Немудрено,
что мы назвали наш остров Островом Усилий.
Две недели трудились мы над возведением
хижины. Мод непременно хотела помогать мне,
и я чуть не плакал, глядя на ее исцарапанные
в кровь руки. Вместе с тем я не мог не
гордиться ею. Было поистине что-то
героическое в том, как эта изнеженная
женщина переносила столь тяжкие лишения и
невзгоды и напрягала все свои слабые силы,
стараясь выполнять тяжелую работу. Она
таскала камни, помогая мне строить хижину, и
слушать не хотела, когда я молил ее
предоставить это дело мне. Еле-еле удалось
мне уговорить ее взять на себя более легкие
обязанности - готовить пищу и собирать
дрова и мох на зиму.
Стены
хижины росли довольно быстро, и все шло как
по маслу, пока передо мной не встал вопрос:
из чего делать крышу? Без крыши и стены ни к
чему! У нас, правда, были запасные весла, и
они могли послужить стропилами, но чем их
покрыть? Трава для этого не годилась, мох
тоже, парус необходимо было сохранить для
шлюпки, а брезент уже прохудился.
-
Винтере пользовался шкурами моржей, -
заметил я.
-
А у нас есть котики, - подсказала Мод.
И
на следующий день началась охота. Стрелять
я не умел - пришлось учиться. Однако, изведя
тридцать патронов на трех котиков, я решил,
что наши боеприпасы иссякнут, прежде чем я
постигну это искусство. К тому же я уже
потратил восемь патронов на разжигание
костра, прежде чем догадался сберегать
огонь, прикрывая тлеющие угли сырым мхом.
Теперь в ящике оставалось не больше сотни
патронов.
-
Придется бить зверя дубинкой, - заявил я,
окончательно убедившись, что стрелок из
меня не получится. Я слышал от охотников,
что так делают.
-
Как это можно! - запротестовала Мод. - Эти
животные так красивы! Это же просто
зверство. Стрелять еще куда ни шло...
-
Нам нужна крыша, - сурово возразил я. - Зима
уже на носу. Или мы, или они - другого выбора
нет. Жаль, конечно, что у нас мало патронов,
но я думаю, что от удара дубинкой они будут
даже меньше страдать, чем от пуль. И уж,
конечно, бить их я пойду один.
-
Вот в том-то и дело, - взволнованно начала
она и вдруг смутилась и замолчала.
-
Конечно, - сказал я, - если вы предпочитаете...
-
Ну, а чем я буду заниматься? - спросила она
мягко, что, как я знал по опыту, означало
настойчивость.
-
Вы будете собирать дрова и варить обед, - не
раздумывая долго, отвечал я.
Она
покачала головой.
-
Нет, вам нельзя идти одному, это слишком
опасно. Знаю, знаю, - поспешно продолжала она,
заметив, что я собираюсь возражать. - Я
слабая женщина, пусть так. Но может статься,
что именно моя маленькая помощь и спасет
вас от беды.
-
Помощь? Ведь их надо бить дубинкой, -
напомнил я.
-
Конечно, это будете делать вы. А я, верно,
буду визжать и отворачиваться, как только...
-
Как только появится опасность? - пошутил я.
-
Это уж позвольте мне решать самой, когда
отворачиваться, а когда нет, - с
величественным видом отрезала она.
Разумеется,
дело кончилось тем, что на следующее утро
Мод отправилась со мной. Сев на весла, я
привел шлюпку в соседнюю бухту. Вода вокруг
нас кишела котиками, и на берегу их были
тысячи; они ревели так, что нам приходилось
кричать, чтобы услышать друг друга.
-
Я знаю, что их бьют дубинками, - сказал я,
стараясь приободриться и с сомнением
поглядывая на огромного самца,
приподнявшегося на ластах примерно в
тридцати футах от берега и смотревшего
прямо на меня. - Весь вопрос в том, как это
делается?
-
Давайте лучше наберем для крыши травы, -
сказала Мод.
Она
была напугана не меньше меня, да и немудрено
было испугаться, увидав вблизи эти
сверкающие клыки и пасти, похожие на
собачьи.
-
А я всегда думал, что они боятся людей, -
заметил я. - Впрочем, с чего я взял, что они не
боятся? - добавил я, продолжая грести вдоль
пляжа. - Быть может, стоит мне только смело
выйти на берег, как они обратятся в бегство
и покажут такую прыть, что я еще, пожалуй, и
не догоню их.
И
все ж я медлил.
-
Мне рассказывали, как один человек забрел
на гнездовье диких гусей, - сказала Мод. - Они
заклевали его.
-
Гуси?
-
Да, гуси. Я слышала об этом от своего брата,
когда была маленькой.
-
Но я же знаю, что котиков бьют дубинками! -
настаивал я.
-
А я думаю, что из травы крыша получится
ничуть не хуже, - сказала Мод.
Сама
того не желая, она только подзадорила меня.
Не мог же я показать себя трусом.
-
Была не была! - воскликнул я и, табаня одним
веслом, начал причаливать к берегу.
Выпрыгнув
из шлюпки, я смело пошел на гривастого
секача, окруженного своими многочисленными
самками. Я прихватил с собой обыкновенную
дубинку, какою гребцы добивают раненых
котиков, вытащенных из воды охотниками. Она
была всего в полтора фута длиной, и я в своем
неведении даже не подозревал, что при
набегах на лежбища применяются дубинки
длиною в четыре-пять футов. Самки
расползались при моем приближении;
расстояние между мной и секачом все
уменьшалось. Он сердито приподнялся на
ластах. Я был от него уже футах в двенадцати
и продолжал идти вперед, ожидая, что он вот-вот
пустится от меня наутек...
Сделав
еще несколько шагов, я испугался: а вдруг он
не побежит? Ну что ж, тогда я стукну его
дубинкой, - решил я. Со страху я даже позабыл,
что моя цель - убить зверя, а не обратить его
в бегство. Но в эту минуту он фыркнул,
взревел и бросился на меня. Глаза его
сверкали, пасть была широко разинута, и в
ней зловеще белели клыки. Без ложного стыда
должен признаться, что в бегство обратился
не он, а я. Он преследовал меня неуклюже, но
весьма проворно и был всего в двух шагах,
когда я прыгнул в шлюпку. Я оттолкнулся от
берега веслом, но он успел вцепиться в него
зубами. Крепкое дерево хрустнуло и
раскололось, как яичная скорлупа. Мы с Мод
были ошеломлены. А секач нырнул под шлюпку и
принялся с силой трясти ее, ухватившись
зубами за киль.
-
Боже мой! - вскричала Мод. - Лучше вернемся.
Я
покачал головой.
-
То, что делают другие, могу сделать и я, а я
знаю наверное, что котиков бьют дубинками.
Но секачей придется оставить в покое.
-
Лучше бы вам их всех оставить в покое! -
сказала Мод.
-
Только не вздумайте говорить: "Пожалуйста,
прошу вас!" - воскликнул я и, боюсь,
довольно сердито.
Она
промолчала, но я понял, что мой тон задел ее.
-
Простите! - сказал или, вернее, прокричал я,
чтобы покрыть стоявший над лежбищем рев. -
Если вы будете настаивать, мы, конечно,
вернемся, но, честно говоря, я бы этого не
хотел.
-
Только не вздумайте говорить: "Вот что
значит брать с собою женщину!" - сказала
она с обворожительной лукавой улыбкой, и я
понял, что прощен.
Проплыв
еще немного вдоль берега, чтобы собраться с
духом, я снова причалил и вышел из шлюпки.
-
Будьте осторожны! - крикнула мне вслед Мод.
Я
кивнул ей и предпринял фланговую атаку на
ближайший гарем. Все шло хорошо, пока я,
подобравшись к одной из самок, лежавшей в
стороне, не сделал попытку ударить ее по
голове. Я промахнулся, а она зафыркала и
проворно поползла прочь. Я подбежал ближе,
замахнулся вторично, но угодил не в голову,
а в плечо.
-
Берегитесь! - услышал я отчаянный крик Мод.
Увлеченный
охотой, я не глядел по сторонам и,
обернувшись, увидел, что меня атакует сам
владыка гарема. Преследуемый по пятам, я
снова бросился к шлюпке. Но на этот раз Мод
уже не предлагала мне отказаться от моей
затеи.
-
Я думаю, вам лучше не трогать гаремы, а
заняться одинокими котиками, - сказала она. -
Эти как-то безобиднее. Помнится, я даже где-то
читала про это. У доктора Джордана как будто.
Это молодые самцы, недостаточно
возмужавшие, чтобы иметь свои гаремы.
Джордан, кажется, называет их "холостяками".
Нужно только найти, где у них лежбище, и
тогда...
-
В вас, я вижу, пробудился охотничий инстинкт!
- рассмеялся я.
Она
мило вспыхнула.
-
Я, так же как и вы, не люблю признавать себя
побежденной, хотя мне и очень не по душе, что
вы будете убивать этих красивых безобидных
созданий.
-
Красивых! - усмехнулся я. - Что-то я не
заметил ничего красивого в этих чудовищах,
которые гнались за мной, оскалив клыки.
-
Все зависит от точки зрения, - рассмеялась
она. - Вам не хватает перспективы. К
наблюдаемому предмету не рекомендуется
подходить слишком близко...
-
Вот именно! - воскликнул я. - Что мне нужно -
так это дубинку подлиннее. Кстати, можно
воспользоваться сломанным веслом.
-
Я припоминаю... - сказала она. - Капитан
Ларсен рассказывал, как охотятся на
лежбищах. Загоняют небольшую часть стада
подальше от берега и там убивают.
-
Ну, у меня нет особого желания загонять "небольшую
часть стада", - возразил я.
-
Есть еще "холостяки", - сказала она. -
Они держатся особняком. Доктор Джордан
говорит, что между гаремами остаются
дорожки, и, пока "холостяки" не сходят с
этих дорожек, повелители гаремов не трогают
их.
-
Вот как раз плывет один из них, - указал я на
молодого "холостяка", подплывавшего к
берегу. - Будем наблюдать за ним, и, если он
выйдет из воды, я пойду следом.
Котик
выбрался на берег в свободном пространстве
между двумя гаремами, повелители которых
грозно заворчали, но не тронули его, и стал
медленно удаляться, пробираясь по "дорожке".
-
Ну попытаемся! - бодро сказал я, выскакивая
из шлюпки, но, признаюсь, сердце у меня ушло
в пятки при мысли о том, что мне придется
пройти сквозь все это громадное стадо.
-
Не мешало бы закрепить шлюпку, - сказала Мод.
Она
уже стояла на берегу рядом со мной, и я с
изумлением посмотрел на нее.
Она
решительно кивнула.
-
Ну да, я пойду с вами. Втащите шлюпку повыше
на берег и вооружите меня какой-нибудь
дубинкой.
-
Давайте лучше вернемся назад, - уныло
проговорил я. - Обойдемся в конце концов и
травой.
-
Вы же знаете, что трава не годится, -
последовал ответ. - Может быть, мне пойти
вперед?
Я
пожал плечами, но в глубине души был
восхищен ее смелостью и горд за нее. Я дал ей
сломанное весло, а сам взял другое. Не без
страха двинулись мы вперед. Мод испуганно
вскрикнула, когда какая-то любопытная самка
потянулась носом к ее ноге, да и я не раз
ускорял шаги по той же причине. Из обоих
гаремов доносилось предостерегающее
ворчание, но других признаков враждебности
мы не замечали. Это лежбище еще не видало
охотников, и поэтому котики здесь были не
напуганы и довольно добродушны.
В
гуще стада шум стоял неимоверный. От него
голова шла кругом. Я приостановился и
ободряюще улыбнулся Мод. Мне удалось
быстрее преодолеть свою боязнь, она же все
еще не могла побороть страха и, подойдя ко
мне ближе, крикнула:
-
Я боюсь, ужасно боюсь! А я не боялся. Мне еще
было не по себе, однако мирное поведение
котиков значительно умерило мою тревогу. Но
Мод вся дрожала.
-
Я боюсь и не боюсь, - лепетала она
трясущимися губами. - Это мое жалкое тело
боится, а не я.
-
Ничего, ничего! - ободрял я ее, инстинктивно
обняв за плечи в стремлении защитить.
Никогда
не забуду, какой прилив мужества я тогда
ощутил. Изначальные инстинкты заговорили
во мне, и я почувствовал себя мужчиной,
защитником слабых, борющимся самцом. Но
драгоценнее всего было сознание, что я
защищаю любимое существо. Мод опиралась на
меня, нежная и хрупкая, как цветок, и дрожь
ее утихала, а я чувствовал, как крепнут мои
силы. Я готов был сразиться с самым свирепым
самцом из стада, и если бы в ту минуту он
набросился на меня, я встретил бы его
бестрепетно и наверняка одолел бы.
-
Все в порядке, - проговорила Мод, с
благодарностью подняв на меня глаза. -
Пойдемте дальше!
И
сознание, что она почерпнула силы во мне и
полагается на меня, наполнило мое сердце
ликованием. Сквозь все наслоения
цивилизации во мне все отчетливее звучало
что-то унаследованное от моих далеких и
забытых предков, живших на заре
человечества, бивших зверя и спавших под
открытым небом. А ведь мне, пожалуй, следует
благодарить за это Волка Ларсена, подумал я,
пробираясь вместе с Мод по дорожке между
гаремами.
Углубившись
на четверть мили от берега, мы дошли до
лежбища "холостяков" - молодых самцов с
гладкой лоснящейся шерстью, - которые в
одиночестве копили здесь силы в ожидании
того дня, когда они с боем проложат себе
дорогу в ряды счастливцев.
Теперь
у меня все сразу пошло на лад. Можно было
подумать, что я всю жизнь только тем и
занимался, что бил котиков. Крича, угрожающе
размахивая дубинкой и даже подталкивая ею
более медлительных, я быстро отогнал в
сторону десятка два "холостяков".
Когда какой-либо из них пытался прорваться
назад к морю, я преграждал ему путь. Мод
принимала в этом самое деятельное участие и
помогала мне, крича и размахивая сломанным
веслом. Я заметил, однако, что наиболее
тщедушным и неповоротливым она позволяла
ускользнуть. Но я видел также, что, когда
какой-нибудь особенно воинственно
настроенный зверь делал попытку прорваться,
глаза у нее вспыхивали и она ловко ударяла
его дубинкой.
-
А ведь это увлекает! - воскликнула она,
останавливаясь в изнеможении, чтобы
передохнуть. - Но я, кажется, должна присесть.
Пока
она отдыхала, я отогнал маленькое стадо, в
котором, по мягкосердечию Мод, осталось
около двенадцати голов, шагов на сто дальше.
Когда она присоединилась ко мне, я уже
кончил бой и начал свежевать туши. Час
спустя, нагруженные шкурами, мы гордо
шествовали назад по дорожке между гаремами
и дважды еще спускались к морю, сгибаясь под
тяжестью своей ноши, после чего я решил, что
на крышу нам теперь шкур хватит. Я поднял
парус, вывел шлюпку из бухты, лег на другой
галс и ввел судно в нашу бухточку.
-
Точно в родной дом возвращаемся! -
проговорила Мод, когда шлюпка врезалась в
берег.
Ее
слова взволновали меня - они прозвучали так
естественно и вместе с тем интимно, - и я
сказал:
-
А мне уже кажется, что я никогда и не жил
другой жизнью. Мир книг и книжников
припоминается мне сейчас так смутно, словно
это был сон, а на самом деле я всю жизнь
только и делал, что охотился и совершал
набеги на лежбища зверей. И словно вы тоже
всегда участвовали в этой жизни. Вы... - я
чуть не произнес: "моя жена, моя подруга",
но вовремя спохватился и закончил: - отлично
переносите трудности.
Но
чуткое ухо Мод уловило фальшь в моем голосе.
Она поняла, что я думал о чем-то другом, и
бросила на меня быстрый взгляд.
-
Это не то. Вы хотели сказать...
-
...что американская миссис Мейнелл ведет
жизнь дикарки, и притом довольно успешно, -
непринужденно произнес я.
-
О! - протянула она, но я мог бы поклясться,
что вид у нее был разочарованный.
Слова
эти - "моя жена, моя подруга" - звучали в
моей душе весь день и еще много дней. Но
никогда не звучали они так настойчиво, как в
тот вечер, когда я, сидя у очага, наблюдал,
как Мод снимает мох с углей, раздувает огонь
и готовит ужин. Верно, крепка была моя связь
с моим первобытным предком, если эти
древние слова, прозвучавшие впервые в
глубине веков, так захватили и взволновали
меня. А они звучали во мне все громче и
громче, и, засыпая, я повторял их про себя.