы взглянуть на странное судно, четвертые - чтобы разузнать про цель плавания. Многим не понравилось, что в этот день Шандон был молчаливее и сдержаннее, чем обычно.

Однако у него имелись на это уважительные причины.

Пробило десять. Пробило одиннадцать. Прилив должен был кончиться к часу дня. Шандон стоял на рубке и тревожно разглядывал толпу, ища человека, который разрешит его сомнения. Напрасные надежды! Матросы "Форварда" молча исполняли приказания помощника капитала, не спуская с него глаз; все напряженно ждали вести, которая, однако, не приходила.

Джонсон заканчивал последние приготовления к отплытию. Погода стояла пасмурная; на море поднялось сильное волнение; дул свежий юго-восточный ветер, но выход из реки Мерсей не представлял затруднений.

Полдень. Опять ничего. Доктор Клоубонни взволнованно шагал по палубе, поглядывая по сторонам, жестикулировал и "жаждал моря", как он выражался со свойственной ему ученой изысканностью. Он был сильно взволнован, хотя и старался сдерживаться. Шандон до крови искусал себе губы.

В эту минуту подошел Джонсон.

- Если вы хотите воспользоваться отливом, - сказал он, - то времени терять не следует. Нам понадобится час, чтобы выйти из дока.

Шандон в последний раз осмотрелся по сторонам и взглянул на циферблат. Был уже первый час.

- Снимайтесь! - сказал он шкиперу.

- Эй, вы, расходитесь! - крикнул Джонсон, приказывая посторонним очистить палубу "Форварда".

Толпа заколыхалась, направляясь к сходням, матросы стали отдавать последние швартовы.

Началась суматоха, так как матросы бесцеремонно спроваживали с палубы любопытных; к гаму толпы примешивалось рычание собаки. Внезапно дог стал яростно протискиваться сквозь густую толпу. Он глухо ворчал.

Собаке дали дорогу; она вспрыгнула на ют, и - трудно поверить, но подтвердить это могут сотни свидетелей - собака-капитан держала в зубах Письмо.

- Письмо! - вскричал Шандон. - Так, значит, он на бриге?

- Без сомнения, он был здесь, но теперь его уже нет, - ответил Джонсон, показывая на палубу, совершенно очищенную от праздных зрителей.

- Капитан, Капитан, сюда! - кричал доктор, стараясь схватить письмо, которое собака не давала ему, делая большие прыжки. Казалось, она хотела вручить пакет самому Шандону.

- Сюда, Капитан! - крикнул моряк.

Собака подошла к нему. Шандон без труда взял письмо, и Капитан три раза громко пролаял среди глубокой тишины, царившей на бриге и набережной.

Шандон держал в руке письмо, не вскрывая его.

- Да читайте же! - воскликнул доктор.

Шандон взглянул на конверт. Там не было обозначено ни числа, ни адреса, стояло только:

"Помощнику капитана Ричарду Шандону, на бриге "Форвард".

Шандон распечатал письмо и прочел:

"Направляйтесь к мысу Фарвель. Вы прибудете туда 20 апреля. Если капитан не явится, вы пересечете Девисов пролив и пройдете Баффиновым заливом до залива Мелвилла.

Капитан "Форварда" К.З."

Шандон тщательно сложил это лаконическое письмо, сунул его в карман и отдал приказ об отплытии. Под свист восточного ветра голос его звучал как-то особенно торжественно.

Вскоре "Форвард" был уже вне дока и, направляемый ливерпульским лоцманом, маленький бот которого шел невдалеке, вступил в фарватер реки Мерсей. Толпа повалила на внешнюю набережную доков Виктории, чтобы в последний раз взглянуть на загадочное судно. Мигом были поставлены марселя, фок и бизань, и "Форвард", оправдывая свое название, быстро обогнул Беркенхедский мыс и полным ходом вышел в Ирландское море.