Штенцель Альфред История войн на море : ГЛАВА V

ГЛАВА V.

ОРЛЕАНСКАЯ ВОЙНА 1688-1697 ГГ.

МЕЖДУНАРОДНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ НАКАНУНЕ ВОЙНЫ И ФЛОТЫ ТРЕХ ВЕДУЩИХ ДЕРЖАВ

С объявлением Англией нейтралитета в 1674 году Франция вступает в эру наибольшего развития своей морской мощи. Господство Франции в Средиземном море в значительной степени облегчило ведение сухопутной войны, дало окрепнуть французской торговле и развиться колониям.

Благодаря указанным обстоятельствам Людовик XIV мог беспрепятственно продолжать наступательные сухопутные войны и отвоевывать себе новые территории. На востоке он быстро присоединял одно владение за другим. 30 сентября 1681 года был занят Страсбург.

Успехи Людовика XIV вооружили против него всю Европу, опасавшуюся дальнейшей агрессии с его стороны. Впрочем, объединение многочисленных противников, явных и тайных, состоялось много позже; Германия и император еще были заняты войной на северо-востоке Европы, а Нидерланды не решались на выступление, несмотря на усилия Вильгельма Оранского.

Между тем соотношение морских сил различных держав успело измениться. Англия стала все яснее сознавать стратегические и политические преимущества своего столь выгодного островного положения перед Францией и Голландией; английские государственные деятели поняли, что лишь сильный флот может сделать их страну совершенно неуязвимой. Силы Нидерландов, небольшой военной державы, оказались очень ослабленными с того времени, как ей пришлось сражаться и на сухопутном фронте; действовать одновременно и на суше и на море было не под силу этой маленькой стране.

Рассмотрение, даже самое сжатое, сложных перипетий политики Людовика XIV завело бы нас слишком далеко. Уже в 1686 году было заключено тайное соглашение против Франции (Аугсбургский союз) между Германской Империей, Бранденбургом, Швецией, Голландией и Испанией, к которому вскоре примкнуло еще и большинство германских княжеств. Раздражение против Людовика возрастало с каждым месяцем.

Яков II, унаследовавший после кончины Карла II английский престол, придерживался прокатолических взглядов и правил страной в полном соответствии с традициями Людовика XIV. Неудачи этого короля во внутренней политике завершились через три года его изгнанием. Как на преемницу, выбор пал на его дочь Марию, протестантку, состоявшую в браке с Вильгельмом Оранским. Король Франции, зная, насколько Вильгельм Оранский занят планами восшествия на английский престол, воспользовался возникшими у восточных границ Франции осложнениями и в сентябре 1688 г. объявил войну Германии. Так началось вторжение французских войск в Рейнскую провинцию.

Указанные обстоятельства в свою очередь развязали руки Вильгельму Оранскому, переправившемуся в Англию. Там вспыхнула революция, начавшаяся изгнанием Стюартов. Когда Людовик XIV объявил войну Голландии, то и Англия, во главе со своим королем, Вильгельмом III, решила присоединиться к Аугсбургскому союзу. В следующем году союз расширился благодаря вступлению в него Савойи. Итак, против Людовика XIV ополчилась почти вся Европа.

В самом начале войны, именуемой «Пфальцкой войной», «Войной Аугсбургской лиги» и «Орлеанской войной», король Франции допустил крупную ошибку, не дав флоту надлежащего, или, вернее, никакого применения. Вместо того, чтобы двинуться с моря и суши против Нидерландов с целью задержать там Вильгельма Оранского и не дать ему переправиться в Англию (сохранявшую до тех пор благожелательный нейтралитет), он продержал свой флот в гаванях. Руководимый исключительно стремлением захватить побольше территорий, король занялся лишь сухопутной войной и направил свои войска на восток.

Правда, французскому флоту вскоре пришлось начать действовать значительными силами против Англии, принявшей участие в войне; тем не менее о планомерных его действиях говорить не приходится. Таким образом, в этой третьей великой войне Людовика сухопутные и морские операции очень незначительно влияли друг на друга; между ними не наблюдалось какой-либо более или менее ясной связи. Взаимодействие армии с флотом может быть отмечено лишь в случаях перевозки крупных воинских частей морем в Ирландию и Каталонию. На этот раз сухопутная война проводилась без малейшей зависимости от флота.

До 1692 г. в голландском флоте было вновь построено 40 линейных кораблей и 30 фрегатов; в 1685 году имелось 50 линейных кораблей и 32 фрегата. Все суда, в отношении качества и вооружения, следует признать безусловно удовлетворительными; однако в отношении конструкции они заставляли желать лучшего, так как в Нидерландах, в противоположность Англии и Франции, в судостроении придерживались старого шаблона.

Личный состав голландцев не оставлял желать лучшего; школа де Рюйтера еще была жива, адмиралы проявляли себя с лучшей стороны. Бывали случаи, что во время войны на флоте ощущался недостаток в людях, но обычно адмиралтейства все же могли собрать необходимые 20 000 человек.

Мнение, что голландский флот пришел в упадок еще при Вильгельме Оранском, следует признать неправильным; это случилось уже после его смерти. Заботы Вильгельма о голландском флоте не прекращались и в бытность его английским королем. Не следует удивляться, что влияние голландских морских сил во время Орлеанской войны иногда уступало влиянию значительно более сильного флота Англии. Естественно, что создавшаяся для Голландии в силу ее континентального положения необходимость содержать значительные сухопутные войска ограничивала возможность содержания сильного флота. Однако верфи и военные гавани Нидерландов еще находились в прекрасном состоянии.

После испано-голландской войны боевая подготовка личного состава французского флота не останавливалась; она поддерживалась многочисленными боями с алжирскими пиратами и широкомасштабными маневрами больших эскадр. В 1683 году с демонстративной целью была послана большая эскадра в Балтийское море, для совместного с Данией выступления против Швеции. Нередко, как и в Нидерландах, бывали случаи, что офицеры для усовершенствования в морском деле назначались на корабли сверх комплекта. Существовали артиллерийские, штурманские, а также судостроительные училища. Оригинальной организацией, встречающейся лишь во французском флоте, следует считать отряды мортирных шлюпов, обслуживавшихся особыми бомбардирскими командами.

Место Кольбера в 1683 году занял его сын, маркиз де Сеньеле; но при нем замечается упадок флота, вызванный недостатком денежных средств. Опасность нехватки личного состава была устранена путем образования 80-ти постоянных рот солдат по 100 человек, каждая под командой морского офицера. Маркизу де Сеньеле французский флот обязан многочисленными уставами; он скончался в 1690 году, всего 40 лет от роду. Заменивший его Поншартрен, остававшийся на посту до 1699 г., не был в состоянии остановить развал флота.

Тем не менее, в начале 1688 года флот стоял еще на значительной высоте; кораблей было достаточно, личный состав, в особенности высший, командный, обладал прекрасной боевой подготовкой. В виду всего этого представляется совершенно непонятным, чем руководствовались военный и морской министры, Лувуа и Поншартрен, когда через три года предложили королю заменить флот сухопутным береговым корпусом в составе 25 000 человек пехоты и 4000 всадников, несмотря на то, что во флоте к тому времени еще насчитывалось до 120 линейных кораблей свыше 40-пушечных.

Английский флот к началу войны не был на прежней высоте, вследствие неудовлетворительного высшего командного состава, уменьшению числа и ухудшению качества судов, а также в виду упадка дисциплины. Уже в 1648 году Карл II, убедившись, что флот приходит в упадок, принял соответствующие меры; равным образом и Яков II, немедленно после восшествия на престол, принялся энергично за дело, благодаря чему флот до 1688 года несколько улучшился.

Как офицеры, так и команды, настроенные против католиков Стюартов, были всецело на стороне Марии и Вильгельма Оранского; попытка Якова II ввести на судах чтение мессы едва не привела к мятежу.

В состав флота входило до 100 линейных кораблей свыше 40-пушечных; из них девять 96-100 пушечных и одиннадцать 80-90 пушечных. Артиллерийское вооружение судов разрабатывалось систематически; так, например, на 100- и более пушечных судах (с 815 чел. команды) было следующее расположение артиллерии:

В нижней батарее — 26 42-фунтовых орудий

В средней батарее — 28 24-фунтовых орудий

В верхней батарее — 28 9-фунтовых орудий

На верхней палубе и т. д. — 20 мелких орудий.

Калибр французских орудий во всех трех батареях был меньше.

Управление флотом при Вильгельме III вновь было поручено Комиссии (Адмиралтейству); во главе нее стоял Первый Лорд в качестве морского министра. Однако, вновь учрежденному институту лишь постепенно удалось искоренить многочисленные злоупотребления во флоте. Между офицерами царило недоверие к начальству, настолько сильное, что французское командование его, несомненно, учитывало.

НАЧАЛО ВОЙНЫ, 1688-1689 ГГ.

Под влиянием ряда событий, а именно: в Англии — рождения летом 1688 года католического наследника престола, а во Франции — объявления в конце сентября войны Германии, политическая атмосфера стала накаляться. Вильгельм Оранский, поддерживаемый влиятельными лицами, в особенности голландским государственным деятелем Фагелем, в течение целого года втайне готовился к осуществлению своих планов. К середине сентября все приготовления к вторжению в Англию могли считаться законченными.

В Геллевоетслуисе стояли готовыми к походу 31 линейный корабль, 16 фрегатов и 10 брандеров; в ближайших гаванях были наготове для высадки 340 транспортов и свыше 60 судов. Лейтенант-адмирал Корнелий Эвертсен и вице-адмирал Альмонд лишь в последний момент были ознакомлены с предстоящими флоту задачами. Одновременно с этим им было сообщено, что главное командование этим флотом предполагается поручить назначенному лейтенант-адмирал-генералом английскому адмиралу Герберту, бежавшему в Голландию и нашедшему себе там убежище. Вступив 27 октября в свои обязанности, адмирал Герберт получил приказание «прикрыть переход транспортов и высадку войск на английское побережье, а также производить диверсии на западе и в Шотландии». Тромп не был назначен командующим, во избежание излишних толков; кроме того, предпочтение было отдано английскому адмиралу из политических соображений.

В конце октября предназначенные к переправе войска были посажены на корабли: 11 000 человек и 4000 лошадей. Маршал Шомберг, бежавший из Франции гугенот, принял командование над войсками и 27 числа поднял флаг на 30-пушечном фрегате «Бриль», на котором находились принц Вильгельм и лейтенант-адмирал Шепперс. Только после этого Генеральные Штаты были открыто поставлены в известность о происшедшем.

30 октября, при юго-западном ветре флот направился к северу, намереваясь подойти для высадки к Гумберу; однако сильнейший зюйд-вест в следующую же ночь заставил состоящий из почти 450 парусников флот вернуться в Гелевоетслуис.

10 ноября флот снова вышел в море; но в виду сильного восточного ветра было решено высадиться не на востоке, а на крайнем западе в Торбее и около Дартмута. Транспорты шли под защитой фрегатов; за ними, прикрывая их, следовал флот. Благодаря небрежному счислению флот вышел западнее Дартмута; но ветер перешел с оста на зюйд, благодаря чему большая часть войск могла высадиться еще 15 ноября в Торбее. Войска, восторженно встреченные, быстро двинулись на северо-восток.

Английский флот стоял в боевой готовности в Дувре. Когда командование перешло к новому начальнику, адмиралу графу Дартмутскому, — последний, с наступлением осени, сосредоточил флот в Темзе, откуда, в виду сильного оста, он не имел возможности выйти, хотя разведчики немедленно донесли о проходе голландцев. Лишь 15 ноября английский флот мог выйти в море.

Антистюартовский протестантский дух уже давно господствовал среди моряков, поэтому король не доверял флоту. Как только пришло известие о высадке, на английском флоте был созван военный совет, который решил удалить всех командиров католического вероисповедания и поднести Вильгельму Оранскому приветственный адрес. В середине декабря весь английский флот перешел в распоряжение Вильгельма III, успевшего уже достигнуть Лондона. Яков II бежал, войска покинули его. Въезд Вильгельма Оранского в Лондон состоялся 18 декабря, а провозглашение его королем — 18 февраля 1689 года.

Франция немедленно объявила войну Генеральным Штатам. Но Людовик оказался столь же недальновидным, как и Яков: удачу высадки голландцев и революции в Англии следует приписать исключительно тому обстоятельству, что французский флот, превосходивший английский и голландский вместе взятые, оказался обреченным на бездействие. Как французский посол в Гааге, так и морской министр усиленно и неоднократно упрашивали Людовика приказать флоту выйти в море; одного этого факта было бы достаточно, чтобы оказать сильнейшее противодействие плану высадки Вильгельма Оранского; предпринять таковую, имея на обоих флангах неприятельские суда, было более чем рискованно. Эту ошибку Людовика XIV следует признать одной из наиболее серьезных; в области политики и морской стратегии им вообще было совершено немало промахов.

В последующем году оба союзных монарха повторили ошибку прошлой осени. Вместо того, чтобы воспользовавшись превосходством французского флота, перейти в наступление против Англии и Голландии и высадиться под прикрытием морских сил в Ирландии или Шотландии, Яков II, во главе всего лишь 8000 человек, 24 марта 1689 года высадился в Корке, под прикрытием небольшой французской эскадры.

Восторженно встреченный, он въехал в Дублин. Вскоре большая часть Ирландии примкнула к нему, а в Шотландии в его пользу вспыхнуло восстание.

Обе великие морские державы при Вильгельме III вошли в особое соглашение: Англия обязалась содержать пять восьмых, а Голландия три восьмых флота в постоянной готовности. Флот должен был состоять из 80-ти линейных кораблей, 24 фрегатов и 12 брандеров; из этого числа 30 линейных кораблей предназначались для Средиземного моря. Наоборот, для союзной армии Голландия обязалась снарядить 100 000 человек, а Англия лишь 40 000 человек. Было решено, чтобы во всех случаях высшее командование на море поручалось английскому адмиралу; даже во время военных советов всем англичанам представлялись почетные места.

В июне голландцы первыми прибыли к острову Уайт; но суда их во многом были неудовлетворительны, часть их флота состояла из переделанных коммерческих кораблей. Английский флот вооружался значительно дольше.

Адмирал Герберт, стоявший со своим флотом в Портсмуте, получил приказание, как только пришло известие о высадке Якова в Корке, отправиться безотлагательно туда. Но когда он, по истечении приблизительно четырех недель, появился у Корка, французская эскадра уже успела оттуда уйти. Покрейсеровав некоторое время в Ла-Манше, Герберт снова отправился в Корку, где получил известие в выходе второй французской эскадры; 9 мая она показалась в виду англо-голландцев. 6 мая эта эскадра вышла с вторым транспортом войск (6000 человек) и боевыми материалами, 9 мая перед самым Корком французы узнали о близости Герберта.

В виду восточного ветра, начальник французской эскадры, генерал-лейтенант Шато-Рено вынужден был взять курс на запад и 10 мая стал на якорь в заливе Бэнтри, на крайнем юго-западе Ирландии где Герберт увидел его лишь вечером. Французы уже почти закончили высадку, когда Шато-Рено было доложено о приближении Герберта; он спешно высадил оставшиеся войска, снялся с якоря и у входа в бухту прикрыл линейными кораблями выгрузку с транспортов военных запасов.

Силы противников:

Французы: 24 линейных корабля, 2 фрегата, 10 брандеров

Англичане: 18 линейных кораблей, 1 фрегат, 3 мелких судна.

11 мая Герберт вошел в бухту; но, увидев превосходящие силы противника, он снова вышел в открытое море. Он считал слишком опасным вступать в бой в узком фарватере, располагая меньшим числом кораблей и находясь под ветром. Лишь около 11 часов неприятель приблизился; сражение вскоре началось.

Непрерывный шестичасовой бой с точки зрения тактики не представляет ничего интересного, несмотря на то, что оба противника дрались с большим ожесточением; стороны потеряли по одному линейному кораблю и по 400 человек.

Следует остановиться на некоторых подробностях этого боя, как например, маневр головного корабля французского авангарда, без выстрела подошедшего настолько близко к противнику, что его стрелковая партия без труда через орудийные порты расстреляла значительную часть неприятельской прислуги у орудий. Порты немедленно были задраены англичанами, но французский корабль своим бортовым огнем нанес им тяжелые потери.

Однако другие суда почти не оказывали поддержки этому кораблю; вообще командующие авангардом и арьергардом недостаточно поддерживали своего начальника, по-видимому, из чувства ревности, так как он был сухопутным офицером, к тому же моложе их чином; вся тяжесть боя легла исключительно на Шато-Рено.

Опасаясь быть отрезанным от транспортов, оставшихся вместе с брандерами в бухте и занятых выгрузкой боевых припасов, Шато-Рено, удалившийся в пылу боя более чем на двадцать миль от берега, прекратил сражение в половине шестого, результатом чего была не полная победа французов, сумевших отразить нападение противника на десантный флот.

Получив значительные повреждения, Герберт оказался вынужденным вернуться в Плимут. Уже 16 мая французы возвратились в Брест, вместо того, чтобы начать, согласно полученным приказаниям, действия против неприятельского флота; благодаря этому Герберт с незначительным числом кораблей мог нарушать сообщение между Ирландией и Шотландией. Английское судоходство более не подвергалось нападениям со стороны французов.

Во время последующих событий особенно отличился английский адмирал Рук со своей небольшой эскадрой; он отгонял французские суда, перевозил английские войска из Шотландии, способствовал захвату приморских городов, занимал острова, служившие впоследствии базами для высадки и т. д.

Следует упомянуть о форсировании им заграждения из цепей и судов, усиленного с флангов батареями, которое защищало знаменитый северо-ирландский город Лондондерри; город удалось отстоять, что имело весьма важные последствия.

Представляется непонятным, почему командование французским флотом не предприняло каких-либо мер против этого маленького отряда; было бы так легко воспрепятствовать с запада высадке в Ирландии и тем способствовать переходу острова в руки Якова II.

В середине лета на Уайте собрался, под начальством Герберта, довольно сильный союзный флот, более 60 кораблей и почти 20 брандеров, с целью беспокоить французское побережье. Этот флот ушел к Бресту, но из-за неудовлетворительной подготовки должен был вскоре вернуться в Англию. Благодаря этому французский адмирал граф Турвиль мог 31 июля беспрепятственно провести из Тулона, откуда он вышел 9 июня, 20 линейных кораблей в Брест, где в его распоряжении оказалось 70 линейных кораблей. Операции Турвиля следует признать чрезвычайно удачными; благодаря прекрасно организованной разведывательной службе он хорошо был осведомлен о движениях противника и так ловко маневрировал в течение пяти дней, что ускользнул от наблюдения неприятеля, стоявшего в Уэссане. Воспользовавшись переменой ветра с норда на зюйд-вест, Турвиль, на виду у англичан, вошел в наружную бухту Бреста.

В середине августа союзники вновь встретились с крейсерующим у островов Сцилли флотом Турвиля. Несмотря на то, что французы были под ветром, англичане их не атаковали; столкновение ограничилось авангардным боем между двумя линейными кораблями. По-видимому, осторожность союзников, удовлетворившихся лишь удерживанием противника, следует приписать необходимости прикрыть приближение торговых судов из Смирны, богато нагруженных. Оба противника видимо сознавали свою недостаточную подготовленность к решительному сражению; в особенности с английской стороны заметно нежелание рисковать. Таким образом, оба флота разошлись, не предприняв решительно ничего существенного.

ТРЕТИЙ ГОД ВОЙНЫ, 1690

В течение зимы Франция прилагала большие усилия к тому, чтобы к весне привести свой флот в полную боевую готовность. План Людовика XIV на сей раз следует признать правильным: он решил как можно раньше напасть сперва на английский флот, затем на голландский и, уничтожив оба, высадиться в Англии. Но он упустил из вида, что несмотря на превосходство его флота над обоими союзниками, было необходимо сперва отрезать небольшими эскадрами Ирландию от остальной Англии и этим путем способствовать успеху сухопутной войны. В Рошфоре строились 15 галер; туда же стягивались войска. Но главные силы флота (70 линейных кораблей) закончили вооружение лишь в конце июня, так как в арсеналах ощущался недостаток в очень многом. Лишь одна операция была выполнена еще в марте: высадка в Ирландию подкреплений в количестве 7000 человек. Со стороны союзников не было оказано ни малейшего сопротивления.

В мае и июне Вильгельм III собрал небольшую армию, которая 21 июня была посажена в Честере на 290 транспортов; последних сопровождали 6 военных судов под командой адмирала Шовеля. Высадка была произведена беспрепятственно 24 числа в Кэррикфергюсе, в северо-западной части Ирландии у Белфаста. Для сторожевой службы около Ирландии французы направили в канал Св. Георгия две дюжины фрегатов и несколько линейных кораблей; но меньше половины этого числа пошло на север; до Ирландского моря не дошел никто: до такой степени небрежны, более того, преступны, были действия французских флотоводцев, совершенно не обладавших стратегическим кругозором!

1 июля Герберт с эскадрой приблизительно в пятьдесят линейных кораблей (в том числе 18 голландских) стоял около Уайта. Как в Англии, так и в Голландии весьма небрежно относились к вооружению остальных судов. Значительная эскадра союзников, состоявшая из 25 (в том числе 9 голландских) линейных кораблей оперировала в течение зимы у испанских берегов; из ее состава 15 линейных кораблей, под командой адмирала Киллигрю и вице-адмирала Альмонда, сосредоточилась к середине апреля у Кадиса. Оттуда предполагалось пройти в Тулон, чтобы перевести предназначенные для севера подкрепления. Однако произошла задержка, и уже 19 мая союзники получили известие о приближении эскадры Шато-Рено (14 судов, в том числе 6 линейных кораблей).

Союзники последовали не торопясь за неприятелем но оказались не в состоянии догнать французов, которые беспрепятственно добрались до Бреста. Лишь 25 июля, месяцем позже, Киллигрю и Альмонд привели в Плимут большой конвой почти в 200 парусных судов.

Правильный, с точки зрения морской стратегии, план внезапного нападения на обоих союзников порознь, как мы видели, не мог быть реализован в виду слишком запоздалого приведения французского флота в боевую готовность. Тем не менее, оставался в силе приказ как можно скорее уничтожить противника, отрезать Вильгельма III от Англии и высадиться в самой Англии. В виду значительного превосходства французских морских сил над союзниками планы французского короля, казалось, могли иметь полный успех.

Турвиль покинул Брест 23 июня, но благодаря сильному осту продвигался лишь медленно вперед; его галеры должны были укрываться под берегом. Только 3 июля разведчики ему донесли о появлении союзников около Уайта. Герберт не имел ни малейшего понятия о приближении противника, так как не выслал своевременно разведчиков; только накануне ему было сообщено о выходе Турвиля в море. Завидев неприятельских разведчиков, он снялся с якоря, но мертвый штиль заставил его вновь стать на якорь; в последующие дни к нему подошли подкрепления, а 5 июля до полудня он получил донесение о приближении противника. Снявшись с якоря, он выстроил боевую линию и при слабом зюйде лег в бейдевинд правым галсом; вскоре показался флот неприятеля.

На состоявшемся военном совете союзниками было принято решение боя не принимать в виду превосходящих сил противника, а отойти на восток. Турвиль последовал за ними. Союзники хотели до соединения с обеими ушедшими ранее эскадрами держаться выжидательного образа действия. Базой было выбрано устье Темзы; отсюда было решено в удобный момент выступить, задержать неприятельский флот и воспрепятствовать дальнейшим его действиям. Об этом решении немедленно сообщили в Лондон и одновременно настойчиво просили подкреплений.

Слабый ветер и более умелое использование англичанами приливов и отливов в восточной части Ла-Манша дали им возможность избежать сближения с французами, несмотря на необходимость часто становиться на якорь. 9 июля Герберт получил категорическое приказание королевы принудить неприятеля к бою; планам Герберта не сочувствовали, в виду невысокого мнения о боевой готовности французского флота. Оперировавшие отдельно отряды тем временем также получили приказание соединиться. В плане операции, присланном из Лондона, Герберту предписывалось никоим образом не упускать из виду неприятельской эскадры, дабы прикрыть приближение обеих малых эскадр. В ответе своем он попытался оправдаться, указывая на большие силы противника. Именно тогда впервые им было употреблено выражение «fleet in being», т. е. флот, одним своим присутствием способный воспрепятствовать намерениям неприятеля. Еще раз Герберт подчеркивал, что поражение союзников повредило бы всему делу, но что он приложит все усилия, чтобы исполнить приказание в точности. Категорическое приказание было отдано королевой Марией и ее министрами под влиянием внутриполитического положения Англии и военного положения в Ирландии.

Французский флот к 10 июля располагал следующими находившимися в боевой готовности судами: 70 линейных кораблей (50-110 пушечных) и 18 брандеров, всего с 4600 орудиями и 28 000 чел. команды. Число фрегатов невозможно с точностью установить — по-видимому, их было около 8. Командующий флотом, вице-адмирал граф Турвиль, руководил центром; под непосредственным его начальством находился генерал-лейтенант д'Амфревиль; авангардом командовал генерал-лейтенант Шато-Рено, арьергардом — вице-адмирал д'Эстре, совместно с генерал-лейтенантом де Габарэ, уже известным нам по Средиземному морю.

Союзный флот насчитывал лишь 57 линейных кораблей (с вооружением несколько более слабым) и 11 брандеров: всего 3850 орудий и 23 000 чел. команды). Центр находился под командой адмирала Герберта, сэра Джона Эшби и контр-адмирала Рука; арьергард, состоящий из голландских судов, вел лейтенант-адмирал Корнелий Эвертсен; младшим флагманом у него был вице-адмирал ван Калленбург, также известный нам по Средиземному морю. Таким образом, число союзных судов уступало французам на дюжину линейных кораблей и полдюжины брандеров. Умышленно даются округленные цифры, т. к. источники всех трех наций в данном вопросе значительно расходятся.

Положение Герберта следует признать весьма тяжелым. У острова Уайт, несмотря на близость своих портов, достаточно удобных для базирования на случай поражения, он не мог принять бой в виду значительного превосходства сил противника; в дальнейшем он должен был воспользоваться как базой отдаленным устьем Темзы. Теперь он был поставлен в необходимость принять решительный бой между этими двумя пунктами, вдали от своих операционных баз: Доунс находился на ветре, почти в 60 милях.

Герберт не обладал достаточным мужеством взять на себя ответственность. Он не вернулся в Дувр, чтобы там собрать все свои силы и ударить на врага; в случае невозможности победить он хотя бы мог нанести противнику тяжелый урон и лишить его боеспособности, сохраняя для себя в то же время возможность быстрого исправления судов на верфях Темзы — как было сделано Монком в 1666 году. Герберт исполнил полученные им приказания буквально, а не по смыслу: он вступил в бой с тяжелым сердцем, без необходимой энергии.

Морское сражение в 12 милях южнее Бичихэда 10 июля 1690 года является первым, о котором имеются точные и согласованные данные со стороны всех участников. В этом крупном сражении можно выделить три главных момента.

С утра, при свежем норд-осте, Герберт лег в бейдевинд правым галсом курсом норд-норд-вест и направился на поджидавших его под ветром со взятыми на гитовы парусами французов. Особых приказаний для боя отдано не было. Турвиль, лавировавший в трех колоннах, быстро образовал боевую линию на курсе норд-норд-вест; обе наветренные колонны спустились и легли впереди подветренной колонны, взявшей паруса на гитовы. После этого весь флот убавил парусов и в течение трех часов поджидал противника. Эвертсен повел свою эскадру из 22 кораблей на авангард французов и, подойдя на близкую дистанцию, открыл жестокий огонь; линия французов из-за их превосходства в числе судов несколько длиннее голландской.

Герберт, однако, не последовал за ним, из-за чего образовался промежуток между центром и авангардом; он затем привел к ветру вне расстояния орудийного выстрела, в то время как арьергард сблизился на пол расстояния пушечного выстрела и вступил в бой. Как обычно, авангард сблизился раньше с неприятелем, чем центр и арьергард.

Увидев, что эскадра Герберта не желает вступать в бой, Турвиль отдает авангарду приказание держать полнее к ветру, так что последний выходит впереди голландского головного корабля, а затем начинает обходить его с наветренной стороны; сам же адмирал следует за авангардом во главе первой и второй дивизии центра. Выйдя примерно на шестьдесят кабельтовых вперед, головной корабль поворачивает и подходит с наветренной стороны к голландскому авангарду, взяв его таким образом, в два огня. К этому времени на «Солей Ройял» (110-ти пушечном) подходит и сам Турвиль и немедленно вступает в бой. Голландцы, несмотря на исключительную храбрость и отчаянное сопротивление, подвергаются жесточайшему обстрелу со стороны значительно превосходящего их неприятеля — в то время как Герберт со своей эскадрой, держась на ветре, почти не принимает участия в сражении. Французы берут на абордаж один дрейфующий на их суда голландский корабль, совершенно лишившийся такелажа: невыгоды наветренного положения!

Эта же участь угрожает и другим поврежденным судам, а возможность бегства абсолютно исключается из-за полного штиля; гибель эскадры представляется неминуемой. Но в критический момент Эвертсен прибегает к приему, заимствованному у дюнкеркских каперов: по данному сигналу, находясь под всеми парусами, он отдает якорь. В пылу боя и за густым дымом французы не замечают этого маневра; сильный отлив относит их суда к югу, и вскоре они оказываются на расстоянии вне пушечного выстрела, где также становятся на якорь. Англичане следуют примеру голландцев; этим и кончается сражение.

Голландская эскадра жестоко пострадала. Из 22 судов только 3 оказываются в состоянии продолжать бой; все корабли тяжело повреждены, частью лишены мачт; большинство расстреляло все боеприпасы; если бы французы при благоприятном ветре или приливе подошли снова — голландцам грозила бы полная гибель. Они просят у Герберта прикрытия их судов для буксировки; но он довольствуется посылкой нескольких фрегатов, которые подходят, но также не выдерживают неприятельского огня.

В семь часов вечера Эвертсен в штиль снимается с якоря, начинает буксироваться шлюпками и принимает все возможные меры, чтобы продвинуться в восточном направлении; французы начинают преследование позднее, с началом прилива, но все же приближаются. Голландцам приходится на следующее утро уничтожить два линейных корабля без мачт, наиболее затруднявших движение. Преследование продолжается в течение пяти дней.

На следующий день задул сильный восточный ветер, крайне затруднявший лавировку. Турвиль, вместо того, чтобы начать общую погоню, держит линейные корабли соединенно, а для преследования высылает лишь отряд из фрегатов, которым удается сильно повредить еще два линейных трехдечных корабля. Эвертсен лично отправляется к Герберту, чтобы просить помощи, но тщетно. Благодаря тому, что ветер стихает и заходит, удается спасти оба корабля; но еще один тонет ночью на якоре, а на следующий день четыре голландских двухдечных корабля вынуждены выброситься на берег около Рея. Из них три сжигаются, равно как и один брандер; четвертый же (на нем 40-50 человек убитых и 90 раненых и потеряны две мачты) все же был спасен отважным командиром: он затопляет его, а на берегу устанавливает батарею из судовых орудий, которыми отражает атаки французов. Позднее ему удается провести свой корабль на родину.

Пожертвовав теми из своих кораблей, которые оказались наиболее поврежденными, голландцы могли продвигаться быстрее, несмотря на непрекращающийся восточный ветер, и беспрепятственно достигли Доунса; 18 июля, вместе с англичанами, они вошли в Темзу, где Герберт, опасаясь преследования, велел немедленно снять все ограждающие буи и знаки.

Однако Турвиль не был расположен к таким энергичным действиям; считая дело законченным, он уже 15 июля отказался от преследования и взял курс на запад к Торбею, где соединился с галерами и произвел небольшую высадку, попутно уничтожив несколько каботажных судов. Это все, чем обернулась победа, отдавшая в руки французского флота неограниченное господство над Ла-Маншем и английскими водами, которого, хотя бы на несколько часов, Наполеон I считал достаточным для завоевания Англии! По английским данным союзники потеряли 8 судов, по французским — 16; вероятно, истинная цифра потерь не превышала 12.

При рассмотрении сражения у Стромболи и Агосты особо указывалось на угрозу потерь, которым подвергается в начале сражения нападающий с наветренной стороны на спокойно ожидающую его под ветром боевую линию. То же относится и к сражению при Бичихэде; приблизившиеся к неприятелю авангард и арьергард союзников, в самом начале боя понесли чувствительные потери, — в особенности голландский авангард, головной корабль которого оказался позади авангардного корабля французов.

Надо думать, что Гербертом руководило желание, оставаясь на ветре, предотвратить возможность охвата авангарда и арьергарда. Образовавшийся между центром союзников и их авангардом интервал позволил Турвилю, шедшему с центром несколько под ветром, спокойно выждать удобного момента для нападения. Убедившись, что Герберт не намеревается вступить в бой, он мог передние дивизии центра послать в помощь авангарду. Начальник авангарда, в свою очередь, прибегал к подобному маневру, приказав головной дивизии повернуть на наветренную сторону голландцев и взять их авангард в два огня, благодаря чему голландцы понесли столь тяжелый урон.

Здесь следует указать на ошибку Герберта, заключавшуюся в том, что он не пошел на выручку своего авангарда, имея на это полную возможность благодаря своему наветренному положению; по-видимому, он не сделал этого из опасения подвергнуть свой арьергард опасности быть окруженным. Опасаясь этого, Герберт поступил бы правильнее, растянув свою линию, чтобы парализовать возможность охвата его судов.

Впрочем, можно предположить, что у Герберта была и другая причина — нежелание рисковать всем своим флотом и стремление сохранить хотя бы свой центр.

После сражения у Бичихэда, Герберт был отставлен от командования и предан военному суду, который его оправдал, но командование ему больше не поручалось. Исключительно благодаря примененной Эвертсеном военной хитрости удалось избежать полного уничтожения голландской эскадры; неприятель захватил лишь только один голландский корабль, который впоследствии затонул.

Турвиль при преследовании сделал серьезную ошибку, настаивая во время преследования на сохранении строя, благодаря чему приходилось иметь ход, сообразуясь с самыми медленными судами. Правильнее было бы начать беспощадное преследование хотя бы группами из судов с одинаковыми мореходными качествами. Очевидно, Нельсон применил бы совершенно другие приемы. Турвиль решил отказаться от преследования уже 15 июля. 20 июля союзники стали на якорь в Ширнесе, а Турвиль вернулся в Гавр, чтобы исправить повреждения и пополнить запас снарядов; о стратегическом использовании этой крупной победы не было и речи.

Турвиль знал наверняка, что союзникам не удастся исправить повреждения раньше сентября, тем не менее он не предпринимал никаких наступательных действий, несмотря на то, что постоянно понуждаемый к выходу в море, еще в конце июля покинул Гавр, взяв с собою галеры. Он разорил несколько незначительных прибрежных местечек, но в остальном совершенно не использовал своего господства на море и уже к концу августа вернулся в Брест.

Хотя союзники в конце сентября были снова в боевой готовности — с возвращении эскадры из Средиземного моря они имели около 50 линейных кораблей — англо-голландский флот не был в состоянии воспрепятствовать осенью возвращению французских войск из Ирландии. 3 сентября союзникам удалось взять Корк, а вскоре после этого и Кинсаль, при чем было взято в плен 5000 приверженцев Якова II при 300 офицерах. В восточных водах союзники успешно препятствовали активной деятельности дюнкеркских каперов. Зимовка для судов всех трех держав началась рано.

Растратив свои боевые силы при многократных осадах, Яков II рискнул дать Вильгельму III для защиты Дублина сражение, но был разбить 11 июля на реке Бойн и вынужден бежать во Францию. Однако Людовик XIV не внял его просьбам послать армию в Англию после победы при Бичихэде. Так закончилась борьба в Ирландии; все войска ее защищавшие, были вынуждены в течение года сдаться, несмотря на подкрепления, посылаемые французами. Власть Вильгельма III в Англии укрепилась.

ЧЕТВЕРТЫЙ ГОД ВОЙНЫ, 1691

Зима прошла в энергичных приготовлениях обеих сторон. Турвиль собрал в Бресте к июню 1691 года более 120 судов, в том числе 70 линейных кораблей; кроме того, в Средиземном море еще находилось около двенадцати французских кораблей. Этой значительной силе союзники могли противопоставить свыше 100 линейных кораблей (в числе их 40 голландских); кроме этих судов у них имелось еще три дюжины линейных кораблей и много фрегатов для действий против дюнкеркских каперов и конвоирования торговых судов. В начале июля флот стоял готовый к плаванию, в Даунсе. Главнокомандующим первоначально был назначен Тромп; но после кончины его 29 мая, командование было поручено адмиралу Русселю, которому был подчинен вице-адмирал Альмонд; 29 июня весь огромный флот оставил Даунс и 10-ю днями позже стал на якорь в Торбее.

После кончины маркиза Сеньеле дух французского командного состава резко изменился; Поншартрен, назначенный одновременно министром финансов и морским министром, и слышать не хотел о наступательных действиях. Он считал наиболее целесообразным окончательно подорвать неприятельскую торговлю, угрожая одновременно и неприятельским берегам. Вот благодаря чему состоялось знаменитое крейсерское плавание Турвиля, считающееся французами в отношении стратегии и тактики лучшим образцом такого рода операций. Требовалось перехватить в Ла-Манше большой коммерческий англо-голландский флот, шедший из Смирны с грузом, оценивавшимся в 30 миллионов лир. С законами морской войны французское правительство совершенно не считалось; в пространном приказании, полученном Турвилем, значилось: «Захват этого большого флота представляется более полезным для короля, нежели вторая крупная морская победа».

Турвилю предписывалось избегать столкновений с союзным флотом и принять сражение только в случае малочисленности противника или появления его у французских берегов. На случай же действий противника восточнее Ла Хуга, Турвилю вменялось в обязанность предварительно запросить соответствующие инструкции.

В упомянутом выше приказании разрешалось, если ничего особенного до того не случится, перейти в наступление лишь в августе, так как предполагалось, что к этому времени на судах противника должны начать свирепствовать болезни, появлению которых в собственном флоте было приказано препятствовать всеми средствами. Флоту надлежало оставаться в море до 1 сентября и заходить лишь в специально указанные порты. Словом, масса ограничений, стеснявших свободу действий командующего.

На запросы со стороны Турвиля были получены из Парижа уклончивые ответы. Так начал он, выйдя 25 июня из Бреста свою знаменитую кампанию, во время которой ему удалось в течение семи недель связать своими действиями противника, непрерывно отвлекая его. В начале он крейсеровал у входа в Ла-Манш, примерно 20-40 морских миль на запад от линии островов Сцилли и острова Уэссан; разведчики им были разосланы во все стороны.

Узнав о выходе французов, Руссель вышел в начале июля на запад; но крейсеруя у входа в Ла-Манш, не получал никаких сведений о месте нахождения Турвиля, который держался мористее. Здесь, в середине июля, Турвилю донесли, что восемь дней тому назад ожидаемый конвой находится значительно южнее места нахождения французов, из чего Турвиль заключил, что благодаря дувшему в то время зюйд-весту, он уже достиг Ирландии; Турвиль не стал его преследовать. Действительно, 16 июля конвой достиг Кинсэля, откуда проследовал далее на восток под прикрытием Русселя, тщетно искавшего в море своего противника.

Тем временем Турвилю удалось захватить несколько незначительных конвоев. Когда Руссель в поисках Турвиля снова двинулся на запад, началось знаменитое маневрирование последнего, в продолжение которого Турвилю всегда удавалось вводить в заблуждение союзников относительно своего местопребывания, оставаясь в свою очередь постоянно точно осведомленным о движениях неприятеля. Эта игра в прятки в открытом море продолжалась свыше четырех недель. Площадь, на которой происходило маневрирование обоих флотов, простиралась на 75 миль по меридиану, и на 120 миль на запад от Уэссана, причем французы находились всегда в 15-30 милях на ветре союзников. 14 августа Турвиль пошел в Брест, чтобы пополнить запасы; его примеру немедленно последовал Руссель, направившийся в Торбей.

Благодаря постоянному отвлечению всех морских сил союзников в открытое море от главного торгового пути, Турвиль достиг того, что в течение этих двух месяцев французские каперы, в особенности флибустьеры из Дюнкерка, могли работать совершенно безнаказанно, нанося англо-голландской торговле огромнейший вред.

Хотя Турвилю и не удался захват шедшего с востока конвоя союзников, тем не менее он с большим успехом приковывал к себе главные силы противника, а сам безнаказанно захватывал их торговые суда, способствуя перевозке войск и снабжения в Ирландию. Океанское крейсерство Турвиля, хотя и не достигло своей главной цели, все же должно рассматриваться как операция мастерски выполненная.

Ядро французского флота в этом году ни в какие операции больше не посылалось, не считая перевозки находившихся в Ирландии французских войск обратно во Францию. Флот противника вышел 7 сентября, но разразившийся через два дня у входа в Ла-Манш шторм рассеял его; потеряв три английских линейных корабля, союзники вскоре приступили к разоружению наиболее крупных судов. Средиземноморская эскадра под командой адмирала д'Эстре (12 линейных кораблей, 24 галеры), действовала у берегов французской Ривьеры; но значительные силы испанцев в составе 18 линейных кораблей в конце года отогнали французов от Барселоны.

ПЯТЫЙ ГОД ВОЙНЫ, 1692

Следующей весной Людовик XIV усиленно принялся за вооружения, желая выступить на всех театрах войны еще с большими силами; равным образом лихорадочно вооружался и Вильгельм III в Нидерландах; он предполагал даже произвести высадку на французское побережье. Совместные операции морских и сухопутных сил не планировались, особенно после того, как Ирландия перестала быть театром войны.

Изгнанный из Ирландии Яков II убедил Людовика XIV (после смерти Лувуа) сделать высадку в Англии. Людовик решился на это, рассчитывая на недовольство значительной части народа новым королем и на влияние приверженцев Якова II среди высокопоставленных особ, сообщавших ему секретные планы правительства. Между морскими офицерами также немало было якобитов, обещания которых убедили Якова II, что многие суда английского флота перейдут при первой возможности на его сторону. В частности и Руссель тайно принадлежал к преданному Якову кругу.

Итак, Людовик XIV собрал на полуострове Котантен близ Ла-Хуга 30 000 войска и 500 транспортов, необходимых для десанта. Необходимо попутно заметить, что все историки говорят о Ла-Хоге. Такого названия на полуострове Котантен не существует; северо-западный мыс его называется Ла-Хаг, а прибрежное местечко, расположенное на северо-востоке полуострова, южнее мыса Барфлёра, на рейде которого французский флот понес большие потери, носит название Ла Хуг.

Турвилю и на сей раз была поручена задача завладеть господством на море. Он собрал большой флот в Бресте. Средиземноморская эскадра, под командой д'Эстре должна была подойти из Тулона; соединившись, обе части в составе 80 линейных кораблей должны были выйти в Ла-Манш ранее окончания вооружения англичан и прибытия голландцев. План операции был бодобен выработанному Наполеоном в 1804 году.

Тем временем в Англии ко дню высадки готовилось восстание; Вильгельм III находился на материке, занятый сухопутной войной с Францией. Таким образом, шансы более сильного французского флота стояли очень высоко.На деле же появилось множество препятствий к осуществлению операции, как это часто бывает при совместных действиях сухопутных и морских сил, так как специфика тех и других разнится очень существенно, а кроме того на море играет большую роль элемент случайности, в особенности во времена парусных флотов. Турвиль предполагал закончить свои приготовления в марте; ему это удалось только в апреле; но в это время задул западный ветер, препятствовавший выходу в море. Когда ветер переменился, Турвиль вышел в море, но дойдя до входа в Ла-Манш, встретил длительный восточно-северо-восточный ветер, из-за чего ему пришлось задержаться до конца мая. Д'Эстре на пути из Тулона в Брест при выходе из Гибралтарского пролива попал в сильнейший шторм и лишился двух линейных кораблей, севших на мель близ Сеуты; остальные суда получили повреждения, так что ему удалось добраться до Бреста лишь в конце июля, вместо конца апреля.

У союзников приготовления также не подвигались с желательной быстротой. Узнав о намерениях противника, англичане и голландцы заспешили, и в результате, в конце мая, голландская эскадра Эвертсена соединилась с английской Русселя близ Рея. Пользуясь северо-восточным ветром, неблагоприятным для французов, они продолжали свой путь и 23 мая стали на рейд Св. Елены у Уайта, где застали западный английский разведочный отряд под флагом адмирала Делаваля.

Флот союзников: 88 линейных кораблей свыше 50-ти пушечных (в том числе 27 трехдечных 80-100 пушечных), 7 фрегатов, 30 брандеров и 23 авизо с 6750 пушками и 38-39 тыс. чел. команды — громадное число больших кораблей, ни на одном менее 50 пушек! Из этого общего числа на долю голландцев приходилось: 26 линейных кораблей и 26 небольших судов (среди них 7 брандеров) с 2160 пушками и 9000 чел. команды. Верховное командование было поручено адмиралу Русселю, одновременно командовавшему, совместно с Делавалем и Шовелем, и центром; голландским авангардом командовал лейтенант-адмирал Альмонд и адмирал Калленбург; арьергард состоял из английских судов под флагом адмирала Эшби, у него младшим вице-флагманом был вице-адмирал Рук.

Французский флот: 45 линейных кораблей, разделенных на три эскадры равной численности; Турвиль держал флаг на «Солей Ройял» (110 пушек), в то время крупнейшем и лучшем корабле всего мира. Из числа французских линейных кораблей — 15 трехдечных. Сверх того несколько фрегатов, 13 брандеров и так далее. Флот насчитывал 3200 пушек (более чем в два раза уступая союзникам) и 21 500 чел. команды; как видно в личном составе не было недостатка. Оба флота были заново вооружены и могли развить полную свою мощь. Французским авангардом командовал лейтенант-генерал д'Амфревиль, арьергардом — лейтенант-генерал де Габарэ.

Этим флотом Людовик XIV хотел выполнить определенный план; но благодаря чрезмерной самоуверенности, а также из-за недостаточного понимания сущности морской войны, он отдал собственноручный и определенный приказ Турвилю: атаковать неприятеля, как только он его найдет.

По пути между Брестом и Ла Хуг, где надлежало посадить на суда уже собранные для высадки в Англию войска, ему предписывалось напасть на неприятеля независимо от его сил, а затем преследовать его вплоть до его портов.

Это было крупной ошибкой! Людовику XIV безусловно следовало предоставить большую свободу действий своему адмиралу. В то время королю не было известно, что д'Эстрэ не сможет прибыть к указанному времени, и что Турвилю перед входом в Ла-Манш придется задержаться настолько долго, что голландцам еще до встречи с неприятелем удастся соединиться с обеими английскими эскадрами.

Когда король узнал обо всем этом, он поручил своему морскому министру Поншартрену отправить 10 посыльных судов из Барфлёра и Шербура, чтобы доставить адмиралу другое приказание; но ни одно из названных судов не встретилось с Турвилем.

Через несколько дней стоявшие уже на рейде Св. Елены союзники были извещены о входе французского флота в Ла-Манш. Военный совет признал необходимым испросить дальнейших приказаний королевы, но одновременно принял предложение Альмонда перейти к французским берегам; в полдень 27 мая союзный флот вышел в море. Сначала он в полный штиль держался у Уайта; когда задул легкий бриз, флот двинулся дальше.

29 мая, ранним утром, при очень плохой видимости и легком северо-западном ветре флот держался курсом юго-юго-восток в 20 милях севернее мыса Ла-Хаг, когда на ветре, милях в 9, показались многочисленные суда; это был Турвиль. Последний ложится в дрейф и созывает военный совет. Уже настолько рассвело, что вдвое сильнейший враг ясно виден; адмиралы единогласно высказываются против столь неравного боя: находясь на ветре, было легко избегнуть столкновения — но тут Турвиль показывает собственноручное приказание короля.

Граф Турвиль родился в 1637 г.; воспитан был строгой школой мальтийских рыцарей, а позднее — суровой жизнью моряка. Уже в 1666 г. он служил капитаном во французском флоте. Мы видели его в 1674-1678 гг. в Средиземном море, где за удачные сражения он неоднократно был награждаем, как и впоследствии под Алжиром и Генуей. Турвиль был одновременно и моряком и воином и отличался всегда выдающейся отвагой; это был человек полный сил, красивой и аристократической наружности.

Как флотоводец он был отлично подготовлен. Хотя чувство субординации по отношению к начальникам у него вошло в кровь и плоть, он, тем не менее, не стыдился открыто высказывать свои взгляды в тех случаях, когда признавал это необходимым. Турвиль славился умелой разработкой планов операций; во время их выполнения отличался бешеной отвагой. Принимая свои решения, он никогда не страшился ответственности, но все же был, как выразился однажды Сеньеле: «трус умом, но не сердцем».

Что именно побудило его вступить в неравный бой — так и осталось не выясненным; есть основание предполагать, что рассказ о предъявлении им королевского приказа в военном совете не соответствует истине. Возможно, что Турвиль руководило чувство обиды, которую можно было прочесть между строк этого приказа: его хотели заставить действовать более энергично, нежели после победы при Бичихэде в 1690 г.

В 10 часов утра Турвиль спускается и идет на фордевинд на противника, который поджидает его, лежа в дрейфе. Великолепно обученный флот подходит в блестящем порядке; но ветер слабеет и бой может начаться лишь около 11 с половиной часов утра; против обыкновения авангард достигает врага лишь немногим ранее центра, а арьергард несколько позднее.

На плане атаки следует остановиться: до того времени было принято идти кораблем на корабль; если бы французы придержались этого обычая и на сей раз, то в виду вдвое большого числа неприятельских кораблей создалась бы возможность охвата их флангов и они могли бы попасть в два огня. В виду этого Турвилем было отдано приказание действовать отрядами против отрядов. Правда, благодаря такому приему, линия французского флота сильно растянулась, но раз уже бой представлялся неизбежным, то такой порядок был наилучшим.

Д'Амфревиль также поступил весьма правильно; он сосредоточивает огонь с близкого расстояния на головном голландском корабле и его заднем мателоте, но остальные свои суда держит уступом, благодаря чему принять участие в бою может лишь половина голландского флота, другая же часть идет без выстрела. Таким образом он не дал возможности неприятельскому авангарду выйти вперед, повернуть на ветер и взять французский авангард под перекрестный огонь, что именно и было поручено Русселем Альмонду; французский адмирал нейтрализовал этот маневр половиной своих судов, без какого-либо риска для себя.

Тем временем Турвиль подошел почти вплотную к английскому главнокомандующему, привел к ветру и из своих 55 пушек с борта открыл по нему убийственный огонь, успешно поддерживаемый передним и задним мателотами. Он решил на своем «Солей Ройял» вывести из строя неприятельского флагмана, что разумеется, представлялось бы существенно важным. Арьергард не так близко подходит к неприятелю, но также вступает в оживленный бой. Вероятно, этот способ атаки преследовал еще и иную цель, благодаря бою на близком расстоянии облегчить возможность сдачи тем из английских судов, которые высказали бы к этому склонность.

В виду значительно меньшего количества французских судов все же являлось неизбежным образование значительных между ними промежутков. Когда около 2-х часов бриз перешел к северо-западу, контр-адмирал Шовель (третья дивизия центра) воспользовался интервалом между центром и арьергардом, чтобы прорваться через линию французов и взять их центр под перекрестный огонь.

Но тут пять больших французских кораблей приходят на помощь своему адмиралу, и в центре разгорается горячий бой. К этому времени совершенно заштилело. Турвиль спускает шлюпки, чтобы буксировать суда; остальные корабли следуют его примеру. В 3 часа временно поднимается густой туман, и в боевых действиях наступает затишье. Но и Руссель спускает шлюпки. Так как начинается 4-узловой прилив, Турвиль отдает якорь, несмотря на значительную глубину; это же делают и другие суда и дрейфуя перемешиваются.

В результате Турвиль все еще в тисках; англичане пытаются уничтожить его стоящий на месте корабль при помощи 5 брандеров, пущенных по течению и направляемых шлюпками. Но всех их атак ему удалось избежать: от одного брандера он уклоняется, другие отводятся в сторону шлюпками, а при приближении самого опасного, он рубит якорный канат, после чего снова становится на якорь. В конце концов Турвиль все же отрывается от неприятеля — в восемь с половиной часов вечера, при туманной погоде, сражение заканчивается.

Авангард, в полном составе ставший на якорь, прекратил бой уже раньше, в виду того, что все голландские суда снесло течением. Английский арьергард при переменившемся ветре повел ожесточенную атаку на слабый французский арьергард, но штиль и течение и здесь заставили прекратить бой.

Французы за весь этот продолжительный и ожесточенный бой не потеряли ни одного корабля, несмотря на двойное превосходство сил противника, что следует признать блестящим результатом, как с общей военной, так и тактической точки зрения. Но они сильно пострадали, в особенности флагман, и только штиль, а также невозможность двигаться, помешали Русселю воспользоваться своим превосходством и достигнуть лучших результатов. Против обыкновения, он закрепил свой успех настойчивым преследованием.

Когда ночью задул ветер с востока-северо-востока, Турвиль приказал 30 мая в 1 час ночи сняться с якоря; но в виду туманной погоды и больших расстояний между судами сигнал был разобран на рассвете лишь восемью кораблями; за ними последовали другие, и около 7 часов утра Турвиль собрал около себя 35 кораблей. Союзники шли за ним в северо-восточном направлении в милях шести, 6 французских судов из авангарда и 3 из арьергарда направились самостоятельно(!) в Брест. Дул слабый восточный бриз.

Только в 8 часов, когда прояснило, Руссель снова увидел французов и поднял сигнал «не соблюдая строя преследовать неприятеля». Союзники под всеми парусами, во главе с голландцами, начали догонять французов, ибо поврежденный «Солей Ройял» значительно задерживал последних. Вскоре наступает мертвый штиль. После полудня, при наступлении прилива, французы становятся на якорь западнее мыса Ла-Хаг. Турвиль перешел на другой корабль, в то время как голландский головной корабль успел приблизиться до 15 кабельтовых. Союзники становятся также на якорь.

Вечером поднимается юго-восточный бриз, и в 11 часов оба флота продолжают путь. Турвиль предполагает пройти между мысом Ла-Хаг и о-вом Альдернэй или Ориньи, чтобы укрыться в Сен-Мало, ибо до Бреста слишком далеко для сильно поврежденного флагмана. Но лавировать здесь ночью он не решается: фарватер хоть и имеет 4,5 морских миль в ширину, но с обеих его сторон находятся рифы, а скорость течения доходит до 5 узлов. 20 судов Турвиля все же решаются там пройти и благополучно проходят; Турвиль с остальными 15 судами 31 утром становится на якоре перед проливом. Благодаря дурному грунту и сильному течению корабли дрейфуют к северу; частью они оказываются под ветром у неприятеля.

Оставалось укрыться только в Шербуре или Ла-Хуге. В первый из них Турвиль отсылает «Солей Ройял» с двумя другими кораблями и несколькими мелкими судами; сам он с 12 остальными, идет вечером на рейд Ла Хуг. За удаляющейся на запад эскадрой последовали только Альмонд (авангард) и Эшби (арьергард); но оба не рискуют войти в опасный фарватер у Альдернэя и возвращаются на восток.

Делаваль (центр) с 17 судами и 8 брандерами атакует вошедшие в Шербур 3 французских корабля; сначала они их обстреливают, затем направляют против них брандеры, которым удается сжечь 2 корабля; третий корабль, севший на мель, он захватывает при помощи шлюпок, а затем сжигает, так как снять его не удается. Между тем Руссель идет в Ла Хуг, чтобы уничтожить скрывшиеся там суда. Туда же следует Альмонд, чтобы предоставить в его распоряжение суда, брандеры и шлюпки.

На состоявшемся между Турвилем, Яковом II и маршалом Бельфором совещании было решено, посадить корабли на прибрежные мели как можно плотнее: 6 под фортом д'Иле, 6 у Ла Хуга. На берегу между кораблями были установлены батареи, там же помещены шлюпки и легкие суда с соответствующим числом гребцов и команды. Сухопутные войска наблюдали за всем этим с берега. Припасы по мере возможности выгружались, но когда подошел неприятель, выгрузить всего не успели.

2 июня в 6 часов пополудни Рук открыл огонь. Слишком незначительная глубина и выдвинутая вперед отмель не допускали сколько-нибудь действительного обстрела французов линейными кораблями союзников; непригодными оказались и брандеры, так как французские суда стояли на мели слишком близко к берегу. После ожесточенной канонады с большого расстояния Рук решил атаковать шесть кораблей у форта д'Иле шлюпками. Овладев ими после ожесточенного боя, он приказал их разграбить и поджечь на глазах Якова II, Турвиля, Бельфора и всех войск. Та же участь 3 июня в 8 часов утра постигла и другие 6 кораблей, находившиеся под защитой форта Ла Хуг.

Потери французов составляли 15 больших и лучших судов, в том числе и флагман. Но во время самого боя у мыса Барфлёр они не лишились ни одного судна, ни одно даже не было выведено из строя; потери они понесли лишь во время преследования. Союзники потеряли в самом бою, кроме брандеров, по-видимому 2 корабля.

Сражение при Ла Хуге — как принято обыкновенно называть одним общим названием бой у мыса Барфлёр, преследование французов и уничтожение на пятый день их судов под Шербуром и Ла Хугом — представляется во многих отношениях очень поучительным. С точки зрения стратегии безусловно достойно осуждения категорическое предписание Людовика XIV и буквальное исполнение его Турвилем. Королю не следовало отдавать такого приказания, это главная ошибка. Там, где стратегия и тактика строго разграничиваются, а именно в тот момент, когда как следствие предварительных стратегических операций наступает момент перехода к тактическим действиям, — приказание, отданное, значительно ранее, не должно оказывать решающего влияния на принятие серьезного решения. В данном случае мы снова видим доказательство тому, что морской начальник, оперирующий вдали и не имеющий тесной связи с своим правительством, никоим образом не должен быть связан отданными заранее точными предписаниями на каждый отдельный случай. Наоборот, он должен иметь полную свободу действовать самостоятельно в пределах точно известных ему общих планов высшего командования. Подобное же мы видели в войне за Сконию.

Людовик XIV, как видно из его последующих приказаний, еще за две недели до предписанного им боя отказался от мысли дать неприятелю сражение. Следовательно Турвилю можно и должно было выказать достаточно мужества, чтобы взять на себя ответственность за неисполнение в буквальном смысле приказания; последнее было отдано в предположении, что союзники еще не успели соединиться, что английские суда во время боя перейдут на сторону французов и что боевая линия последних составится из 70, в худшем случае — из 60 судов.

Турвиль был изведен частыми намеками на сомнения в его послушании, энергии, даже храбрости. Этим и было вызвано его почти отчаянное решение атаковать вдвое сильнейшего противника.

С тактической стороны действия всех французских командиров следует признать образцовыми; великолепное начало боя, во время которого головные части неприятельского флота оказывались связанными и лишенными возможности сделать охват головы французов; далее маневр второй и третьей дивизий, авангарда, несколько отставших и державшихся на ветре, чем была устранена для первой дивизии возможность попасть под перекрестный огонь со стороны продвигавшихся сзади неприятельских сил.

Но и адмиралы союзников неоднократно проявляли тактическую самостоятельность. Шовель и Фолей действовали совершенно правильно, когда воспользовались переменившимся ветром и отделились от своих, чтобы прорвать линию противника и поставить его в два огня. Выполнить им этого в полной мере не удалось из-за слабого ветра. Им были точно известны намерения своего главнокомандующего и они не остановились перед разделением своих сил.

Надо удивляться, что французы за все десять часов сильнейшего боя не потеряли ни одного корабля; этим доказывается не только превосходное в тактическом отношении командование, но и отличная боевая подготовка отдельных судов, равно как и понимание командирами необходимости оказывать друг другу поддержку.

Конечный результат шести дней — с 29 мая по 3 июня — существенен не столько с точки зрения утраты французами 15 лучших линейных кораблей — их скоро можно было бы заменить вновь построенными; бой этот имел серьезное значение благодаря огромному моральному впечатлению на короля и правительство, народ и флот, поведшему к полному отказу от использования флота в широком масштабе.

Отныне он предназначался исключительно для уничтожения неприятельской торговли, несмотря на то, что репутация Турвиля почти не пошатнулась, и что через десять месяцев король назначил его маршалом. Как то Людовик XIV сказал: «Счастье, что Турвиль спасся; корабли можно выстроить снова». Итак, рассматриваемое сражение все же послужило к славе Турвиля. Команды флота нашли себе работу на каперских судах, так что каперская война быстро расцвела пышным цветом.

Равным образом и союзники не находили серьезного применения своему большому флоту. Господство в Ла-Манше навело их на мысль сделать высадку на французском побережье; однако, план этот не был приведен в исполнение. Против разбойничавших в Ла-Манше и северо-западной части Северного моря каперов также не принималось никаких мер, так как считалось нежелательным разбрасывать главные силы флота, предназначенные к упомянутой высадке. С наступлением осени большинство судов стало на зимовку. Яков II вскоре отказался от каких-либо надежд на успех.

ФЛОТЫ ОСНОВНЫХ ДЕРЖАВ ДО КОНЦА ВОЙНЫ, 1693-1697 ГГ.

В 1693 г. ведение морской войны союзными державами следует признать весьма неудовлетворительным. И в Англии мы видим повсеместно несогласие и нерешительность, распространяющиеся и на управление флотом. Во-первых, не был исполнен договор с Испанией: на каждую из трех держав была возложена обязанность содержать на юге 16 судов, между тем в Средиземное море была отправлена лишь половина этого количества, совершенно недостаточная, чтобы достигнуть каких-либо результатов.

Также обстояли дела в союзном флоте, главные силы которого, в числе лишь 76 линейных кораблей (из них 30 голландских) стояли в полной готовности у Уайта в виду того, что в Бресте находился готовый к выходу в море французский флот в таком же приблизительно численном составе; но намерения последнего ограничились лишь действиями против морской торговли союзников. В Англии снова вернулись к старой системе «совместного командования», когда руководство было сосредоточено в руках трех адмиралов на одном флагманском корабле.

Как и всегда при посредстве шпионов французы были отлично осведомлены относительно каждого крупного предприятия англичан. Благодаря этому Турвиль точно был предупрежден о выходе большого торгового флота из Англии; он вышел из Бреста в конце мая.

9 июня союзный флот с 400 коммерческими судами направился от Уайта на запад; у входа в Ла-Манш предназначенные для дальнейшего следования на запад суда отделились; средиземноморская эскадра под начальством Рука пошла в качестве конвоя с торговыми судами. Главные силы флота вернулись, не только упустив возможность запереть французский флот в Бресте, но даже не осведомившись о выходе его в море, что имело место уже две недели тому назад. По некоторым данным можно заключить, что была допущена крупная небрежность: письмо, сообщавшее о выходе Турвиля осталось нераспечатанным. Но и помимо этого непростительно, что сам флот не озаботился сделать разведку у Бреста.

Подходя к мысу Сен Винсент 26 июня, Рук увидел несколько французских судов. С рассветом показалось 10 неприятельских линейных кораблей близ Лагоса, которых Рук заставил отступить. Но часам к 10 утра, он оказался окруженным со всех сторон: под ветром появился Турвиль с 40 линейными кораблями, на ветре Габарэ с 16 судами, впереди еще 18 линейных кораблей. В распоряжении Рука для защиты 140 торговых судов имелось лишь 15 линейных кораблей, 12 фрегатов и 4 брандера.

Турвиль быстро взвесил все шансы и дал сигнал к общей атаке. Рук в сомкнутой линии стремился выйти в море, отдав приказание купцам скрыться по возможности ночью; о какой-либо их защите не могло быть и речи. Руку со всеми судами, за исключением двух голландских кораблей, и 50 купцам удалось достигнуть Мадеры; этому способствовала слишком систематично проведенная атака Габарэ. Остальным французским силам посчастливилось мало помалу завладеть 80 англо-голландскими торговыми судами с товарами на огромную сумму. Лишь немногие суда благополучно укрылись в испанских портах. Успех был велик, но мог быть больше.

Высшее командование флотом союзников в 1693 г. стало еще хуже; в начале было установлено наблюдение за Брестом в предположении, что Турвиль находится там. Когда через Англию пришло известие о его выходе, флот не начал немедленного преследования, но направился сначала в Торбей, чтобы принять запасы и получить приказания. Лишь 27 июля, через месяц после захвата торгового флота у Лагоса, союзники снова вышли в море. Предполагалось ожидать возвращения Турвиля в Брест; но в виду неприбытия транспортов с провизией от этого плана пришлось отказаться. 26 августа союзники стали на якорь в Торбее, 8 сентября перешли к Уайту, а вскоре стали на зимовку.

Главными виновниками этих нерешительных действий флота следует признать неправильные приказания правительства, а также отвратительное состояние морских учреждений на берегу. Ясно ощущалось отсутствие флотоводца с сильной волей; система же трех одновременно командовавших адмиралов едва ли могла ярче доказать полную свою несостоятельность, чем в данном случае. Впрочем, учреждение это функционировало в последний раз; такая организация, естественно, должна была дать сбой при мало-мальски сложных условиях.

Между тем Турвиль соединился с Тулонской эскадрой в виду Малаги; он пошел в Тулон и вошел там в порт с 190 кораблями (в числе их 94 линейных). Лишь в середине сентября он беспрепятственно вернулся в Брест, вместе со всеми судами, входившими в состав северной эскадры.

Следует упомянуть еще об одном предприятии. В Англии соорудили особый вид брандера, так называемую «адскую машину». Состоявшая из небольших линейных кораблей и многочисленных малых судов, эскадра отправилась в Сен-Мало. Мортирные суда начали операцию, открыв огонь по городу; через 4 дня, 30 ноября, эскадра подошла весьма близко к Сен-Мало. В следующую ночь предполагалось использовать вновь сооруженный брандер, но в 40 метрах от городской стены он сел на риф. Тем не менее, сила взрыва была так велика, что ею было разрушено до 300 домов. Предприятие это не имело особой цели и никоим образом не повлияло на ведение войны; в Англии оно вызвало справедливые осуждения, как бесцельный и варварский поступок.

Среди предпринятых союзниками в следующем году операций встречается много интересного. Прежде всего, средиземноморская эскадра с левантийским конвоем вышла в море еще в начале января. Однако, потеряв близ Гибралтара в последний день февраля четыре линейных корабля вместе с адмиралом во время жестокого шторма и считая себя слишком слабой по сравнению с французами, эта эскадра осталась в Кадисе в полном бездействии.

Сосредоточившись вновь около Уайта под начальством Русселя, главные морские силы Англии вышли в море слишком поздно, чтобы предупредить выход Брестского флота. В июне было отправлено в Средиземное море 44 линейных корабля из числа 80 под командой Русселя; эти суда, соединившись у Кадиса с отбывшими еще ранее, а также с 10 испанскими линейными кораблями, образовали внушительный флот, насчитывавший 75 линейных кораблей и 15 брандеров. Русселю удалось отогнать Турвиля от Барселоны и освободить этот город. Турвиль был заблокирован в Тулоне, чем в значительной степени была обеспечена защита торговли. Союзный флот зимовал в Кадисе. Этот момент следует признать особенно важным в истории развития английского морского могущества: с того времени английский флот основательно укрепился в Средиземном море.

Руссель вначале был против этого плана; однако, в Англии в то время уже ясно сознавалась настоятельная необходимость создать устойчивое положение в Средиземном море путем содержания там сильного военного флота. Танжер, доставшийся Карлу II от супруги, португальской принцессы, служил с 1662 по 1684 г. базой для флота; в 1684 г. укрепления этого города были разрушены арабами, но вскоре снова восстановлены ими же. Тяжесть этой ошибки — отдачи столь важного в стратегическом отношении пункта — ясно сознавалась в Англии и вызывала серьезное огорчение. В связи со всем этим возникла мысль об оккупации одного из Балеарских островов, Минорки, чрезвычайно удобного благодаря своей отличной гавани Порт-Магон. Но это предприятие осуществилось значительно позднее, в 1708 г.

Меньшая часть главных сил союзников в составе 36 линейных кораблей (в том числе 16 голландских) под флагом адмирала лорда Беркли в 1694 г. оперировала против французского побережья; 18 июня внешние форты Бреста подверглись нападению со стороны флота и сильного десантного отряда, которое было отбито с большими потерями, благодаря заранее организованной защите. Через месяц бомбардировкой был разрушен Дьепп, а еще неделей позже подвергся обстрелу Гавр. В сентябре адмирал Шовель с 18 линейными кораблями и таким же числом плавучих «адских машин» напал на Дюнкерк; но и здесь своевременно были приняты меры, в виду чего это нападение, равно как и последовавшая через неделю операция против Кале, окончилась неудачей. Во всех этих операциях принимали участие мортирные суда.

Подобным же образом развертывались операции на обоих театрах войны и в следующем году, но с еще меньшим напряжением и столь же незначительными успехами. Как и раньше в южной части Средиземного моря постоянно оставалась эскадра под командой Рука. На севере особенной ожесточенностью отличались атаки Дюнкерка; строитель «адских машин», Меестерс, соорудил особого типа суда, долженствовавшие при помощи дымовых завес скрывать следовавшие за ними брандеры. Однако существенных результатов они не дали ввиду неумелого пользования ими, а также поставленных против них заграждений и заблаговременно подготовленной защиты. Во всех указанных операциях мортирные суда и брандеры играли главенствующую роль, не достигая, впрочем, каких-либо успехов.

В течение следующего 1696 г. союзники не появлялись в Средиземном море; наоборот, имевшиеся там морские силы были отозваны ввиду того, что Испания не принимала больше участия в морской войне. Рук, конвоировавший большой торговый флот, успел прибыть на север своевременно: поджидавший его Шато-Рено был уже очень близко.

Но было еще одно обстоятельство, заставившее союзников сосредоточить свои силы на севере. Людовик XIV решил перебросить свои войска в Англию и собрал у Дюнкерка и Кале 20 000 солдат и 300 транспортных судов. Но Руссель подоспел вовремя; видя невозможность застать противника врасплох, Людовик отказался от своего намерения. В мае Рук подошел к Бресту слишком поздно и не успел помешать выходу отправившейся в Тулон части флота, затем главные силы стояли опять долгое время у Уайта без приказаний. Упомянуть еще следует лишь о летних операциях против островов и городов, расположенных к юго-востоку от Бреста, а также о защите торговли.

Последний год этой войны 1697 отличается почти полным затишьем; в Средиземном море французам удался захват Барселоны; в Вест-Индии в их руки перешел очень важный испанский порт Картахена вместе с богатой добычей. Следует отметить сильные (до одной трети) потери в личном составе из-за эпидемических заболеваний как в возвращающемся на родину французском флоте, так и в преследующем его и многократно вступающим с ним в незначительные бои английском; союзники, например, потеряли таким образом 3 адмиралов, 10 командиров и до 2000 человек команды. Сухопутная война также постепенно приостановилась.

Истощившись в долгой борьбе против всей Европы и изнемогая от полнейшего упадка земледелия, торговли и промышленности, Франция лишилась возможности добывать средства, необходимые для энергичного продолжения войны. Поэтому был заключен Рисвикский мир, сначала с Англией, Голландией и Испанией, а 10 днями позже и с германским императором и империей. Особенно пострадал флот. Истощению Франции способствовала полная отрезанность от всяких внешних сношений, без которых внутренние ее силы не могли поддерживаться и развиваться. Оказавшись изолированной со стороны суши и моря, страна не могла продержаться собственными средствами. Но и противники Франции сильно ослабели, в особенности морские державы, понесшие огромные потери из-за длительной крейсерской войны. Но об этом речь впереди.

Указанным выше мирным договором Франция лишалась почти всего, полученного по последнему Нимвегенскому договору; зато морским державам предоставлялись большие торговые выгоды. Условия мира оказались наименее выгодными для покинутой своими союзниками Германии; даже Страсбург, захваченный Францией еще в мирное время, остался за Людовиком.

КРЕЙСЕРСКАЯ ВОЙНА И КАПЕРСТВО

В предыдущих главах неоднократно упоминалось о возобновлении грандиозной каперской войны. Ниже следует более обстоятельное ее описание. Прежде всего, бросается в глаза постепенное ослабление морской мощи Голландии, в то время наиболее опасной соперницы Англии, а на ряду с этим усиление французского флота под просвещенным руководством Кольбера.

Этот великий государственный ум вполне постиг значение морской силы; им была приложена громадная энергия к созданию в необыкновенно короткий срок сильного флота. Но последний в его суждениях не представлялся чем-либо самодовлеющим; наоборот, флот был в его глазах орудием к достижению целей чисто государственных, в частности, экономических. Кольбер сознавал глубокую необходимость развития морской торговли для процветания государства и понимал, что для защиты ее необходим сильный военный флот. «Торговля — источник богатства, а богатство — нерв войны» — слова, завещанные им сыну и преемнику, маркизу де Сеньеле. Его помыслы были направлены не только на ведение морской войны, но и на препятствование развитию торговли противников; вот почему, наряду с военным флотом, им организуется с большим успехом и каперство.

Каперские свидетельства, т. е. выдаваемые правительством удостоверения на право каперства, были в ходу и раньше, но они давали повод к частым злоупотреблениям. Так, например, капитаны каперских судов выправляли себе свидетельства через иностранные правительства, не стесняясь захватывали суда всех национальностей и расправлялись с ними и с грузами по собственному произволу. Картина получалась безобразная, торговля жестоко страдал. Отныне было узаконено, что:

1) Капитаны каперских судов не имеют права более, чем на одно свидетельство; в противном случае, они рассматриваются как пираты и подлежат смертной казни через повешение.

2) Свидетельства иностранных правительств принимаются только с разрешения своего правительства.

3) Экипажи каперских судов подсудны военным судам, хотя они не состоят на военной службе, и капитанам предоставлялось право вооружать суда совершенно самостоятельно, за свой риск и страх.

4) Каперам разрешалось при приближении к неприятелю показывать чужой флаг; но они обязательно должны были перед началом боя поднимать флаг своей национальности.

5) Каперам разрешался захват: а) судов неприятельской державы; б) судов без судовых документов, скрывающих свою национальность; в) судов, отказывавшихся показать им свой флаг или отсалютовать (а также лечь в дрейф), независимо от их национальности; г) нейтральные суда с неприятельским грузом.

6) Призы воспрещалось грабить; наоборот, грузы и ценности должны были сохраняться запечатанными, а приз приводился в порт, где передавался на рассмотрение призового суда; выкуп призов воспрещался.

7) В случаях признания судом захвата приза неправильным, капитан считался ответственным за все убытки по судну, экипажу и грузу, а также за убытки, вызванные задержкой. В обеспечение исправного исполнения этого положения капитанам, до выхода в море, надлежало вносить 15 000 фр. залога или поставить поручителей.

8) В случае признания приза правильным, грузы должны были продаваться с аукциона, а вырученная сумма, за вычетом всех издержек (выгрузка, охрана, судебные издержки, аукционные расходы и т. д., а также одной десятой в пользу генерал-адмирала), подлежала распределению на следующих основаниях:

а) треть — собственнику капера, поставившему судно, инвентарь и вооружение;

б) треть — поставившему продовольственные запасы, материалы и снаряды;

в) треть — капитану и экипажу капера.

Ареной деятельности французских каперов главным образом являлись свои воды, хотя они не ограничивались только ими. Уже Ришелье озаботился приобретением расположенных в дальних морях владений, пригодных в качестве операционных баз, а Кольбер явился продолжателем его дальновидной политики: подобные базы были оборудованы в Канаде, Ньюфаундленде, Вест-Индии (Мартиника и Сан-Доминго), Кайенне, на Мадагаскаре, Иль-де-Франсе, Бурбоне Реюньоне и др. и представляли из себя укрепленные и оборудованные порты со складами запасов и призовыми судами.

Благодаря указанным мерам, французские каперы могли наносить весьма чувствительный ущерб торговле враждебных держав на всех морях. Каперство причинило английской торговле значительно больший вред, нежели французский военный флот, т. к. большее количество коммерческих судов захватывалось каперами, а не военными судами; но и сами французы признают, что наибольший успех каперов совпадает с теми моментами, когда неприятельский флот не располагал полной свободой действий.

Не один Кольбер видел в каперстве важный фактор для нанесения ущерба торговле неприятеля, а в связи с этим и его национально-экономическому благосостоянию; за каперство высказался, например, и знаменитый маршал Вобан. Каперство поощрялось еще и отдачей военных кораблей в наем каперам (за пятую часть призовой выручки) в тех случаях, когда правительство не обладало достаточными средствами для их вооружения.

Среди французских портов главенствующее положение уже со времен Якова I и Карла I занимал Дюнкерк, отчасти благодаря фламандскому населению, отличающемуся способностями к мореходству и жаждой приключений, отчасти в виду исключительно выгодного его расположения — на самом торговом пути. Дюнкерк, кроме того, являлся портом наиболее близким к Англии и Голландии, с достаточно защищенным рейдом. Кроме него еще выделялись Булонь, Сен-Мало, Нант и Байонна.

Чтобы ярче очертить размеры деятельности каперских судов, следует отметить, что за сорок лет войны (1656-1783) одни только дюнкеркские каперы привели в свой порт 4350 признанных судом правильными призов, с экипажами общей численностью в 34 750 человек. Вырученная от продажи этих призов сумма определяется в 158 175 270 франков, что составляет для Дюнкерка в среднем 109 призов и 870 человек пленными в год. А ведь стоимость судов и грузов в местах назначения по меньшей мере вдвое больше по сравнению с вырученными за них на аукционе деньгами. И это только для Дюнкерка. Причиненный английской торговле ущерб достиг огромных размеров. В 1689-90 гг., из-за неудачного руководства флотом Герберта в качестве командующего и первого лорда, в Лондоне прекратили свое существование многие страховые и торговые дома, тысячи рабочих лишились куска хлеба, и для населения создалось крайне бедственное положение.

В виду того, что лица, особенно преуспевшие в каперском деле, одновременно представляли собой и выдающихся военно-морских деятелей, мы считаем необходимым уделить и им место при рассмотрении истории морских войн. Как о наиболее значительных из их числа следует упомянуть о Жане Баре из Дюнкерка и Дюке-Труэне из Сен-Мало.

Жан Бар был простого происхождения, без образования, начал плавать с 12 летнего возраста, служа в 1666-1672 годах в качестве матроса, а затем унтер-офицера под командой де Рюйтера в голландском флоте, где приобрел военные знания и выдвинулся благодаря своим способностями и отчаянной отваге. В 1672 г., когда началась война между Францией и Голландией, он оставил голландскую службу и вернулся в Дюнкерк, чтобы здесь начать свою каперскую карьеру, сперва рулевым на каперском судне, а с 1647 года в качестве капитана.

Общее положение оказалось выгодным: Англия не воевала с Голландией, уже истощенной, и к тому еще неблагоразумно ослабившей свой флот посылкой части его в Вест-Индию; Нидерланды, таким образом, были лишены возможности защитить свои воды. Отрицательные результаты не замедлили сказаться: голландские купцы и рыбаки оказались в постоянной опасности от французов. Первое судно Жана Бара в 1675 г., люгер с командой в 36 человек, было вооружено 2 пушками; на этом корабле он захватил 6 призов в 6 месяцев. Вследствие этого ему была поручена судовладельцем 10-пушечная бригантина.

Вооружив в следующем году несколько легких фрегатов, голландцы нападают на Дюнкерк и берут 20 призов, в том числе три 10-12 пушечных корабля. В 1676 г. они отправляют более сильную эскадру в составе 12, частью даже больших, фрегатов. Однако Бар на легком фрегате берет такое же количество призов. Совместно с другими он захватывает отряд китобойных судов с конвоиром; позднее он один берет на абордаж голландский фрегат, защищавший рыбачью флотилию, а затем и сами рыбачьи суда. За этот подвиг Людовик XIV наградил его золотой цепью.

В этом же духе он продолжает свою деятельность. Голландцы с каждым разом увеличивают число отправляемых в море судов, доведя его в 1678 г. до 30; но Дюнкерк располагает также большим числом каперов, а Жану Бару счастье продолжает улыбаться. Так как он, благодаря своей смелости, зарабатывает своему судовладельцу весьма крупные суммы, то последний поручает ему ежегодно все большие суда, — даже в 1678 г., когда в бою его корабль был приведен в негодность. Дюнкеркцы до такой степени владеют Ла-Маншем, что голландцы вынуждены посылать своих купцов по северному пути вокруг Британских островов.

Впрочем, в данном случае сыграла роль не одна только удача; следует учесть, что: 1) каперы из Дюнкерка были великолепно снаряжены и представляли собой отличные парусные суда с превосходными мореходными качествами; 2) команды — отборные, закаленные, отважные, радостно идущие в бой; 3) капитаны — люди, всецело владевшие кораблем и командой и делившие с ними все, что только было возможно. У Жана Бара выработался следующий прием: подойти к неприятелю или дать ему приблизиться почти вплотную, не отвечая на огонь; затем внезапно положить на борт, дать залп всем бортом, зацепить бушпритом и его такелажем за ванты противника, лечь вдоль борта и немедленно перескочить со всей командой на палубу неприятельского судна; сам он бросался во главе своих людей, обыкновенно обезоруживал капитана и завладевал верхней палубой, а тем самым и всем кораблем, т. к. команда, во время неожиданного и быстрого нападения на палубные суда, не успевала еще выскочить на верх и находилась ниже верхней палубы. Вот почему победа оставалась за Жаном Баром даже в случаях столкновений с сильнейшим противником.

Следует еще упомянуть об его проекте 1689 г. составить эскадру из быстроходных, легких фрегатов с отборными экипажами под командой лучших командиров для операций против купеческих судов в Ла-Манше, океане и Средиземном море. Сеньеле был за проект, но у Людовика XIV необходимые для его осуществления средства оказались лишь позднее.

Еще в 1678 г., по представлению Кольбера, Жан Бар был произведен в чин лейтенанта флота, в качестве какового прослужил на флоте несколько лет и совершил удачный поход против мавров; после этого он был произведен в чин капитана 2 ранга.

Получив в 1689 г. приказание конвоировать на двух легких крейсерах торговый флот в Ла-Манш и подвергшись там нападению со стороны двух английских фрегатов, он, после продолжительного боя, вследствие полученных ран и тяжелых повреждений своих приведенных в негодность крейсеров, вынужден был сдаться, совместно с Форбэном, также раненым. Однако им удалось бежать из Плимута, где их содержали в плену, переплыть в открытой шлюпке через Ла-Манш и высадиться через 48 часов в окрестностях Сен-Мало.

Будучи произведен в чин капитана 1 ранга, он в 1690 г. вступает в командование одним из судов эскадры Турвиля около Бичихэда; перед боем, ночью, в открытой шлюпке он делает разведку.

Но служба в регулярном флоте, в качестве подчиненного, ему не по душе. Поэтому Поншартрен вооружает для него отряд фрегатов, во главе которого темной дождливой ночью при зюйд-осте, он прорывается через союзную эскадру под флагом Бенбоу в составе 22 судов, блокировавшую Дюнкерк. С этим же отрядом он захватывает в Северном море транспорты с конвоирами, уничтожает рыбачью флотилию, высаживает 800 пленных на шотландском побережье и сам высаживается на Тэйне, где поджигает 300 домов и опустошает окрестности. В конце года с огромной добычей он беспрепятственно возвращается в Дюнкерк.

Еще большую услугу, чем этими набегами, оказывал он своей родине тем, что в 1694-1696 гг., несмотря на всякого рода препятствия, ему удается провести к берегам истощенной длительной войной и неурожаями, опасающейся голода Франции большие грузы зерна из Флеккефиорда (западнее Линдеснеса в Норвегии — стоянка прибывающих из Балтийского моря груженых зерном флотов). У Текселя, в 1694 г. происходит столкновение Жана Бара с отрядом голландских судов, значительно более сильных. После часового рукопашного боя он овладевает голландским адмиральским судном (58-пушечным); потери голландцев — адмирал де Вриэс и 300 человек. Взяв еще два корабля (54- и 34-пушечных), он совместно со всеми гружеными зерном судами возвращается в Дюнкерк. Людовик XIV велит выбить медаль в память этой победы, а Жану Бару дарует дворянское достоинство и орден Св. Людовика.

В 1696 г. он прорывает блокаду, уничтожив отряд голландских фрегатов; затем разбивает большую голландскую торговую флотилию и доводит свои корабли, груженые зерном, благополучно на родину, несмотря на преследование превосходящих численностью голландцев. В 1697 г. он получает адмиральский чин и назначается начальником всех морских сил во фландрских водах. Но действовать на море ему больше не пришлось; вскоре был заключен Рисвикский мир.

Когда в 1702 году вновь разгорелась война, ему было поручено вооружить эскадру; но переутомившись во время этой работы, он не мог восстановить уже ранее надломленного здоровья, опасно заболел и скончался 27 апреля, не достигнув 52 лет.

Личность Жана Бара поистине героическая: совершенно неграмотный, без образования и воспитания, но богато одаренный природными способностями и исключительными качествами как морской вождь — он был человеком простым и правдивым, безумно храбрым. В военно-морской истории выдающаяся роль его обусловлена не столько успехами его как флибустьера, сколь проводимым им с огромным знанием дела и величайшим искусством способом нападения, доставившим ему изумительные, граничащие с чудесами, успехи в одиночных схватках. Абордаж благодаря сопровождавшей его внезапности, забытый уже десятками лет, под его руководством ожил вновь.

Здесь мы считаем уместным коснуться в общих чертах значения каперской и крейсерской войн. Львиная доля успехов доставалась французам благодаря тому обстоятельству, что их торговля в значительной степени уступала таковой голландцев и англичан. Дюнкерк и Сен-Мало славились как наиболее опасные разбойничьи гнезда, в виду их выгодного географического положения, а также отважности их населения. Мы видели, какие чувствительные потери несли союзники, несмотря на сильные эскадры, блокировавшие французские порты, и на большое количество конвоиров; для этой цели одна Голландия ежегодно снаряжала, сверх выделяемых временно из состава флота отрядов, 30-40 специальных судов-конвоиров, вооруженных 16-50 орудиями.

Эта война против торговли противника, которую на этот раз вели не частные предприниматели, а правительство при помощи сильных эскадр, дала французам в течение шести лет (1691-1897) свыше 4000 призов. Организованная позднее защита торговли союзников, тоже при посредстве значительных эскадр, ощутительных результатов не дала.

Снова подтверждается с большой ясностью старая истина, что крейсерская война в крупных размерах может быть проведена лишь тогда, когда существует возможность ее поддержки со стороны флота, будь то даже «fleet in being», как, например, французский флот после битвы при Ла-Хуг. Он приковывал к себе крупные силы противника, тем более, что в первые годы существовали опасения высадки французских войск в Англии.

Только в последние два года войны союзники, раздробив свой флот на небольшие отряды, использовали его в крейсерской войне. До тех пор английские коммерческие суда в Атлантическом океане и Ла-Манше были лишены всякой защиты и могли считать себя вне всякой опасности со стороны французских каперов и крейсеров только при наличии сильного конвоя. Морское страхование в Англии достигло трети стоимости груза. Навигационный акт потерял всякое значение, и английские суда часто ходили под флагом северных держав.

Те же условия встречаем мы и в колониях; и здесь со стороны флибустьеров торговле союзников грозила серьезная опасность. Описание многочисленных военных действий в Северной Америке, Вест-Индии и т. д. завело бы нас слишком далеко; скажем лишь, что там всюду пышно расцвела каперская война, в связи с целым рядом десантных экспедиций.

ИТОГИ ОРЛЕАНСКОЙ ВОЙНЫ

Из описания этой войны явствует, что в ходе ее влияние морской силы ни с той, ни с другой стороны не проявлялось в достаточной степени. Как Людовик XIV, так и союзники не обладали достаточным кругозором, чтобы правильно оценить, как наилучшим образом можно было применить находившиеся в их распоряжении большие военно-морские силы. Людовик XIV в первые годы не воспользовался численным превосходством своего флота, усматривая в нем лишь дорогостоящую оборонительную силу, неспособную влиять на ход сухопутной войны; позднее союзники не проявляли достаточной решимости чтобы энергично использовать свои морские силы.

Наиболее существенную и отрицательную роль во всех трех флотах сыграло неудовлетворительное управление ими. Голландцы сразу отодвинулись на второй план; между английский высшим командованием и офицерами царило глубокое недоверие. Большой вред приносили также частые перемены главнокомандующих у союзников, что мешало развиться наступательным действиям флота.

Выше очерчены, в общих чертах, ошибки военно-политического и стратегического характера, допущенные в рассматриваемой войне. Военный министр Лувуа, по-видимому, из чувства зависти препятствовал правильному развитию морских сил; к тому же он не придавал должного значения морской мощи государства.

Что касается стратегии, то уже указывалось на ошибку французского флота, в первый же период войны предоставившего англичанам господство над Ирландским морем. Французский флот, по примеру прошлых лет, избегал рискованных выступлений и предпочитал беречь суда, вместо того, чтобы пускать их в дело. В свою очередь, союзники, находясь в обеих странах в неустойчивых условиях внутренней политики, также не решались на энергичные шаги. Обе враждующие стороны повторяли те же ошибки: неудовлетворительная осведомленность относительно намерений противника, его боевой готовности и сил; неудовлетворительное и притом постоянно запаздывающее вооружение флотов; неуверенные и неясные инструкции со стороны правительства; недостаточное тактическое и стратегическое использование победы. С обеих сторон все то же необычайно неряшливое и вялое ведение войны.

Во всей этой многолетней войне есть лишь один светлый момент: хорошо задуманное и с тактической, и со стратегической стороны и отлично проведенное Турвилем океанское крейсерство. Выше было сказано о сражении при Ла-Хуге и о совершенно изменившимся с того времени способе ведения французами войны, который лишь значительно позднее встретил правильно организованное сопротивление со стороны союзников. Равным образом мы видели, насколько неуспешными оказались многочисленные нападения союзников на французские берега, и что они стоили больше жертв, нежели приносили пользы.

Тактика значительно двинулась вперед, на что указывает некоторая систематичность в образовании эскадр: в боевой линии встречаются лишь линейные корабли большого водоизмещения, брандеры появляются в эскадрах значительно реже.

Вместе с тем, мы все чаще встречаемся с более простыми и специально построенными брандерами большого водоизмещения, равно как и с мортирными судами во время боев против береговых укреплений и боновых заграждений, — тем не менее, о крупных их успехах говорить не приходится.

Несмотря на правильное в тактическом отношении руководительство флотом, Турвиль сделал крупную ошибку, не преследовав противника у Бичихэда и Лагоса. Английские адмиралы часто допускали значительные ошибки в самих сражениях. Впрочем, тактическая ошибка Герберта у Бичихэда, слишком мало использовавшего свой центр, по-видимому, должна быть поставлена в связь с стратегическими соображениями: Герберт не хотел рисковать своим центром, желая сохранить его в качестве резерва, чтобы, согласно первоначальному своему плану, быть в состоянии занять сильное оборонительное положение на Темзе. Он выразился категорически, что не считает возможным для противника достичь каких-либо результатов, «пока у Англии имеется «нетронутый флот». Герберт не может считаться великим флотоводцем: в нем не было достаточной решительности, и он едва ли сознавал когда-либо, что при известных условиях тактическая неудача может повлечь за собой стратегический успех.

В виду того, что в начале войны французский флот еще располагал огромными силами, влияние приморских крепостей на ирландском побережье неоднократно давало себя знать в боевых действиях на суше, например, Лондондерри доставил много хлопот Вильгельму III.

После битвы при Бичихэде и Ла-Хуге близость укрепленных баз имела особенное значение для потерпевших поражение сторон; большая часть флота Герберта получила возможность укрыться в Темзе под защитой расположенных у ее устья фортов, а главные силы Турвиля искали и нашли спасения в Сен-Мало и Бресте.

Выгодное географическое положение Дюнкерка и Бреста имело во время каперской и крейсерской войны громадное значение. Во время этой войны неоднократно бывало, что сильные французские приморские крепости в значительной мере облегчали армии задачу обороны страны, отчасти благодаря еще и тому обстоятельству, что, служа опорой для флота, они предоставляли ему возможность предпринимать наступательные операции.