Бесстрашный Восс

Бесстрашный Восс

Книга под названием «Славные плавания капитана Восса» впервые вышла в свет в 1913 году в Иокогаме. Она содержала описания трех путешествий Джона Клоса Восса, канадца по происхождению. Мысль отправиться в путешествие возникла у него после разговора, состоявшегося в «Куинс-отеле» города Виктория (Британская Колумбия) летом 1897 года. Собеседником Восса был некто Гаффнер, у которого, по его словам, имелось письмо от старинного друга капитана. В письме указывалось, что подателю письма известно местонахождение клада, закопанного на Кокосовом острове.

Гаффнер предложил Воссу подыскать для него подходящее судно, оснастить, довести до Кокосового острова, по» мочь погрузить сокровища, а затем доставить их в Викторию. Он обещал Воссу третью часть сокровищ, остальные две трети предназначались Гаффнеру и правительству Коста-Рики. Клад оценивался в 7 миллионов фунтов стерлингов» так что на долю Восса пришлось бы около 2 333 000 фунтов! Неудивительно, что у него, как он пишет, от мысли о таком сказочном богатстве закружилась голова.

Но Гаффнер, поняв, увы, с запозданием, что для успешных поисков понадобится более крупное судно, обратился к адмиралу Паллистеру, командующему северо-западной английской эскадрой. Адмирал согласился отправиться к Кокосовому острову на флагманском корабле. К своему сожалению, уже на борту корабля Гаффнер выяснил, что, если бы клад и удалось отыскать, его все равно пришлось бы вернуть законному владельцу — правительству Перу. Потому-то поисковой партии он намеренно дал неверные указания и она вернулась с пустыми руками.

Гаффнеру, на его счастье, снова удалось выйти из положения, и простодушные англичане высадили его в мексиканском порту Акапулько. Оттуда этот делец написал Воссу, предлагая прежнюю сделку. Восс, еще более покладистый, чем англичане, согласился. Он приобрел и оснастил шлюп длиной около 9 метров по ватерлинии и водоизмещением 10 тонн. Назывался он «Ксора». На «Ксоре» они прошли приблизительно 7000 миль, и, хотя так и не нашли сокровища, получили неописуемое удовольствие. Вдобавок Восс научился тому, что чрезвычайно ценно для моряков, отваживающихся уходить далеко от побережья на маломерных судах. По его словам, он узнал нечто, не известное ему из предшествующего мореходного опыта, а именно, что «малое судно столь же надежно во время крепкого шторма, как и большое».

Подобно Слокэму, Восс пишет простым бесхитростным языком. Правда, он не обладает лукавым юмором Слокэма и все же пишет увлекательно: однажды начав читать его книгу, оторваться от нее невозможно. О событиях, происшедших во время, первого путешествия Восса, можно получить представление из названий некоторых глав: «В шлюпе в открытом море», «Первый шторм», «История несметных сокровищ — где они спрятаны?», «Трудная профессия старателя» и др. Названия довольно заурядные, но когда читаешь эти главы, сердце так и колотится.

«Тиликум» (общая длина 11,4 м; длина по днищу 9 м; ширина 1,52 м; ширина по ватерлинии 1,35 м; ширина днища 1,5 м; осадка носа 0,55м, кормы 0,6 м).

Мечте Восса стать мультимиллионером — увы! —не суждено было сбыться: трудности оказались непреодолимыми. И все же он обрел иное сокровище — умение управлять судном в бурю и твердую веру в свои силы. Полученный опыт впоследствии позволил Воссу на переоборудованной военной индейской пироге «Тиликум» совершить фантастическое плавание,

Плавание «Тиликума» началось вот с чего. В 1901 году, когда Восс находился в Виктории, к нему обратился некий Лакстон, журналист, тоже канадец. Весь мир восхищался в ту пору замечательным кругосветным плаванием капитана Джошуа Слокэма на 11-метровом шлюпе «Спрей». Лак-стон спросил Восса, может ли тот отправиться в кругосветное путешествие, но на меньшем судне, и прибавил, что они получат на двоих 5000 фунтов стерлингов, поскольку он намерен сопровождать Восса, чтобы написать книгу о плавании.

Приводимый ниже отрывок из книги Восса дает полное представление о литературном стиле автора, хотя и вызывает сочувствие к его неопытному спутнику.

«Мой помощник посмотрел на меня, потом на волны, и я понял, что ему хочется оказаться в эту минуту на берегу. Я обвязал его вокруг пояса страховочным концом и, послав на бак, велел быть готовым по моей команде бросить плавучий якорь. На сей раз мой спутник повиновался, так как я заверил, что втащу его назад, если его смоет за борт. На четвереньках ему удалось добраться до фок-мачты, в которую он вцепился, ожидая моих распоряжений. Между тем волнение, еще более усилилось; иногда волны, разбиваясь, перекатывались через судно. Я подождал более плавной волны, и когда «Тиликум» взбежал на ее гребень, повернул руль на ветер. Через несколько секунд судно привелось и я спустил небольшой парус, специально поставленный для производства этого маневра.

Когда «Тиликум» развернулся носом к волне, впереди вырос огромный вал, весьма напоминавший каменную стену. Я завопил изо всей мочи: «Плавучий якорь за борт!», но мой напарник бросил плавучий якорь на палубу, а сам полез на мачту. В результате небольшое наше судно едва не перевернулось. Я вовремя дернул за страховочный конец и велел своему помощнику слезать; тот, поскольку волна прошла, спустился так же быстро, как и влез. Плавучий якорь выпущен, «Тиликум» начал дрейфовать, и трос вскоре натянулся. Судно держалось румбов на пять от ветра и, судя по тому как вело себя, было вне опасности. Мне казалось полезным привести «Тиликум» еще круче к ветру; для этого пришлось поднять бизань. Но вместо рулевого паруса он стал ходовым: едва только этот парус был поднят, как  «Тиликум» привелся к ветру и волнению румба на два с половиной и качка, разумеется, уменьшилась.

— С «Тиликумом» все в порядке, и мы теперь в такой же безопасности, как в колумбийском «Виктория-отеле»,— обратился я к помощнику.— А теперь скажи, почему ты полез на фок-мачту, вместо того чтобы выпустить плавучий якорь, как я велел?

— Дело вот в чем,— отвечал Лакстон,— когда я увидел впереди эту громадную волну, я решил, что она обрушится прямо на нас!

После обеда, когда «Тиликум» шел полным курсом при крепком ветре и сильном попутном волнении, мы с моим помощником вымокли до нитки; теперь же, после того как выпустили плавучий якорь, на палубу, кроме носовой ее части, не попадало ни капли. Мы переоделись, поужинали, потом уселись в кокпите, чтобы покурить и пожалеть бедных обитателей суши, над головами которых в эту минуту, возможно, пролетают деревья и дома. К вечеру ветер и волнение усилились, однако нос «Тиликума» легко взбегал на любую волну.

— Ей-богу, Джон,— проговорил Лакстон, хлопая меня по плечу,— я был уверен, что нам крышка, когда заметил этот вал. Ну, а потом вы выбросили плавучий якорь... Просто удивительно, наше суденышко взбирается на эти чудовищные водяные горы, не испытывая тряски и болтанки! Если когда-нибудь вернемся и я напишу, что мы испытали во время нынешнего шторма, этой истории не поверит и один человек из ста.

Надо сказать, что мой молодой спутник не видел моря, пока не попал на «Тиликум».

И тем не менее он показал себя первоклассным помощником — отличным моряком, хорошим коком, расторопным матросом. Но, по его словам, такой расторопности, какую он продемонстрировал, взвившись на мачту, ему больше никогда не приходилось проявить.»

Выбрав для путешествия индейскую пирогу, Восс решил совершить нечто более значительное, чем просто плавание на судне меньше «Спрея». Правда, его необычное судно было запалублено, оно имело ничтожную осадку — меньше двух футов! Восс считал, что оно обладает значительной плавучестью и станет взбегать на волну в случае шторма, правда, при условии что будет достаточно медленно двигаться относительно воды. Если же, полагал он, судно пойдет слишком быстро, то за ним будут возникать вихревые потоки, сводящие на нет его естественную плавучесть, в результате на него начнут обрушиваться волны. Чтобы уменьшить скорость судна, Босс выпускал с кормы плавучий чкорь благодаря которому попутные волны проходили под днищем судна, не причиняя никакого вреда. Выпущенный же с носа, плавучий якорь удерживал судно против ветра.

Почетное право называться первым человеком, совершившим кругосветное плавание на малом судне, конечно, принадлежит Джошуа Слокэму. Никто не посмеет отнять у него это право. К тому же, Слокэм плыл в одиночку, Босс был не один. Более того, Босс не огибал мыс Горн, он предпочел избежать этой опасной встречи.

И тем не менее Босс совершил замечательный переход, особенно если вспомнить, что он плыл на столь необычном судне. Если бы не виртуозное умение Восса использовать плавучий якорь, «Тиликум» наверняка нашел бы могилу в океанской пучине.

Из Виктории Босс направился на юг, потом повернул на запад, взяв курс на острова Тихого океана, а оттуда на Австралию. Потом пошел на Новую Зеландию, Новые Гебриды и, обогнув Австралию с севера, направился в сторону Кокосовых островов, находящихся в Индийском океане. Затем проложил курс на Кейптаун, пересек Атлантический океан и достиг Пернамбуку, завершив таким образом кругосветное плавание. Из Пернамбуку он направился в Северную Атлантику, сделал заход на Азорские острова, после чего очутился в холодных водах Английского канала (Ла-Манша), никогда не остающихся спокойными. Путешествие свое он закончил в Лондоне. В Англии Восс выступал с лекциями перед многочисленными аудиториями, был избран членом Королевского географического общества, а его «Тиликум» был выставлен в Эрлс-Корт-Вестерн Гардене во время Морской выставки 1905 года. Путешествие Восса продолжалось 3 года о месяца и 12 дней.

Третья, самая короткая повесть так же увлекательна, как и первые две. Она называется «Си куин». Это выразительнейший рассказ о небольшой яхте и ее экипаже, оказавшихся в центре тайфуна у берегов Японии.

Случилось так, что Джеймс Вестон Мартир, яхтсмен и писатель, автор книги «Плавание в Южном океане», принесшей ему мировую известность, находился в гавани, когда туда входила «Си куин». Следует сказать, что Вестон Мартир, опытный моряк, вовсе не склонен к преувеличениям. Мне остается теперь лишь процитировать его предисловие к книге Восса, переизданной в 1926 году. (Более позднее издание Руперта Харт-Девиса вышло в свет в 1949 году.)  Вот что пишет Вестон Мартир:

«Она («Си куин») была так изуродована и измята, словно побывала в очень глубокой угольной шахте, а вид ее экипажа только укреплял такое предположение. Я с трудом узнал Винсента; что же касается Стоуна, то он был до такой степени покрыт шрамами и синяками, что походил на старый сыр... Я обнаружил следующее: 1) грот-мачта «Си куин» была перебита в двух местах, а бизань-мачта — в трех; 2) руль был сломан пополам; 3) на одном из палубных бимсов в рубке был четко виден отпечаток ножки чугунного камелька... Даже одного этого отпечатка было бы достаточно, чтобы представить себе происшедшее.»

Короче говоря, случилось следующее. 29 июля 1912 года Восс со своими спутниками вышел из гавани Урага на иоле длиной 5,7 метра в кругосветное плавание. Капитаном иола был Восс, членами экипажа — два молодых яхтсмена из Иокогамы — Ф. Стоун и С. А. Винсент.

Они попали в свирепый тайфун, сорвавший крышу со здания вокзала в Иокогаме, хотя центр его находился в 200 милях от Иокогамы. А «Си куин» попала в самый центр тайфуна! Обе ее мачты сломало. Одна особенно мощная волна перевернула судно вверх днищем. Стоун и Винсент оказались запертыми в рубке, а Восса смыло за борт, но он ухитрился забраться на киль и сидел там до тех пор, пока яхта не заняла прежнее положение. «Си куин» строили по чертежам «Си бэрд» («Морской птицы»), знаменитой яхты, конструктором которой был Томас Флеминг Дей, редактор журнала «Раддер» («Руль»). Таким образом, она состояла в родстве с «Айлендером» («Островитянином») Гарри Пи-джена.

Вот как описывает это событие сам капитан Восс;

«Вскоре после девяти, когда я заметил, что судно валится на бок, порвалась по шву бизань. «Все наверх!» —закричал я. Секунду спустя оба моих помощника были рядом со мной. Мы втроем поползли на четвереньках на корму и, хотя волны перехлестывали через нас, удалось взять рифы и спасти парус. Тут выяснилось, что мы потеряли плавучий якорь. Стоуну удалось пробраться на нос и вытащить из воды трос, между тем как мы с Винсентом, привязав к стремянке небольшой якорь, сооружали временный плавучий якорь. Все это пришлось делать лежа на палубе. Прикрепив Трос к импровизированному плавучему якорю, мы бросили его за борт, и поскольку снова поставить бизань было невозможно, пришлось довольствоваться лишь этим. Из-за того, что новый «якорь» создавал слишком незначительное сопротивление, а штормовой парус отсутствовал, большого проку от такого устройства не было. Около 11 часов мы потеряли и этот самодельный плавучий якорь; судно развернуло лагом к волне. Руль был закреплен в среднем положении, поэтому я отвязал найтовы, удерживающие его, чтобы дать возможность судну «гулять» и дрейфовать вместе с волнением.

Оба моих помощника снова спустились в рубку, а я лежал в кокпите, вцепившись одной рукой в комингс, а другой придерживая опущенные в воду мешки с маслом. В эту минуту огромная волна обрушилась на судно и повалила его на бок; в таком положении яхта оставалась секунду-две. Я с трепетом ждал, что будет дальше — встанет ли она снова на ровный киль или же опрокинется. Но очень скоро мои ожидания кончились — я почувствовал легкий рывок и понял, что судно переворачивается. Чтобы меня не придавило, я отпустил комингс и тотчас очутился в воде. Я был уверен, что нам — конец, и сделал два больших глотка, чтобы поскорей идти. ко дну. Однако, когда человек попадает в такой переплет, в голове его проносится множество мыслей. Уже попрощавшись с белым светом и хлебнув воды для балласта, я вдруг вспомнил о своих двух товарищах, оказавшихся в плену, и мне захотелось еще раз повидать их, сказать «прощай». Я уже пробыл под водой столько, что впору было захлебнуться, но почему-то был еще жив. Вынырнув за кормой яхты, я увидел торчащий вверх киль. Я ударил по воде ногой и ухватился за корму, а потом решил подняться на днище, чтобы попытаться выпрямить судно.

Говорят, «пока человек жив, жива и надежда», и еще говорят, «была бы воля, а выход найдется». Я был жив и .сохранял остатки воли, но вот с надеждами и выходом обстояло хуже. Однако я собрал жалкие крохи решимости и полез на днище. Как раз в ту минуту, как я туда вскарабкался, я увидел огромный вал, надвигавшийся на нас, и впился ногтями в киль, чтобы меня не смыло снова. Мгновение спустя вал ударил в киль сбоку, мне удалось удержаться. Благодаря силе удара и тяжести чугунного балласта правый борт судна начал медленно подниматься; когда судно выпрямилось, я перелез через планширь и вскоре очутился в кокпите. Тут я увидел, как открылся люк, и услышал голос Винсента. Он кричал что есть мочи: «Вы живы, капитан?»;

И оба мои помощника тотчас выскочили из рубки.

Некоторые читатели наверняка видели, как один за Другим выныривают из воды дельфины. Именно так бросились ко мне мои молодые друзья. Несмотря на то что мы все трое пластом лежали в кокпите на небольшом суденышке, что жесточайший ветер развернул судно наше лагом к волнам, после происшедшего мы радовались встрече чрезвычайно. Теперь даже если бы тайфун разнес яхту в щепки, мы смогли бы попрощаться друг с другом.»

В двух других отрывках из книги Восса видно его удивительное мужество. Конечно, они были написаны спустя какое-то время после случившегося, в тиши и уюте кабинета, но вряд ли можно усомниться в хладнокровии и трезвости суждений Восса, которые являются признаком человека решительного и деятельного, достойного руководить одними и вдохновлять других:

«Не покладая рук, мы работали уже три часа. Судно порой ложилось на борт, но больше не переворачивалось и почти не принимало воды. Винсент снова открыл люк и произнес: «Капитан, по-моему, мы в самом центре тайфуна».— «Нет, еще не в центре,— отвечал я, но скоро будем. И чем Скорее это случится, тем лучше». К тому времени я понял, что огромные валы не могут повредить наше суденышко, что невероятной силы ветер перевернул яхту, и затем старался повалить ее на бок. Я знал также, что, когда, в центра тайфуна наступит затишье, нам ничто не будет угрожать.

Я слышал от старых капитанов: если судно попало в центр тайфуна, ему не суждено уцелеть. На собственном опыте я убедился, что они правы, но лишь если речь идет о крупном судне: действительно, при полном штиле гигантские волны разобьют его в щепки. Но «Си куин» эти волны были нипочем: она прыгала, словно поплавок, только и всего. Как во время ураганного ветра, так и в центре тайфуна, в зоне затишья, я мог убедиться в правоте своего предположения: если судно — все равно, большое или малое — в жестокий шторм застопорит ход и станет дрейфовать, отдавшись во власть ветра и волн, море не причинит ему вреда; если какой-то вал и обрушится на палубу крупного судна, он не будет разрушительным.»

Джон Восс, судя по его книге,— замечательный человек. И своего рода загадка. Кроме того, что он рассказывал сам, нам мало что известно о нем. Скончался Восс 2 февраля 1922 года в небольшом городке Трейси, неподалеку от Сан-Франциско, почти семидесяти лет от роду. Говорят, он добывал себе кусок хлеба, работая водителем «питни». Поскольку «питни», как объясняет Оксфордский словарь, это — «автобус для перевозки пассажиров за небольшую плату», то вряд ли подобное занятие приносило ему значительный доход. Более чем вероятно, он умер в бедности, всеми забытый. И все же он обессмертил свое имя — не только плаваниями, во еще и тем, что умел рассказывать о них весьма увлекательно. К тому же Восс оставил нам немало весьма полезных указаний, как управлять маломерным судном, попавшим в жестокий шторм. Богатейший опыт дал ему заслуженное право на это. Восс плавал на различных судах, от небольшой пироги «Тиликум» и до крупных судов вместимостью около 3000 тонн.

Книга Восса завершается приложением, где автор рассказывает, как следует пользоваться плавучим якорем в ту или иную погоду. Оно несколько профессионально, хотя и представляет чрезвычайный интерес для яхтсмена «открытого моря», но здесь окажется не совсем к месту.