Штенцель Альфред История войн на море : ГЛАВА XII

ГЛАВА XII.

ШВЕДСКО-РУССКАЯ ВОЙНА 1788-1790 ГГ.

РАЗВИТИЕ РУССКОГО И ШВЕДСКОГО ФЛОТОВ ДО 1788 Г.

Ничто так ярко не доказывает упадка шведского флота, как та инструкция, которая была дана несколько лет спустя после войны с Россией шведской экспедиции, отправлявшейся в Средиземное море: военные корабли должны были идти от Скагена до Финистера под коммерческим флагом, чтобы иметь возможность без унижения первыми салютовать встречным английским кораблям. Чтобы не быть вынужденными при этом убирать брамсели, паруса эти заранее должны были быть закреплены, а марсели должны были быть зарифлены. И такая унизительная инструкция оставалась в силе в течение пяти лет!

В 1761 году были положены новые основания для развития флота; численность линейных кораблей была определена сообразно числу имевшихся налицо людей, и так как этих людей хватало на 18 кораблей, то установлено было число 20, т. е. вдвое меньше, чем было положено раньше; однако в 1765 году было уже только 10 боеспособных линейных кораблей и не более 6000 матросов. В 1767 году король, правительство и высшие сословия взялись за дело, постройка кораблей и верфи в Готенбурге продвинулись вперед.

Королю Густаву III, вступившему на престол в 1771 году, удалось сломить силу дворянского сословия; он энергично занялся морскими делами; флот был разделен на военный флот в Карлскроне, галерный флот в Стокгольме, шхерный флот в Гельсингфорсе и особый отряд в Готенбурге. Существование последнего отряда зависело главным образом от внутренних политических соображений, в зависимости от того, кто в данный момент, Россия или Дания и Норвегия, считались возможными врагами.

В Швеции настолько придерживались шаблонной постройки судов по моделям, что когда приходилось, например, исключать из списков фрегат, обладающий хорошим ходом, то такой фрегат восстанавливали по отдельным кускам, чтобы при новой постройке сохранить прежние обводы. Только в 1781 году англичанин Чапман (см. правила Чапмана) создал научные основания для постройки кораблей. В 1786 году были готовы 22 линейных корабля и 11 фрегатов, которые получили и надлежащее боевое снаряжение; впрочем, некоторые из этих кораблей были очень стары: четырем из них было более 60, а одному даже 84 года.

Новейшие линейные корабли имели на нижней палубе 36-фунтовые орудия, на верхней — 24-фунтовые (в прежнее время — 24 и 18-фунтовые). Сильное подпрыгивание орудий, стреляющих при крене на подветренную сторону и происходящие от этого удары на подъемный клин очень портили стенки, изменяли направление, а вместе с тем и дальность выстрела; в устранение этого была введена новая конструкция, в которой положение цапф было изменено, при чем казенной части орудий был придан больший перевес; одновременно были введены подъемные винты и усовершенствованы прицельные приспособления, вследствие чего возросла меткость стрельбы. Изменением устройства пушечных портов и станков был увеличен угол обстрела. Были даже произведены опыты с орудиями, заряжающимися с казенной части. Ударное приспособление, вместо фитильного запала, не могло быть введено вследствие противодействия командовавшего флотом; в первый раз оно было применено около 1780 года в английском флоте.

Для новых шхерных судов были построены вращающиеся орудия так называемые «Nickor». Это были небольшие орудия вращавшиеся на вертикальной оси, до 3-фунтового калибра, для боя на близкой дистанции, при чем в качестве снарядов служила картечь или камни.

В 1783 году был утвержден устав морской тактики; четыре года спустя он был издан одним морским офицером с приложением относящихся к нему дневных сигналов. В качестве новшества в этом уставе надо отметить строй пеленга, который появился в 1778 году при Уэссане, т. е. тот строй, который получается, когда все корабли из кильватерного строя поворачивают одновременно на известное число румбов, но продолжают держаться в одной линии. Дистанции между судами были очень небольшие, треть кабельтова, т. е. немного более 60 метров что составляло половину длины линейного корабля, от бизани одного корабля до бушприта другого. Особенностью шведского флота было то, что вымпелы и адмиральские флаги поднимались на различных мачтах: начальника авангарда — на фок мачте, центра — на грот мачте и арьергарда — на бизань мачте.

Своеобразная система военной организации была усовершенствована; в 1787 г. были учреждены в Шведской Померании две морские роты по 100 человек в каждой. Только один раз была организована учебная эскадра, но политические обстоятельства вынудили всех призвать на действительную службу, и таким образом личный состав флота постоянно имел возможность упражняться; в научном отношении тоже было кое-что сделано. Большую пользу приносили командировки офицеров во французский флот.

В 1771 году офицерские должности были переименованы: шаутбенахт был назван контр-адмиралом, командор — полковником, капитан-командор — подполковником, капитан — майором, капитан-лейтенант — капитаном.

В 1778 году было 6 адмиралов, 14 штаб-офицеров, 30 капитанов, 60 лейтенантов, 30 прапорщиков; всего служило на кораблях 160 морских офицеров. Сообразно этому офицерский состав на каждом корабле был очень ограничен: на линейном корабле 1 полковник или подполковник, 1 капитан, 2-3 лейтенанта и 2-3 прапорщика, всего 6-8 офицеров; на фрегатах их было всего 4-5.

Наличность у русских большого галерного флота вынудила и шведов приступить к созданию такого флота; однако вследствие недостатка денег, несмотря на широкие планы, было выстроено всего 17 галер. После шестилетних командировок морских офицеров и кораблестроителей в Средиземное море, были выстроены галеры с 1-2 тяжелыми орудиями на носу и легкими орудиями на корме и по бортам; кроме того, были выстроены прамы с 6-18 тяжелыми орудиями. Однако война 1741-1743 годов выдвинула на первую очередь постройку шхерного и берегового флота.

Полковник артиллерии Эренсверд предложил организовать для Финляндии отдельный от военного флота отряд, который должен был быть тесно связан с армией, чтобы вместе с ней оперировать в узких шхерных портах; этот армейский флот должен был образовать правый фланг армии, действующей против России. Для новой флотилии Эренсверд предложил и новую укрепленную гавань, так как бывшая до сих пор пограничная крепость Фридрихсгамн находилась в руках русских и галерный флот оказался слишком близко к границе.

В 1753 году было приступлено к осуществлению всех этих предположений, которые и были выполнены в главных чертах через 3 года; были сформированы две эскадры: в новой морской крепости Свеаборге — 4 фрегата, 2 прама, 30 галер, 5 конных галер (для перевозки лошадей) и рекогносцировочных шлюпок; в Стокгольме — 2 фрегата, 3 прама, 30 галер, 4 полугалеры, 5 конных галер. Для экипажа требовалось около 28 000 человек, в том числе 6000, матросов.

В 1763 году, по предложению Эренсверда, на основании опыта Семилетней войны, были выстроены совершенно своеобразные суда, которые получили названия от различных крепостей Финляндии: Хеммема, Турума, Удема и т. п. Самые большие из этих судов имели фрегатский рангоут, были длиной в 146 фут (ширина равнялась одной четверти длины) при 10-ти футах глубины; экипаж состоял из 250 человек; судно шло на 20-ти парах весел, имело 24 36-фунтовых и 2 12-фунтовых орудия. Суда трех более мелких классов имели на борту упомянутые выше вращающиеся орудия в числе 12-16 штук, на полуюте и на полубаке, над носовыми орудиями.

Эти новые суда должны были соединять в себе свойства гребных и парусных судов, и заменить линейные корабли (своего рода новая школа). К счастью для Швеции, этот взгляд не проник глубоко, суда эти скоро оказались в высшей степени непрактичными, и всего их было построено только 15.

Кроме того, были построены канонерские лодки, канонерские баркасы, канонерские иолы, мортирные баркасы, бомбардирные галиоты и яхты для посыльной службы. Самыми многочисленными были канонерские лодки, оказавшиеся очень полезными судами; их было более 70; они имели по две съемные мачты с трехугольными парусами, в длину имели 65-75 футов, осадку 4 фута и шли на 15 парах весел; экипаж их состоял из 70-80 человек; на носу и на корме у них было по одному 24-фунтовому орудию, а на носу, кроме того, еще 4 вращающихся пушки. Канонерские иолы были по величине немного более половины канонерской шлюпки. Офицеры были набраны из всех родов оружия.

Эренсверд, скончавшийся в 1772 году в звании графа и фельдмаршала, беспрестанно менял организацию и конструкцию судов, а кроме того, продолжал строить и старый галерный флот, так что получилась настоящая коллекция образцов.

В 1788 году галерный и армейский флот были снова соединены под одной общей командой и состояли из двух отрядов: шведская эскадра — из 28 галер, 27 эспингаров (неподнимающиеся на борт вспомогательные суда), 30 канонерских лодок и 3 королевских яхт, и финляндская эскадра, состоявшая из 3 хеммемов, 8 турумов, 3 удемов, 8 мортирных баркасов, 15 канонерских баркасов, 40 канонерских лодок и, кроме того, много судов специального назначения: для начальствующих лиц, авизо, для запасов провианта, воды, для больных, транспортных судов и проч.; все они были в хорошем состоянии. Большим недостатком армейского флота было то, что он должен был тащить за собой громадный обоз провианта и боевых припасов, который очень стеснял его движения.

Эти суда формировали батальоны, состоявшие каждый из 3-х дивизионов; каждый дивизион состоял из 6 галер или 12 канонерских лодок. Команда редко передавалась сигналами, большей же частью подавалась голосом; приказания передавались устно с одного судна на другое; все делалось по точным формальным тактическим правилам.

Тактика этого армейского флота, а также и русского галерного флота была совершенно иная, чем тактика трирем и галер в древности и в средние века; абордажные бои тех времен были почти совершенно заменены артиллерийскими боями.

В 1788 г. у России в Балтийском море было около 40 линейных кораблей, но из них только дюжины две годных для войны, и дюжина фрегатов; кроме того, было много всяких судов, галер, шхерных лодок, из которых только часть пригодных к службе. Плохо обстояло дело с личным составом — не было ни военного, ни морского опыта.

Склонности к морской службе было так мало, что из сухопутных офицеров, русских по происхождению, нашелся только один, который вызвался добровольцем во флот; остальные были лифляндцы или иностранцы; некоторое образование русские морские офицеры получили от одного английского адмирала. Что касается экипажей, то и с ними дело обстояло не очень хорошо, хотя императрица лично интересовалась многими подробностями их организации.

ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ В 1788 Г. ТЕАТР ВОЙНЫ И НАЧАЛО ВОЙНА

Первый раздел Польши в 1772 г. внес некоторые изменения в распределение земель, прилегающих к Балтийскому морю. Пруссия получила Восточную Пруссию, Польша владела еще у Балтийского моря Данцигом и Курляндией. Кончина Фридриха Великого в 1786 г. скоро привела к изменению общего политического положения; осложнения на юге с Турцией также очень озабочивали все кабинеты.

Турция в 1787 г. объявила Екатерине войну. Русская армия насчитывала едва 140 000 человек и была мало подготовлена к войне; было ясно, что если во время войны с Турцией какая-нибудь третья держава атакует Россию, то по отношению к Турции придется ограничиться оборонительным образом действий. К северу от Москвы, между Архангельском и Ригой, было всего не более 20 000 человек войска.

Переворот, произведенный в Швеции в 1772 г. Густавом III, который сломил могущество дворянства, значительно усилил королевскую власть, а вместе с тем поднял и престиж королевства; однако, 50-летняя внутренняя борьба партий «шляп и фуражек» усилила до невозможных размеров влияние России на внутренние дела Швеции. «Шляпы» рассчитывали на Францию, «фуражки» (т. е. ночные колпаки), как партия мира, склонялись на сторону России. Король скоро потерял свой авторитет, чему причиною было его тщеславие; все его считали за пустого позера. Затруднительное положение России по отношению к Турции было хорошо известно, и Густав III, не сознавая собственного ничтожества и слабости своего государства, на этих затруднениях строил свои планы.

В III части уже приведено военно-географическое описание Балтийского моря. Из всех войны, которые когда-либо велись на Балтийском море, война 1788-1790 гг., несмотря на связь с сухопутной войной, ближе всего подходит к типу чисто морской войны; поэтому необходимо подробнее рассмотреть общие условия Балтийского моря в смысле военно-морской географии, в особенности же театр войны в средней и северной части Балтийского моря — Финский залив. Выражение Фридриха Ратцеля: «море — только дорога», приобретает здесь особое значение, так как если бы нельзя было пользоваться морем, то и война эта едва ли могла бы иметь место.

В прежних войнах на Балтийском море почти все крупные сражения разыгрались к западу от Борнгольма; в этой же войне, за одним только изъятием — сражение при Эланде в 1789 г., — театром войны был исключительно Финский залив.

Наибольшее протяжение Балтийского моря, если не считать Ботнического залива, т. е. расстояние от южного входа в Малый Бельт до Кронштадта равняется примерно 750 морским милям; наибольшая ширина, между Мемелем и Эландом, немного более 150 миль. Средняя часть Балтийского моря, представляющая наибольший открытый простор, от Аландских островов до Борнгольма, имеет всего 350 миль в длину, при чем остров Готланд отнимает от этой длины 90 миль. Вход в Финский залив имеет всего 25 миль ширины, длина залива 225 миль. Таким образом, все расстояния на этом море очень незначительны.

В отношении замерзания Балтийское море к северу от Готланда подчиняется точному закону: Нева покрыта льдом с середины ноября до конца апреля, но часто остается не судоходной до 20 мая. Гавань Гельсингфорса открывается 2 мая, Аландские острова окружены льдом с 10 января до 23 апреля; в Стокгольме навигация открывается в среднем 10 апреля. Ревель замерзает на два месяца, Рижский залив также иногда сплошь замерзает.

Берега Курляндии и Лифляндии, песчаные и болотистые; лежащие около них острова скалисты. Южный берег Финского залива представляет обрывистое плато, высотою в 50 метров, с целой массой бухт и островов; в восточной оконечности залива берег опять низменный и болотистый.

Весь берег Финляндии, так же как и средняя часть восточного берега Швеции, представляет низкое скалистое плато, у которого лежат бесчисленные утесистые острова и рифы. Этот лабиринт островов, подводных камней, рифов, мелей называется шхерами; шхеры эти тянутся от берега в море на протяжении 10 миль. Наиболее суровый характер носят финские шхеры, которые как бы продолжаются и на суше, где бесчисленные озера, речки, болота и леса составляют продолжение шхер.

Финляндия по пространству составляет около трех четвертей Германии; в 1700 г. в ней было около 750 000 жителей, в 1900 г. около 2 3/4 миллионов; внутреннее пространство Финляндии в прежнее время можно было считать почти недоступным ни для значительных войсковых частей, ни для обозов; половина Финляндии занята лесами, одна четверть болотами, одна восьмая — озерами, и таким образом, остается только одна восьмая свободной твердой земли; благодаря множеству всевозможных дефиле защищать ее очень удобно. Наиболее глубокие проходы в шхерах вместе с тем являлись и главными путями сообщения в стране. Восточный берег Швеции в общем носит такой же характер.

Собственно Финский залив буквально усеян подводными камнями и мелями; в прежнее время суровый, в особенности осенью и весной, климат, короткие дни, почти полное отсутствие береговых, огней бакенов и бочек крайне затрудняли плавание по этому заливу, а во время тумана или бури делали иногда и совершенно невозможным. Во всяком случае, Финский залив являлся таким местом, которое весною и осенью представляло величайшее затруднение для военных операций, в особенности потому, что имевшиеся до 1790 года морские карты были очень плохи.

Война из-за Финляндии представляла особенно удачный случай для сочетания морской и сухопутной войны, хотя, как мы уже упомянули, эта война явилась по сравнению с предыдущими войнами на Балтийском море, наиболее чистым типом морской войны. При этом стало ясным, что владение морем решает и вопрос о владении берегом, а не наоборот. Как бы ни было велико значение флота при защите береговых границ, они все-таки будут всегда нуждаться в крепостях и в сухопутных войсках, если только флот не успел безусловно установить свое господство на море.

Не менее ясно обрисовалась в этой войне и зависимость между театром войны и способами ее ведения; сражения у берегов и в шхерах могли вестись только при помощи особых шхерных и галерных флотилий, которые явились результатом обдуманной судостроительной программы.

Шведский король совершенно отказался от своего плана напасть при удобном случае на Данию и обратился против России; субсидии, которые давно уже выплачивала ему Франция, употреблялись на армию и флот. Густав надеялся при помощи удачной войны снова снискать себе любовь своего народа, а возвращение богатых прибалтийских провинций должно было улучшить финансовое положение.

Однако, согласно конституции, для наступательной войны требовалось согласие сословий, для чего надо было произвести голосование. Было заключено соглашение с Турцией, по которому она брала на себя первоначальные военные расходы и обязалась выдавать по одному миллиону пиастров в течение следующих 10 лет. Густав III лично произвел голосование в Стокгольме; об оборонительном союзе, заключенном в 1773 г. между Данией и Россией ему ничего не было известно.

Екатерина II видела, что получаемые Швецией субсидии все обращаются на флот — следовательно, против России и Дании. Русский посланник в Стокгольме так явно выступал со своими интригами, что вызвал крайнее раздражение короля. В Финляндии, при личном поощрении самой Екатерины, агитировал за отделение ее барон фон Спренгпордтен.

Возмущенный таким поведением императрицы, король в пылу гнева решил не ждать долее; он даже не хотел дожидаться окончательного разрешения вопроса о субсидии от Англии и Турции, и только ждал отплытия русской средиземноморской эскадры.

Шведским план войны предусматривал тотчас же начать наступление с суши и с моря прямо на Петербург; высадка предполагалась на юго-западе у Ораниенбаума, а кроме того, должно было быть произведено наступление и на финляндской границе. Какой это мог бы быть ловкий ход для начала войны! Принимая во внимание, что войск в Петербурге не было и что средиземноморская эскадра уже ушла, план этот мог бы удасться, если бы он был как следует организован и быстро приведен в исполнение.

Однако война с самого начала была обставлена легкомысленно: Турция обещала выплачивать субсидию только в том случае, если будет задержано выступление русского флота, и не ранее того, как будет объявлена война; Англия началала пререкания из-за размеров субсидии. В конце концов, первые меры, принятые в начале войны, оставляли желать очень многого.

Императрица высказала в Стокгольме неудовольствие по поводу вооружения шведских военных кораблей, а когда в половине мая русский посланник передал ноту, полную упреков, то в ответ получил распоряжение покинуть Швецию в недельный срок.

23 мая король выехал из Стокгольма, чтобы сделать смотр военному флоту, а затем принять главное командование войсками в Финляндии. Накануне финляндская армия получила приказ начать наступление и собралась под начальством генерал-майора Армфельдта, на реке Кюмень, а другая бригада — более к северо-востоку, у Св. Михеля. Эта вторая бригада была особенно тщательно подготовлена майором бароном фон Спренгпордтеном; этот офицер отлично организовал все военное дело в Финляндии: милиция, резервы, обозы — все было в прекрасном состоянии.

Спренгпордтен 8 лет перед тем вышел в отставку и с тех пор агитировал среди свободомыслящего финляндского дворянства за создание свободного, независимого государства; король в предыдущем году узнал об этом, и тем более был вынужден скорее начать войну. Вся Финляндская армия состояла приблизительно из 17 000 человек пехоты и кавалерии.

В марте русское правительство сообщило, что предполагает послать сильный флот в Средиземное море; вслед за этим, 19 апреля, был послан приказ в Карлскрону, чтобы к концу мая 12 линейных кораблей, 5 фрегатов и 3 транспорта были готовы вступить под паруса. Подполковнику Норденскиольду было дано особое поручение о приведении судов в боевую готовность, для чего к нему было прикомандировано по два офицера на каждое судно. Однако вследствие недостатка людей, вовремя могли изготовиться только два судна; мобилизация же остальных шла очень медленно; в числе экипажа, в количестве около 10 000 человек, было 3500 солдат.

40-летний великий адмирал герцог Карл Зюдерманладский 31 мая поднял флаг главнокомандующего на корабле «Густав III». Королевскому брату в качестве помощника был дан адмирал граф Врангель; флаг-капитаном (в Швеции — Начальник штаба) был подполковник Норденскиольд. Авангардом командовал полковник Линденстедт, арьергардом полковник граф Вахтмейстер. Флагманские суда имели по 70, прочие линейные корабли по 60 и фрегаты — по 40 пушек. Знаком присутствия короля был военный флаг на грот-мачте с военным вымпелом над ним; знаком великого адмирала был вымпел под флагом.

При помощи упражнений с яхтами и баркасами, морские офицеры были ознакомлены с тактическими построениями и с системой сигналов. Кораблям были розданы изготовленные в 1782 г. новые карты Балтийского моря, но карта пространства от Гангэудда до реки Каюмени, которая была изготовлена только в 1790 году, выдана быть не могла. Удовлетворительных карт шхерных пространств еще не существовало.

После королевского смотра, флот 9 июня вышел в море; тайна военных планов была настолько хорошо сохранена, что о назначении флота никаких сведений не имелось. Дух экипажа был прекрасный; многие офицеры имели за собой службы в иностранных флотах и приобрели необходимый опыт плавания на коммерческих судах. Флот был в хорошем боевом порядке. Разведочные суда вышли заблаговременно вперед с запечатанными пакетами.

По пути флот, шедший большей частью в 3-х колоннах, производил эволюции и маневры с холостыми зарядами; через пять дней пришло известие, что король 19 июня выступает из Стокгольма с галерным флотом и армией.

Близ Дагерорта флот 21 июня оказался вблизи русской эскадры, находившейся на пути в Средиземное море. Шведский флот, держа курс на юго-запад, на всех парусах направился к противнику; когда рассеялся туман, показались неприятельские суда, в числе 3-х трехдечных кораблей и 4-х фрегатов.

Вследствие наступившего штиля шведы только 22 числа, после полудня, подошли к русским, находившимся под командой адмирала ван Дессена.

Последний предполагал салютовать герцогу Карлу только как родственнику императрицы, а не как великому адмиралу (международный морской церемониал в те времена был очень мало разработан), но не успев воспользоваться набежавшим ветром, чтобы попытаться уйти, и видя идущий на него в полной боевой готовности шведский флот счел более благоразумным не настаивать на своем намерении и салютовал 15-ю выстрелами, на которые герцог ответил 8-ю, после чего шведы пошли далее на север, а русские на юг. Русские трехдечные корабли должны были южнее Копенгагена выгрузить свои запасы, заготовленные для Средиземного моря, пройти мелкие места налегке и затем, севернее, снова взять их на борт.

Таким образом шведы упустили редкий благоприятный случай. Хотя герцог Карл отлично знал, что война уже объявлена, но считал, что согласно имевшимся у него инструкциям — инструкции эти, очевидно, были составлены нецелесообразно — он не имеет права нападать. Такой человек, как, например, Георг Бинг или тем более Нельсон, конечно, взяли бы на себя ответственность и захватили бы эти суда. Однако высказать окончательное суждение по этому делу не представляется возможным, так как тайные инструкции великого адмирала остаются неизвестными.

Подобный же случай повторился два дня спустя с русским фрегатом, которому на салют в 13 выстрелов было отвечено только 8 выстрелами.

Шведский флот только 28 июня отдал якорь у Гангэ, т. е. через 3 недели после отплытия из Карлскроны. Здесь мимо флота прошла под начальство короля шхерная флотилия в составе 85 судов, на которых находилось 2500 человек экипажа и 9000 сухопутных войск. Флотилия эта месяц тому назад вышла из Стокгольма.

На следующий день Густав III высадился с войсками у Гельсингфорса; всего в Финляндии было 44 000 человек, с резервом в 14 000 в Швеции, и 4000 человек — в Померании. От военного флота были, отправлены на разведку два линейных корабля и два фрегата, вслед за которыми 6 июля выступил и весь флот.

Ультиматум, посланный Густавом III Екатерине II, заключал в себе следующие, почти невероятные пункты:

1. Наказание русского посланника.

2. Возвращение утраченных ранее земель; границей должна была стать река Систербек (Сестра) около Петербурга.

3. Уступка Крыма Турции и проч. Екатерина тотчас же решительно отвергла эти безмерные, почти оскорбительные требования.

Военные действия начались 2 июля на границе, и были искусственно вызваны шведами, которые хотели придать себе вид стороны, подвергшейся нападению. Только три недели спустя было получено в Петербурге официальное объявление войны. Смущение, овладевшее городом, было так велико, что день и ночь держалось наготове 500 лошадей для быстрого выезда двора, так как столица была фактически совершенно беззащитна. Только через несколько недель оказалось возможным усилить те 6000 человек, которые имелись в окрестностях, еще на 2000, и только через два месяца число это едва удалось удвоить. Шведские силы в начале войны были почти в пять раз больше русских. Русские крепости также были не готовы.

Только одно еще могло спасти Россию — беспечность ее противника; она то и спасла Екатерину от самого унизительного положения. Правда, линейный флот двинулся далее на восток, захватил два русских учебных фрегата но затем до 14 июля оставался совершенно бездеятельным у Свеаборга, где к нему присоединилось 4 линейных корабля и 1 фрегат с 5 транспортами, на которых было 3000 человек войска. Прибывший 12 июля король был чрезвычайно разгневан, найдя флот еще на якоре; разведчики донесли, что русский флот может каждую минуту появиться поблизости, и шведский флот тотчас же вышел в море.

ПЕРВЫЙ ГОД ВОЙНЫ, 1788

Хорошей характеристикой царивших в те времена взглядов на тактику, и в особенности — того уровня образованности, на котором стоял шведский флот, может служить один из приказов по флоту, объявленный в день выхода из Гельсингфорса. Приказ этот обращал внимание на необходимость кораблям держаться близко друг к другу, чтобы лучше друг друга поддерживать и быстрее выполнять требуемые сигналами движения. Далее было сказано: так как во время боевых действий удачное маневрирование имеет большое значение, то командиры судов получают, в известных случаях, разрешение на более свободное маневрирование, чтобы иметь возможность во всякое время занять свое место. Например, в случае, когда шведский флот проходит у неприятельского флота под ветром, арьергард должен держаться ближе и попытаться отрезать те задние корабли, которые дальше отстали или понесли потери, или имеют повреждения в реях (дух Гоу).

При бое на ходу на одном и том же галсе ни в каком случае не разрешалось выходить из линии на поветренную сторону; надо было? наоборот, стараться подойти к неприятелю из под ветра ближе, чем стоит своя линия, в особенности если неприятель не круто держится к ветру.

В отношении применения артиллерии, орудийным комендорам было приказано брать горизонтальное направление на грот-мачту, чтобы наносить повреждения такелажу и реям, так как потерянная стеньга вынуждает неприятеля к невыгодному маневру; если это случится со своим кораблем, то ближайший к нему корабль должен всеми мерами прикрывать его и помогать своему товарищу; фрегаты и линейные корабли должны помогать ему маневрировать своими шлюпками, и образовавшийся интервал должен быть немедленно заполнен.

Относительно тактических маневров в бою указывалось: сражение решается главным образом прорывом, а потому ни одно судно не должно колебаться прорывать линию противника, если увидит, что неприятель оставил незанятым большой интервал, или, по-видимому, пришел в расстройство; в этом случае все следующие корабли обязаны немедленно примкнуть к первому и следовать за ним в кильватер. Желательно, чтобы командующему флотом во время руководства маневрами не мешал дым. Наоборот, шведское судно должно скорее бросится на абордаж или дать расстрелять себя до основания, чем допустить прорыв. В случае, если какой-нибудь корабль в голове или в хвосте строя не будет иметь против себя неприятеля, то корабль этот должен маневрировать так, чтобы охватить неприятеля и в каком-нибудь месте схватиться с ним.

Отсюда видно, насколько уроки последних войн были восприняты в шведском флоте; в особенности надо отметить, что командирам отдельных судов была предоставлена более широкая инициатива, при чем однако старший начальник не выпускал из рук общего руководства.

Шведский военный флот к тому времени состоял из 15 линейных кораблей, 11 фрегатов, 5 транспортов и 2 вооруженных призовых судов с экипажем около 12 000 человек. Пять самых крупных 40-пушечных фрегатов были включены в боевую линию, которая была разделена на три дивизиона. Эти 5 фрегатов для отличия от остальных 8 получили название линейных фрегатов. Этим приемом предполагалось сравняться по длине с линией русского флота, чтобы не дать охватить себя с флангов; в русском флоте было всего на два линейных корабля больше, но все русские корабли были длиннее шведских. Линейные фрегаты были назначены в авангард и в арьергард, при чем никогда не ставились ни головными, ни замыкающими, и таким образом, сила центра шведского флота осталась без изменений. Разница в вооружении бортов этих фрегатов по сравнению с линейными кораблями — 20 орудий против 30 — не была уж слишком значительна; однако, по сравнению с одним из крупных русских двухдечных кораблей, эти фрегаты имели только 20 орудий против 37, т. е. почти наполовину меньше.

Русский линейный флот, под командой адмирала Грейга, вышел 4 июля из Кронштадта; он состоял из одного трехдечного корабля со 108 орудиями «Ростислав», 8 двухдечных по 74 орудия, 8 двухдечных по 66 орудий, 8 фрегатов и 8 транспортов. Отдельными частями флота командовали контр-адмирал Спиридов, Ван-Дессен и Константинов; в числе командиров судов было около 10 иностранцев. Экипаж состоял большей частью из неопытных, не видавших моря рекрутов, которые были сильно переутомлены форсированными маршами к Петербургу; подготовка их была ничтожна. Галерный флот в первый год войны был только частью готов к действию.

В 4 часа утра 17 для шведский флот получил донесение о появлении неприятеля; несмотря на то, что вперед были высланы разведчики, шведы считали, что противник находится еще на 80 миль дальше к востоку; приблизительно через 6 часов, когда совсем разъяснило, показался русский флот, который при слабом восточном ветре шел на неприятеля; всего было у шведов 15 линейных кораблей и 5 линейных фрегатов с 1299 пушками против 17 русских линейных кораблей с 1450 пушками.

Слова офицеров, увещания духовенства, образа, и наконец, водка оживили дух русского экипажа; у шведов с самого начала царило бодрое и радостное боевое настроение.

Вследствие слабого ветра оба флота медленно приближались друг к другу; бой начался в 3 часа; сражение это известно под именем битвы у Гогланда, высокого острова, находящегося посредине Финского залива, хотя на самом деле она произошла на 30 морских миль западнее этого острова, т. е. даже не в виду его и ближе к Свеаборгу. Шведский флот в это время находился между островом Экхольмом у эстляндского берега и мелью Кальбоден, находящейся в 18 милях к северу от этого острова, на правом галсе. Русские приближались, идя на SW, в строе пеленга с попутным ветром. В 3,5 часа все шведские корабли поворотили одновременно и взяли курс на юг. Грейг повернул в том же направлении; с расстояния пушечного выстрела обе параллельные линии открыли стрельбу; оба арьергарда отстояли друг от друга на большом расстоянии. Ветер мало помалу стих совершенно, вследствие чего стоял такой густой пороховой дым, что невозможно было разобрать ни сигналов, ни взаимного положения судов, так что приказания приходилось рассылать на шлюпках. Русский передовой корабль уже через час должен был выйти из строя. Флагманский корабль герцога Карла также очень сильно пострадал и удерживался в боевой линии только при помощи шлюпок.

В 8 часов вечера передние корабли находились так близко от южных отмелей, что было отдано приказание повернуть на север, что, при слабом ветре, заняло очень много времени. Русский флот последовал этому маневру, при чем кораблям должны были помогать шлюпки. Во время этого маневра один русский линейный корабль оказался так близко от шведов, что после 2000 выстрелов и потери 260 человек, должен был сдаться. То же самое случилось и с одним шведским кораблем, который, потеряв 150 человек из 560, спустил флаг. В 10 часов стрельба прекратилась, и флоты в темноте разошлись.

Каждый из противников потерял таким образом по одному кораблю; общие потери шведов были 1150 человек, русских 1800; хотя обе стороны приписывали победу себе, нужно считать, что бой остался нерешенным. Стратегический успех однако, остался на стороне русских, так как шведский план действий потерпел неудачу, и военный флот их должен был идти к Свеаборгу — Гельсингфорсу. С тактической точки зрения про этот бой сказать нечего — все шло по рутинной схеме.

Главной причиной отступления, был, конечно, недостаток снарядов; некоторые шведские корабли сделали по 60 выстрелов на орудие, т. е. около 3500 выстрелов. По утверждению шведов, они только потому могли так долго держаться со своим более слабым флотом против сильнейшего русского, что они все время стреляли парными круглыми ядрами, русские же большей частью стреляли картечными (?) ядрами.

Молодые русские матросы держали себя отлично, отчасти вследствие того, что при полном безветрии, корабли стояли спокойно. Если бы был более или менее сильный ветер, то значительно лучшая подготовка шведов, конечно, проявила бы себя; при настоящих же обстоятельствах она не имела почти никакого значения. Герцог Карл несомненно поступил бы лучше, если бы завлек своего противника далее на запад и дал бы сражение при более ветренной погоде.

Теперь главная задача лежала на сухопутной армии — план войны приходилось совершенно менять. В Свеаборге не было складов боевых припасов, доставка их не была организована, главная операционная база — Карлскрона, находилась слишком далеко, и таким образом, шведский флот на некоторое время был осужден на бездействие. Это было тяжким упущением при мирной подготовке флота. Король Густав делал вид, что он очень доволен, отслужил торжественный молебен с процессией, раздал ордена и награды.

В сражении при Гогланде русские стреляли пустотелыми снарядами, наполненными горючими веществами; на шканцах шведского флагманского корабля, на которых были убитые рядом с герцогом Карлом, остались следы от таких снарядов. Адмиралу Грейгу было указано, что такие снаряды уже не употребляются цивилизованными народами.

Парламентерское судно, которое привезло это сообщение в Ревель, было обстреляно русским сторожевым фрегатом, а командир его принял обоих парламентеров у трапа с обнаженной саблей. Они были задержаны в Ревеле, пока один офицер, участвовавший вместе с ними в последней Американской войне, не выхлопотал им разрешения на возвращение; маленькая яхта — авизо, была предварительно тщательно обыскана, так как ее приняли за брандер.

Грейг через парламентера вежливо и уклончиво ответил что стрельба зажигательными снарядами с его судов была произведена только после того, как шведы произвели стрельбу такими же снарядами; при этом он послал такой шведский зажигательный снаряд, снабженный железным крючком; на это он получил ответ, что снаряд этот русский, и что такие снаряды найдены были на взятом русском линейном корабле и на фрегатах. Вероятно, это были ручные гранаты, которые предназначались к действию против турок.

Небольшой отряд из 3-х линейных кораблей и 4-х фрегатов, стоявший вне Свеаборгского порта, был в начале августа неожиданно атакован во время тумана всем русским флотом и спасся, только обрубив якорные канаты. Один из линейных кораблей при этом сел на мель, спустил после нескольких выстрелов флаг, и был сожжен.

Русская эскадра из шести линейных кораблей с 6 августа стояла перед Свеаборгом, остальной флот отправился в Ревель; таким образом, меньшая половина русских кораблей держала в блокаде весь шведский флот. В конце августа маленький русский отряд завладел Гангэуддом и таким образом, почти совершенно отрезал сообщение между Швецией и южной Финляндией; шведы, однако, по-прежнему оставались совершенно бездеятельными.

Только 26 июля подошел к границе армейский флот и сухопутная армия; после трех дней тяжелого хода на веслах, 120 судов прибыли к Фредриксгамну и прогнали русские суда. Предполагалось взять Фредриксгамн, для чего армейский флот должен был произвести высадку к востоку от него, у Бракила, в то время как сухопутная армия наступала от Гуссула. Однако ветер и волнение дали возможность произвести высадку только 3 августа, после того, как крепость была ночью подвергнута бомбардировке.

Вскоре после высадки король дал знать, что атака крепости отложена, что войска армейского флота можно опять посадить на суда; это было тотчас исполнено, и армейский флот ушел назад.

В чем была причина такого нерешительного и бестолкового ведения дела? Полная военная и политическая неспособность короля сделалась всем ясна и общее недовольство росло везде. Около 200 офицеров получили отставку, и нижние чины также глухо волновались. Движение, наконец, настолько разрослось, что 3 полковника сделали королю представление, требуя возвращения армии домой, так как вся война ведется в противность конституции.

Густав волей-неволей должен был приостановить наступление; после его отъезда некоторые из мятежных офицеров даже отправили одного из своих в Петербург для переговоров с Екатериной. После этого измена приобрела уже открытый характер; так называемый союз Аньяла уполномочил мятежных офицеров письменно предъявить королю свои условия. Сам герцог Карл, которому король при отъезде в Стокгольм передал в конце августа главное командование, изъявил согласие подписать соглашение, заключенное с императрицей. Русские тотчас же заняли все пограничные переходные пункты; майор Спренгпордтен проявлял усиленную деятельность, и вопрос о политической независимости Финляндии скоро выступил на первый план, хотя Екатерина предполагала получить эту страну в свое владение. Этот позорный мятеж офицеров был в течение зимы постепенно подавлен: многие офицеры были помилованы, большая часть из них дезертировала.

На суше наступило полное затишье в военных действиях; на море русский флот воспользовался своим превосходством для более тесной блокады южной Финляндии. Мятежный дух распространился и на шведский флот.

Занятие Гангэудда причиняло громадные затруднения: все получаемое из Швеции военное снабжение, в том числе и огнестрельные припасы для флота, приходилось выгружать с судов и везти сухим путем; на другой стороне полуострова их надо было снова нагружать на суда и везти через шхеры в Гельсингфорс — Свеаборг. Гангэудд был освобожден только в конце октября.

Согласно секретному оборонительному договору с Россией, Дания должна была помогать своему союзнику и выставить 6 линейных кораблей и 3 фрегата с 12 000 сухопутных войск; однако серьезное наступление датчан на норвежской границе началось только в сентябре. Снова была пущена в ход странная отговорка, что датский король вовсе и не думает о войне со шведским королем, что датские войска должны считаться исключительно вспомогательным корпусом русской императрицы, выставленным согласно договорным обстоятельствам.

С таким же положением дела нам пришлось уже встретиться во время франко-испанской войны 1740 года; оно не только служит доказательством слабой политической устойчивости, но и с международной точки зрения не может долго поддерживаться без недоразумений с нейтральными государствами.

Это выступление Дании пришлось как нельзя более кстати Густаву, как благовидный предлог для отступления из Финляндии; он поспешил в Готенбург, чтобы руководить его защитой, и надеялся сделать и войну и свою собственную личность более популярными. И действительно, вся Швеция стала на сторону короля, и союз Аньяла потерял всякое значение. Пруссия и Англия объявили положение, занятое Данией, невозможным, потребовали перемирия и вынудили Данию к нейтралитету. Давление, оказанное Екатериной на Пруссию, осталось безрезультатным; Пруссия и Англия твердо держались принятой позиции, и положение России скоро сделалось затруднительным.

Вице-адмирал Ван-Дессен, на дальнейшем пути в Средиземное море, разграбил со своими людьми несколько поселений южнее Гельсингборга, но вслед за тем потерял два своих фрегата в бою против трех шведских фрегатов в Скагерраке, при чем шведы взяли большую добычу. Закупленные в Англии для Средиземного моря 18 транспортных судов не могли быть переданы Ван-Дессену. Из Северного моря он получил подкрепление пятью линейными кораблями и двумя фрегатами, пришедшими из Архангельска; тем не менее, он ничего не сделал вместе с датчанами в Каттегате и не возвратился назад в Финский залив. По приказанию Грейга он в течение всего октября держал блокаду у Карлскроны, но ушел, не дождавшись трех отосланных к нему линейных кораблей и 10 ноября прибыл в Копенгаген, где и зазимовал.

В конце октября русский флот вследствие ранней зимы возвратился в Кронштадт. В середине октября, по случаю дурной погоды, шведские галеры были разоружены, и многие офицеры армейского флота были уволены в отпуск в Стокгольм. На линейном флоте свыклись с мыслью, что придется зимовать на севере и не решались покинуть безопасную гавань. Все попытки добыть сведения о месте пребывания русского флота оставались безрезультатными; русские, безусловно, господствовали на море.

Флаг-офицер, лейтенант Клинт, произвел три рекогносцировочных крейсерства, которые однако не дали никакого результата. 8 ноября он получил странный приказ в 48-часовой срок доставить точное донесение, ушел ли русский флот в Кронштадт, для чего собрать сведения в Свартгольме, Оренгрунде и Гогланде, что составляет в общем туда и обратно расстояние около 150 миль. Клинт удачно выполнил это приказание; хотя в первых двух местах он не узнал ничего, зато в то время, когда шел шхерами к Гогланду, то узнал от одного рыбака, что около недели тому назад 15 больших кораблей прошли на восток; сведения эти были не точны, так как русский флот разделился на две части.

На основании донесения Клинта герцог Карл решил тотчас же идти назад в Швецию; однако, вследствие неблагоприятного ветра, льдов, болезни и... нерешительности, выполнено это было только спустя более недели. 20 ноября флот вышел из Свеаборга; большинству кораблей пришлось пробиваться сквозь лед, а на следующий день порт окончательно замерз. После бурного плавания 28 ноября корабли снова собрались все вместе перед Карлскроной и вошли в гавань, засыпанные снегом; при сильном морозе все они были разоружены.

Таким образом, ожидания крупного успеха решительно не оправдались; только внутреннее положение несколько улучшилось впоследствие выступления Дании. Однако главный враг совершенно оправился от неожиданного нападения и мог теперь на досуге приготовиться к войне в следующем году.

Эта неудача, однако, вовсе не была следствием ошибочного плана войны — она явилась результатом недостаточной энергии при проведении его в исполнение; если бы Густав сразу решительно стал наступать на суше и на море, то вероятно, Петербуг, Ингерманладия, Эстляндия и Лифляндия очутились бы в его власти. Виновата в этом была исключительно военная неспособность короля; затем — неудовлетворительность инструкций, данных линейному флоту, вследствие чего от него удалось ускользнуть значительной части русского флота. Быстрое наступление могло бы воспрепятствовать выходу русского флота в море; задача армейского флота и сухопутной армии тогда была бы значительно облегчена и, при крупном превосходстве сил, война была бы вероятно, легко выиграна с самого начала.

Конечно, известную роль во всем этом сыграла неопределенность внутреннего политического положения. Быстрое наступление военного флота могло бы и в этом отношении произвести перемену и, во всяком случае, имело бы то значение, что была бы, вероятно, выплачена турками субсидия. Дальнейшим последствием бездействия был мятеж офицеров и отступление армии; бездействие флота, впоследствии, было вызвано такими же причинами, в начале же оно произошло от недостатка боевых припасов после сражения у Гогланда: это было тяжелым упущением. Таким образом, решительное наступление в начале войны, к концу лета везде перешло в оборону.

Не менее крупны были и ошибки Екатерины: было более чем неуместно оставлять север государства и столицу совершенно без войск; Петербург был, в сущности говоря, совершенно беззащитен, несмотря на тревожное политическое положение. Из этого в высшей степени опасного положения императрица вышла благополучно исключительно вследствие неспособности своего противника, т. е. только благодаря счастью. Если вы Ван-Дессен остался дольше у Карлскроны, то на его долю мог бы выпасть большой успех.

Влияние морской силы ярко сказывается: неудача шведского линейного флота связала армейский флот и сухопутную армию; русский флот, наоборот, сразу перевернул все военное положение. Все козыри, в особенности в отношении к положению на море, с самого начала были в руках у Швеции!

ВТОРОЙ ГОД ВОЙНЫ, 1799

Военное положение России на юге к концу 1788 г. ухудшилось: Польша и Пруссия начинали шевелиться, к ним присоединилась Англия; тем не менее, к войне на севере России удалось подготовиться несколько лучше.

Внутренние обстоятельства в Швеции пришли в порядок; Дания отказалась от своей враждебной позиции; только уплата субсидий задерживалась. На суше и на море шли деятельные приготовления к войне; большое значение имело укрепление 4-х маленьких островов у Гангэудда; в июне там было установлено 48 орудий.

Вооружение кораблей было очень затруднено сильными холодами, в Карлскроне стояло до 30 С, мороза, лед был почти в 5 футов толщиной, и Балтийское море было покрыто льдом на значительное расстояние к югу. Для пополнения экипажей было посажено на корабли 2000 морских солдат, из которых было образовано два новых морских полка; были вооружены 21 линейный корабль, 13 фрегатов (в том числе 9 крупных, 8 транспортов и 16 000 людей). В Свеаборге вооружением руководил старший адмирал, граф Эренсверд. У многих кораблей подводная часть была выкрашена в доках особым составом, у некоторых фрегатов — обшита медными листами. К концу мая флот был готов к выходу в море; ожидалось еще командирование двух кавалерийских полков, которые предполагалось взять на борт.

Только в средине мая лед дал возможность сделать разведку к западу, чтобы собрать сведения об эскадре Козлянинова (Ван-Дессен был тем временем уволен в отставку); по сведениям из Кронштадта было известно, что главный русский флот предполагает выйти в море во второй половине июня. Шведский флот, однако, не мог выйти ему навстречу, так как вследствие болезни ряды экипажей очень поредели.

Шведский план действий заключался в том, чтобы прежде всего помешать соединению Кронштадтского флота с Копенгагенской эскадрой, а вместе с тем обеспечить перевозку войск из Померании на север. Шведский флот только 6 июля мог выйти из Карлскроны и до 11 числа крейсеровал между Шоненом и Рюгеном, чтобы прикрыть перевозку войск. Эскадра Козлянинова стояла в бездействии рядом с датским флотом в бухте Кьеге; однако герцог Карл не смел напасть на него, так как мир с Данией еще не был окончательно заключен.

14 июля были получены первые точные сведения с севера, а 23 герцог узнал, что русский флот видели уже у Готланда; тогда он стал держаться ближе к Эланду. Через день сигналом было передано, что неприятель находится приблизительно в 40 милях к северо-востоку. Такое решительное наступление русских было совершенно неожиданно.

Частые маневры в течение последних трех недель довели выучку и боевую подготовку шведского флота до высокой степени. Интересно провести здесь некоторые приказы по флоту, как показатель общего уровня подготовки шведского флота; из этих же приказов можно составить себе общее понятие о взглядах на тактику построений и вообще о морской тактике, применявшейся в Нельсоновский период.

Командиры получили строгий приказ точнее соблюдать дистанцию в половину кабельтова (приблизительно 100 метров); был введен особый сигнал: «судно плохо маневрирует, вахтенный офицер арестуется на 24 часа». Вместе с тем были введены особые указатели, которые помогали удерживать корабль на своем месте в строю. Равнение держалось на середину, т. е. на флагманский корабль командующего флотом; направление движения указывалось флагманскими судами командующих авангардом и арьергардом; эти последние держали направление по флагманскому судну командующего флотом, а по ним уже держались суда их эскадр.

Некоторые дневные приказы по флоту дают хорошее понятие относительно положения сигнального дела и ведения флота; при этом обнаруживаются некоторые вещи, которые и до сего дня постоянно повторяются, например:

«Если флот идет в строю в бейдевинд и начальник не делает соответствующих сигналов, то корабли должны держаться ему в кильватер как при нашем сигнале «следовать за мной»; если это движение производится в присутствии неприятеля, следует особенно строго наблюдать за правильностью строя».

«Занятие вновь потерянного места делается по глазомеру, без особых правил, но должно производится на всех парусах, если нужно, то и под лиселями, и по кратчайшему пути; при изменении направления ветра или при сигнале «строить линию» не должно быть потеряно ни одной минуты и каждый должен как можно скорее занимать свое место; корабли, находящиеся в это время под ветром, должны поворачивать и тотчас же гнать к ветру».

«При этом должны быть как и везде соблюдаемы правила тактики; если какое-нибудь судно слишком отстанет, то следующее за ним, если дело происходит вблизи неприятеля, должно его обходить с подветра».

«Так как командующий флотом должен непременно быть осведомлен о всех происшествиях, то все несостоящие в строю суда, а также линейные суда, должны тотчас же доносить о них сигналами; сигналы должны приниматься промежуточными судами, которые могут их различить и передаваться дальше командующему; точно также сигналы командующего должны передаваться тому судну, от которого последовало донесение».

Боевая линия шведов состояла из 29 судов — 21 линейного корабля и 8 линейных фрегата — авангардом командовал контр-адмирал Лилльегорн, арьергардом — полковник Модее. Ставить в боевую линию 8 тяжелых фрегатов, составлявших более трети длины всей линии, было несомненно, ошибкой; незначительное число их орудий, при том меньших калибров, делало их положение сравнительно с большими двухдечными кораблями крайне невыгодным.

Кроме того, линия в 21 линейный корабль сама по себе была уже достаточно длинна; искусственно удлинять ее до 29 судов было несомненной тактической ошибкой. Распределение фрегатов в боевой линии было таково, что их никогда не ставили ни двух рядом, ни в голове или хвосте своей эскадры. Флагманский корабль командующего флотом имел с каждой стороны по два линейных корабля в качестве ассистентов.

Русский флот также состоял из 21 линейного корабля, в том числе 3 трехдечных; кроме того — 10 фрегатов и 4 транспортов. Вместо скончавшегося адмирала Грейга командовал флотом адмирал Чичагов. Очень чувствителен был недостаток офицеров, который образовался после ухода осенью 80 английских морских офицеров, которые не хотели служить под начальством адмирала Джонса. В конце июня флот вышел из Кронштадта, ненадолго остановился перед Гангэуддом (Густавсверн), обстрелял его, и затем двинулся на юг, так как Чичагов не желал рисковать потерей кораблей при более серьезной атаке. Военная подготовка в конце июля была уже очень хорошая.

Герцог Карл намеревался, курсом на юго-восток, отрезать противнику путь к Зунду. 25 июля противник показался на SO; он шел в NW четверть при ветре W.

Шведы тотчас же устремились на русских и сблизились с ними на две морских мили; только тогда русские выстроились в боевой порядок. В 6 часов, однако, ветер настолько посвежел, что нижние пушечные порты пришлось задраить; оба флота повернули на параллельные курсы и продержались всю ночь вблизи друг от друга.

За ночь погода стихла: оба флота находились на курсе NNO, шведский флот на ветре, имея арьергард впереди. Маневрирование шведов происходило очень медленно; сближение замедлялось еще более вследствие отставания концевой эскадры (Лилиехорна). Еще третья причина помешала равномерному сближению: русский флот несколько раз уклонялся по ветру, то всем флотом сразу, то авангардом, или арьергардом. Старший адмирал несколько раз отдавал приказание Лилиехорну скорее сомкнуть линию. Только около полудня шведскому центру и авангарду удалось приблизиться к противнику; в 2 часа началось сражение приблизительно в 50 морских милях к юго-востоку от Эланда.

Адмирал Чичагов шел теперь в крутой бейдевинд, хотя его арьергард был еще далеко под ветром. Вскоре два линейных корабля вышли из строя на подветренную сторону, чтобы исправить случившиеся у них аварии. Последние четыре корабля шведской концевой эскадры на всех парусах пошли на сближение к русскому арьергарду, но должны были задержаться, так как остальные корабли их эскадры вместе с флагманом не последовали за ними; приказания, будто бы переданного сигналом, возвратиться на свое место, корабли эти, по-видимому, не получали. Центр поспешил на помощь своем авангарду; два передние русские корабля, сильно поврежденные в двухчасовом бою, должны были уклониться, и этому маневру последовал весь русский флот. Замолкшая было пальба снова сделалась всеобщей, когда русские корабли снова спустились и шведы подошли к ним ближе. При этом произошел разрыв позади авангарда. Герцог Карл неоднократно отдавал приказания подойти на половину пушечного выстрела и охватить задние русские корабли, так как 5 из них сильно отстали.

После этих многочисленных маневров бой обоих центров к вечеру совершенно прекратился; бой авангардов продолжался до 8 часов; оба флота шли полным ветром. Хотя в бою приняли участие 19 русских и 17 шведских линейных кораблей, однако потери обоих флотов в личном составе и в материальной части были незначительны.

Адмирал в своем донесении высказал убеждение, что только запоздание Лилиехорна помешало ему одержать «еще более блестящую победу»; по его словам Лилиехорн не исполнил приказания и даже помешал командирам своих судов исполнить их долг; поэтому он велел его арестовать и назначил над ним военный суд.

С этим мнением нельзя не согласиться; во всяком случае, энергичное наступление в особенности арьергарда, или сделало бы сражение более решительным, или, может быть, даже рассеяло русский флот. Но даже если бы Чичагов устоял и одержал победу, то во всяком случае, тяжелые аварии принудили бы его тотчас же со всем флотом возвратиться в Кронштадт, не дождавшись Козлянинова, так как вблизи опорного пункта нигде не было. Теперь же он имел возможность оставаться вблизи места сражения. Однако, по новейшим данным оказывается, что Козлянинов находился недалеко и, таким образом, Чичагов упустил случай нанести противнику тяжелое поражение.

Итак, сражение не дало определенного результата, не дало даже частичного успеха; с стратегической точки зрения, успех во всяком случае, оказался на стороне русских. В тактическом смысле оба противника сделали много упущений; в особенности герцог Карл мог бы действовать решительнее.

Маневры Чичагова во время сражения, при чем он и перед боем и несколько раз во время боя уклонялся, имели совершенно особую цель: он не хотел принимать решительной битвы раньше, чем соединится в Козляниновым. Сообразно с этим, русские маневрировали и в течение ближайших дней как только шведский флот приближался для боя, русские уклонялись по ветру. Благоприятный случай охватить русский арьергард, представившийся ночью, не мог быть использовать вследствие наступившего штиля; то же произошло и в другом случае, когда представлялась возможность прорвать русскую линию через образовавшийся большой интервал. 28 вечером ветер повернул на ONO и флоты, держа курс на север, потеряли друг друга из вида.

Причина постоянного уклонения русских была ясна, и потому герцог Карл решил атаковать русскую эскадру в Зунде, при чем он хотел, чтобы Чичагов думал, что шведы ушли на север; вследствие этого вечером недалеко от померанского берега, шведы изменили курс на север, что сделал также и русский флот.

На другое утро герцог получил от Утклиппорна известие, что Козлянинов еще 27 числа стоял в бухте Кьеге. Поэтому он решил снова атаковать Чичагова, пока восточный ветер задерживает Козлянинова в Кьеге. 30 июля противники оказались в виду друг друга к северу от Борнгольма, но сблизиться, вследствие слабого ветра, не могли. Все старания герцога Карла в течение ночи были направлены на то, чтобы не дать Чичагову стать между ним и Карлскроной. Ветер перешел скоро на северо-запад, и шведский флот, в виду возможности прихода Козлянинова, 31 июля, после полудня вошел в Карлскрону, где тотчас же было свезено на берег много больных.

Два дня спустя по особому повелению короля, в море вышел отряд из линейных кораблей и 3 фрегатов, но должен был тотчас же повернуть обратно, так как весь соединенный русский флот, к которому подошел еще отряд из Ревеля, стоял поблизости. Вслед за тем последовала продолжительная блокада Карлскроны; для этого в распоряжении Чичагова имелся большой флот: 33 линейных корабля (в том числе 6 трехдечных), 13 фрегатов и 7 транспортов (на 6 линейных кораблей и на 9 фрегатов больше, чем было у Нельсона при Трафальгаре). Только в конце августа возвратились русские в Финский залив после шестинедельного крейсерования; господство в Балтийском море было ими окончательно захвачено.

Постыдное поведение Лилиехорна было вызвано исключительно соображениями внутренней политики; он был присужден к лишению чести и жизни, но в конце концов помилован в уважение заслуг его, оказанных в качестве маршала ландтага. Однако истинные причины его поведения никогда не были вполне раскрыты; по-видимому, вина лежала не на нем одном — ему мстили по партийным соображениям некоторые из его подчиненных. Под влиянием все еще могущественной дворянской партии суд над ним был проведен не очень строго, а король и герцог не осмелились решительно вмешаться.

Война, которую шведы предполагали вести в решительном наступательном духе, на море обратилась в чистую оборону; русский флот, к которому шведы относились с пренебрежением, запер своего противника уже не в северном Свеаборге, а на самом юге Балтийского моря, в главном военном порту, перед которым соединились все три разрозненные его части.

Герцог Карл должен был бы вести себя более решительно после сражения; но затем он поступил совершенно правильно, быстро направившись в Карлскрону, так как число больных очень увеличилось и дошло до 7000, что составляло значительно более трети всех людей.

Действия Чичагова доказывают ясный взгляд его на общее положение дела; в виду сравнительно слабой подготовки своих людей, он хорошо сделал, что решился на сражение в непосредственной близости неприятельской базы и вдали от своей только тогда, когда мог выступить с значительным перевесом сил. Необходимое для этого соединение с эскадрами из Копенгагена и Ревеля было выполнено им с большим искусством; чем дальше он завлекал шведский флот на восток в открытое море, тем больше было вероятия, что эскадра встретится с ним без помехи со стороны противника. Во всяком случае, он проявил во всем этом предприятии большую смелость, удалившись так далеко от Финского залива. Цели своей он достиг, однако мог добиться и еще больших результатов; во всяком случае, шведский военный флот в течение второго года войны совсем не приближался к Финскому заливу, а русский флот перед всем миром доказал свое искусство. То обстоятельство, что он не одержал победы или даже не уничтожил совсем своего противника, должно быть приписано исключительным условиям и осторожности Чичагова.

Стокгольмская эскадра отправилась в Финляндию только в июне и июле и повезла туда войска; все время приходилось опасаться русского флота, который уже в течение нескольких недель всецело господствовал в Финском заливе и на Балтийском море. Галерный флот понемногу собирался в Финляндии всего в числе 30 судов и 8000 людей. Эренсверд мог начать наступление от Свеаборга только в конце мая; в половине июня он стоял наготове с 86 судами и 5.500 человек у Кименэ-Эльфа, в Свенскзунде. Для пополнения его сил к нему были посланы кавалерия и пехота.

Русский шхерный флот, вдвое сильнейший шведского, направился из Кронштадта и Выборга на запад, между тем, как линейный флот все время препятствовал соединению обоих шведских отрядов. В нынешнем году это произошло не в Гангэудде, где шведы заложили укрепления, но восточнее, у Поркала и в некоторых других местах, где главный фарватер в шхерах ближе подходит к открытому морю.

У Поркала шведы укрепили оконечность мыса, а русские — маленький скалистый островок. Из-за этих укреплений не раз происходили схватки между русскими и шведами, при чем стоявшее на внешнем рейде русское линейное судно оказывало своим большую помощь, так что шведские сообщения были надолго прерваны и проходить удавалось только значительным сомкнутым отрядам. На востоке шведский флот ничего особенного сделать не мог, так как везде должен был заботиться об обеспечении подвоза припасов. В августе русский галерный флот стоял перед Фредриксгамном в виду шведов и вскоре получил подкрепления из Ревеля, а также, фрегатами и транспортами, от возвращавшегося линейного флота. Между флотилиями происходили отдельные схватки, и в конце концов шведы были прогнаны из Свенскзунд.

В 8 милях южнее Фредриксгамна, между островом Кутсале и крайней оконечностью полуострова, находящегося к востоку от устья реки Кюменэ, идет через шхеры главный фарватер, носящий название Свенскзунд. На фарватере этом, кроме 3-х больших островов, лежит еще несколько маленьких, а также много видимых и невидимых подводных камней.

Между островом Мусала, лежащем к западу от Кутсале, и первым островом фарватер расширяется, но все-таки остается стесненным вследствие подводных камней, маленьких островков и мелей; севернее этого прохода лежит малый Коткасари (сари по-фински — остров), также окруженный подводными камнями и рифами. Южнее фарватер ведет частью в открытое море, частью назад, в шхеры. Для судов, даже средней осадки, плавание везде затруднительно и опасно.

К югу от Кутсале лежит Киркоммасари; от Фредриксгамна до Свенскзунда, кругом последнего острова всего 20 морских миль. К западу к Киркоммасари и Кутсале лежит меньший остров Лекмесари.

Эренсверд, вследствие многочисленных командировок своих судов, имел только 48 судов с 270 тяжелыми орудиями (т. е. 12-ти фунтовыми и выше); в числе этих судов был 1 фрегат, 1 хеммема, 10 турумов и удемов, 5 галер, 23 канонерские лодки и т. д.); он хотел затопить несколько транспортов в восточных подступах к Свенскзунду, но полученное на это разрешение короля дошло до него так поздно, что исполнить это удалось только второпях, в ночь на 24 августа. Неприятель ничего об этом не знал.

Было замечено, что еще 20 августа довольно значительный неприятельский отряд направился на юг от Киркоммассари. Опасаясь обхода с юга, Эрернсверд передвинул свои главные силы против этого отряда, в западную часть Свенскзунда. Для этого он выбрал ту часть фарватера, которая расположена на три четверти мили к юго-востоку; однако этот проход сужен до 800 метров подводной грядой, находящейся к югу от острова Коткасари (Крэкскэр) и другой грядой, расположенной к западу от острова Кутсалел (Сандскер). Шведские суда были расставлены на якорях на линии, соединяющей эти две гряды, по дуге, обращенной своею выпуклостью на север, при чем суда, стоявшие в западной части дуги имели обстрел на юг, в восточной — на юго-запад. Флагманское судно стояло в наиболее выдающейся точке дуги; всего было 34 судна. Суда, затопленные у восточных скалистых островов, были прикрыты 6 судами. Обоз и транспортные суда стояли на якоре к северу.

Командовавший гребным русским флотом адмирал принц фон Нассау-Зиген разделил свои силы: большая часть, под начальством его самого, должна была произвести нападение с востока и состояла из 78 судов с 260 тяжелыми орудиями, в то числе 5 фрегатов и 22 галеры, 48 полугалер и канонерских лодок и т. д.; командование другой эскадрой из парусных судов он поручил адмиралу Крузу; она состояла главным образом из тяжелых судов, числом 29 с 380 тяжелыми орудиями: 10 фрегатов и шебек, 11 полугалер, 6 бригов и 2 бомбардирских корабля. С этой эскадрой Круз должен был атаковать шведов с юго-запада и отрезать им путь отступления; уже 23 августа он прошел мимо Киркоммасари.

24 августа, после 9 часов утра, Круз, при западном ветре подошел на расстояние пушечного выстрела к шведской линии, но общий огонь был открыт только час спустя; против 250 тяжелых шведских орудий стояло 380 русских. Стрельба продолжалась до 4 часов пополудни; к этому времени генерал-майор Балле, к которому перешло командование вместо Круза, должен был отступить под сосредоточенным огнем противника, при чем потерял два судна; шведы продолжали преследование до 8 часов вечера.

Тем временем с востока подошел принц фон Нассау, но только после полудня начал очищать фарватер от заграждений; на северной оконечности острова Кутсале он высадил 400 человек с пушками. Эренсверд послал туда на подкрепление два больших судна, но к 7 часам вечера русским удалось пройти узкое место и атаковать главные силы шведов. Шведы к тому времени расстреляли почти все свои снаряды и вскоре должны были отступить перед подавляющим превосходством противника, который с 9 часов вечера начал горячее преследование и продолжал его до 2 часов ночи, до самой крепости Свартгольма, которая лежит в 20 морских милях к западу.

Шведы потеряли 7 судов ; из них 5 было взято в плен, 1 утонуло, 1 взлетело на воздух; кроме того 16 транспортов было сожжено. Потери в людях выражались в цифрах 46 офицеров и 1300 нижних чинов; в числе их было 500 больных, которые остались на островах. Потери парусных судов составили 35%, потери гребных — только 3%.

Русские потеряли только 3 судна; потери личного состава были 53 офицера и 960 человек; по некоторым сведениям потери русских были более чем вдвое значительнее; во всяком случае потери их в сражении были гораздо больше.

Густав с острова Коткасари сам наблюдал за ходом всего сражения; через несколько дней вместо Эренсверда был назначен генерал-адъютант Райялинь, откуда можно заключить, что он был недоволен действиями адмирала Эренсверда.

Не подлежит сомнению, что Эренсверд сильно ослабил себя тем, что выделили из своих сил много отдельных отрядов, вина же в том, что проходы были недостаточно заграждены, лежит не на нем, а на короле, который год спустя пожаловал ему при отставке высокий знак отличия. По-видимому, Эренсверд предполагал после отражения атаки Круза отойти со всеми своими судами, которые к тому времени расстреляли свои снаряды; но король приказал ему атаковать принца Нассау. Этот королевский приказ во всяком случае должен считаться ошибочным, даже если допустить, что король не знал о недостатке огнестрельных припасов; силы Эренсверда были уже истощены продолжительным боем, и он не был в состоянии противостоять свежим русским силам. Таким образом, частичная победа обратилась в тяжелое поражение.

Со стороны русских было ошибкой нападать главными силами с востока, и при этом слишком поздно, вместо того, чтобы сделать наоборот; в последнем случае противнику мог бы быть отрезан путь отступления и он мог бы быть совершенно уничтожен. Эта ошибка была счастьем для шведов, которые благодаря ей, имели возможность отступить. Круз, который предвидел неудачу, незадолго до атаки должен был передать команду генерал-майору Балле; однако, его взгляд на дело был правилен.

В результате сражения русские имели возможность высадиться в Аббосфорсе, в тылу у шведов. Несмотря на то, что оба шхерные флота получили значительные подкрепления, после этого происходили только небольшие стычки.

В других местах однако, дело велось более энергично. В половине сентября из Поркала вышла русская экспедиция в Баре-Зунд, лежащий к западу от него; экспедиция состояла из дюжины парусных судов, в том числе 4 линейных корабля. Здесь, близ укрепленного Эльгсэ, 7 шведских судов, под командой Райялиня защищали фарватер. Бой за эти укрепления склонялся то в ту, то в другую сторону, и наконец, шведам удалось ими завладеть и освободить проход в шхерах.

Зато у Поркало русским долго удавалось отражать все нападения. Это обстоятельство побудило Густава отправить в Карлскрону новое секретное распоряжение; приказ об нем был доставлен одним гвардейским офицером от русской границы до места назначения в 5 дней, т. е. по 25 немецких миль в сутки, что нельзя не признать большой быстротой.

Однако только 26 августа из Карлскроны вышел полковник Фуст с 3 линейными кораблями, 3 фрегатами и несколькими транспортами; 4 сентября он прибыл в Гангэ, где собрал сведения, а через два дня увидел неприятельские силы у Поркала. Корабли Фуста были окрашены так, как красятся русские корабли, и снабжены русскими флагами и вымпелами. В то же время на юге было усмотрено значительное число судов, державших курс на Ревель. Военный совет решил сейчас же вернуться назад, и 15 числа экспедиция была уже дома. Не было даже сделано попытки остаться где-нибудь поблизости и предпринять впоследствии атаку, которая, наверно бы удалась, и значительно облегчила бы положение армии. Хотя приказ короля и нельзя не признать странным, а самое предприятие чрезвычайно рискованным, тем не менее, отказ от этого предприятия у самой цели несомненно свидетельствует о недостаточной энергии его руководителя.

Шведский линейный флот во второй половине октября продолжал бесцельно крейсеровать в южной части Балтийского моря; русский флот ушел вскоре в Кронштадт, оставив в Ревеле 9 линейных кораблей.

В Финляндии в течение всего лета происходили незначительные стычки, при чем в общем успех оставался на стороне русских. Шведы потеряли, главным образом от болезней, почти 10 000 человек, из них 20% стали негодными к службе.

Наступление неблагоприятной зимней погоды, большое количество больных и крайний недостаток денег, конечно сильно тормозили всякие операции. Шведы же совсем отказались от какой бы то ни было деятельности. Меры, которые принимал Густав, нельзя назвать иначе, как вздорными. Назначение, которое давалось линейному флоту, по большей части не соответствовало обстоятельствам; ни разу ему не было поставлено серьезной задачи; ему не удалось даже ни разу показаться на севере, где присутствие его было крайне необходимо. То же самое происходило и со шхерным флотом; нигде не было единодушных, энергичных действий, даже у Поркала все осталось по старому.

Русский линейный флот, наоборот, действовал обдуманно и смело, и в течение долгого времени господствовал на море; однако он не мог содействовать более решительным успехам галерного флота, так как армия была значительно расстроена. Отсутствие общего командования над армией и флотом причинило России в 1789 году много вреда. Осенью все операции были приостановлены: силы берегли на будущий год. Общее положение дела еще не настолько выяснилось, чтобы можно было заключить мир, хотя обе стороны очень его желали. Англия и Пруссия держались в стороне, однако унижение растущей России казалось им, во всяком случае желательным. Екатерина была исполнена гнева и ненависти, особенно против Пруссии.

ТРЕТИЙ ГОД ВОЙНЫ, 1790

Предполагалось сосредоточить все боевые силы как можно раньше и врасплох двинуться на Россию, как было предположено по плану первого года войны: идти на Петербург и добиться успеха как линейного, так и шхерного флота.

План действий был таков: военный флот и стокгольмская шхерная флотилия должны были соединиться у Свеаборга с армейским флотом и уничтожить порознь разбросанные в Ревеле, Фредриксгамне, Выборге и Кронштадте отдельные части русского линейного и галерного флотов раньше, чем вскроется лед; армия должна была уже в начале марта вступить в Карелию и оттуда всеми силами наступать прямо на Петербург.

Этот хороший, смелый план страдал тем, что вдавался в чрезмерные частности. Кроме того, было ошибкой намерение взять Фредриксгамн и Выборг раньше, чем идти далее вперед — в этих двух пунктах все дело сводилось только к тому, чтобы уничтожить или разбить находившиеся там галеры.

Хотя наступление пограничной армии и запоздало, она, тем не менее, одержала значительные успехи; однако, король прибыл только в апреле и не продолжал энергичного наступления; шведская армия была отражена и вскоре перешла везде к обороне.

4 марта из Карлскроны вышли 2 маленьких фрегата, 1 бриг и 1 шхуна, под командой капитана Седерстрема, для атаки Рогервика (теперь Балтийский порт), лежащего к западу от Ревеля. 17 марта эти корабли вошли в Рогервик под голландским флагом и только при первом выстреле подняли шведский флаг. Укрепления Рогервика были захвачены врасплох и скоро приведены к молчанию, город сдался на капитуляцию десантному отряду, все суда и склады были разрушены. Убытки превысили 3 миллиона марок. В тот же вечер шведские суда ушли из гавани.

Эта экспедиция должна решительно считаться результатом бессмысленной королевской фантазии, ибо какой был смысл уничтожать запасы в Рогервике, когда предполагалось весной начать внезапное наступление; это нападение могло только заставить противника быть настороже, и действительно, с конца марта во всех русских гаванях началось спешное вооружение; таким образом, вся эта экспедиция принесла только вред. Конечно, наступление с большими силами против Ревеля, чтобы уничтожить находящиеся там корабли, могло бы иметь смысл, но об этом никто и не думал. Теперь в России меры уже были приняты; в Швеции утопали в блаженстве от одержанного блестящего успеха и только много позже сознали сделанную ошибку.

10-го апреля шведский флот стоял на рейде, готовый к выходу в море, но экипаж еще не весь был налицо: должно было быть доставлено еще 4 пехотных и 5 кавалерийских полков. Герцог Карл, Норденскльельд и лейтенант Клинт находились на «Густаве III», в состав штаба входили еще старший адъютант, штурман, делопроизводитель, врач и фельдшер. Авангардом командовал адмирал Модее, арьергардом — полковник Лейонанкар; наготове стояло 22 линейных корабля, 12 фрегатов, 13 транспортов; орудий было почти 2100 и 18 000 людей; не хватало около 3000 человек.

Флот вышел в море только 30 апреля; по пути пришло известие, что русские стоят на якоре на Ревельском рейде: 2 трехдечных, 6 двухдечных кораблей и 6 фрегатов. 12 числа у Рогервика стоял штиль; к вечеру был усмотрен русский флот; ночью на берегу были видны сигналы огнями — признак того, что русские также увидели неприятеля.

Внутренняя ревельская бухта, собственно рейд, открыта с NNW; остров Карлос суживает бухту примерно на 3 мили; глубина ее от 12 до 24 метров; линия 6-метровой глубины проходит в расстоянии 1/4 до 1/2 мили от берега. В самой глубине юго-западного угла лежит маленькая гавань, образованная молом, с крепостцой. Приблизительно в 4-х милях к северо-востоку и к северо-западу лежат два более значительных острова Вульф и Ранген и образуют внешнюю бухту длиною 5-6 миль и шириною в 4 мили; в самой бухте и перед нею находится несколько мелей. Вход в Ревель не представляет затруднений даже при противном ветре.

Русские узнали о выходе шведов от одного голландского корабля из Карлскроны, за два дня до прибытия их в Ревель; тотчас корабли были выведены на рейд, где в ночь и на утро 13 мая были в порядке установлены на якорь; линия судов, длиною около полутора миль образовывала в направлении ONO плоскую дугу: 8 линейных судов, и 1 фрегат стояли на восточном конце, 2 — на западном, и 3 легких фрегата стояли в середине. Вся линия отстояла от берега на расстоянии от половины до трех четвертей мили и потому не могла получить значительной поддержки от береговых батарей. Легко было обойти линию с запада. Последние часы были употреблены на приведение в порядок кораблей, на приемку экипажа и боевых припасов. Адмирал Чичагов на трехдечном корабле «Ростислав» стоял в середине линии; младшими флагманами были вице-адмирал Мусин-Пушкин и контр-адмирал Ханыков.

Адмирал Норденскьельд, начальник штаба, сам лично, вместе с другими шведскими офицерами, видел, как неправильно действовал Грасс 26 августа 1782 года при нападении на стоявший на якоре флот Гуда у Сан-Христофора. Тем не менее и здесь генерал-адмирал распорядился так же: флот должен был, непрерывно стреляя, проходить вдоль неприятельской линии и повторять этот маневр столько раз, сколько будет нужно. Таким образом, шведы заранее выпускали из рук все преимущества: они не сосредоточили своих сил, не стали на якорь с подавляющими силами против неприятеля, не попытались обойти его и т. п.; герцог Карл создал для своего флота самую неблагоприятную обстановку, тем более, что значительно усилившийся ветер мешал маневрированию.

По новейшим данным (приказы герцога) первоначально имелось в виду обойти русских; если бы встретилась необходимость, предполагалось стать на якорь, атаковать каждое судно превосходными силами и взять его на абордаж; кроме того, три легких дивизиона, состоящие каждый из 3 фрегатов, должны были обстрелять фланги противника продольным огнем. Однако погода не позволила привести этот план в исполнение; осталась только возможность идти вдоль неприятельской линии. Между тем и герцог Карл и Норденскьельд должны были бы сразу увидеть, что такую атаку можно произвести только с громадными потерями и при том без всяких результатов. Не так поступил Нельсон при Абукире! Все действия шведов могут быть названы почти бессмысленными и во всех отношениях заслуживают порицания.

Шведский флот подошел рано утром 13 мая, в боевом кильватерном строю; линейные фрегаты также были в строю. В 5,5 часов второе от головного конца судно село на мель, лежащую в 5 морских милях к северо-востоку от Наргена. Судно это было временно предоставлено самому себе; в 8 часов село на мель второе судно, к северу от Вульфа; и здесь еще не было прямой опасности. Тем временем западный ветер сильно посвежел, так что командир флагманского судна, полковник Клинт, предложил стать на якорь и атаковать только дождавшись благоприятного ветра. Но Норденскьельд был против этого и сказал: «Меч уже извлечен и должен быть пущен в ход» — другими словами, «вперед с закрытыми глазами». Адмирал Нодренскьельд имел от короля полномочие распоряжаться флотом по своему усмотрению, герцог командовал только для вида. Объясняется ли дело упрямством начальника штаба или же он вообще не допускал возможности неудачи — кто может это знать? К упомянутому выше ошибочному распоряжению короля, передавшему полномочия над флотом начальнику штаба, присоединилось еще и другое, совершенно неправильное его приказание, чтобы герцог ни в коем случае в сражении не подвергал жизнь свою опасности. Вследствие этого герцог Карл, пройдя Нарген, вместе со штабом перешел на маленький фрегат «Ulla Fersen»; на флагманском судне остался только флаг-офицер, лейтенант Клинт.

Такое оставление флагманского корабля командующим флотом, да еще в последнюю минуту перед боем, должно быть строго осуждено и имело самые печальные последствия; конечно, совсем другое дело, когда командующий флотом с самого начала находится на корабле, стоящем вне боевой линии, но тогда это должно быть быстрое, сильное боевое судно. При этом условии командующий может перед началом сражения выбрать себе место по собственному усмотрению, он сохраняет общий надзор за флотом и во всякую минуту может встать во главе его и принять на себя командование. В этом отношении было два примера: один из практики английского — Гоу в 1788 году, а другой — французского флота — Сюффрен в 1783 году; в этих случаях командующий флотом перед началом боя переходил на самое быстроходное судно. Примеры эти однако, не вызвали в данном случае подражания. Соответствующие постановления датского устава, которые разрешают командующему флотом переходить на другое судно, имеют целью освободить его от забот о том, что происходит на его флагманском судне, и дать ему возможность занять такую позицию, с которой он мог бы лучше видеть, вдали от порохового дыма, что делают оба флота; все это к данному случаю никакого отношения не имеет. Ошибочность таких приемов вскоре была признана всеми.

Кроме того, ошибка заключалась еще и в том, что герцог на своем фрегате не вышел дальше вперед и таким образом не стал во главе своего флота; из середины, при большой длине боевой линии, едва ли возможно было судить о том, что происходит в голове линии. Расположение русских судов в точности известно не было, и потому командующему флотом непременно надо было быть впереди, а не только участвовать в общем движении на восемнадцатом от головы судне.

Шведский флот шел под марселями; в 11 часов передовой корабль подошел на пушечный выстрел к русским, однако, согласно приказанию, открыл огонь только с расстояния пистолетного выстрела; у крайнего русского корабля, стоявшего на западном конце линии, он повернул на восток, прошел вдоль всей неприятельской линии и, пройдя крайний русский корабль на восток, вновь привел к ветру. Первым кораблям поворот удался довольно сносно, но затем стали налетать такие шквалы, что последующие корабли могли только по одному разу и то неправильно, выполнить это движение, так как промежуток времени был слишком короток и ход корабля слишком неспокоен; для маневра нужна была большая часть команды, так как приходилось все время брасопить реи. О порядке в строю уже и речи не было: некоторые корабли обгоняли идущих впереди, происходили разрывы, так что, несмотря на быстрое прохождение, русским удавалось не торопясь, давать несколько залпов. Около полудня флагманский корабль вследствие ветра, достигшего силы шторма, не мог подойти к самому западному кораблю русской линии, а только к третьему; точно также пришлось очень быстро приводить к ветру, чтобы не налететь на подветренный берег. Таким образом, флагманский корабль мог стрелять только по 2-3 неприятельским кораблям; когда он приводил к ветру у него обстенило фор-марсель и его начало дрейфовать на русскую линию, причем, вследствие дыма, он оказался не более, как в 50 футах от русского трехдечного корабля. К счастью, ему удалось спуститься, но при этом его так накренило, что он был спасен только присутствием духа артиллерийского офицера, который приказал задраить подветренные пушечные порты. Верхняя его палуба представляла ужасное зрелище и еще счастье, что удержалась грот-мачта. Впоследствии были найдены попадания снарядов даже в брамсели. То же самое произошло с одним из следующих кораблей; линейный корабль «Принц Карл» совершенно лишился способности управляться, должен был стать на якорь, но при этом сел на мель и спустил флаг.

Вскоре после этого последовал сигнал прекратить бой, так как порывы ветра делались все сильнее, и последние 12 судов, в том числе 4 линейных корабля уже не проходили вдоль неприятельской линии. В 2 с 1/4 часа они начали приводить; одним из передовых судов был «Ulla Fersen». В 3 часа огонь окончательно прекратился; корабли взяли рифы у марселей и вечером отдали якорь перед заливом; некоторые должны были уйти в Свеаборг для починок.

Этот «прогон сквозь строй» вместе с предыдущими потерями стоил больших жертв: 61 убитых, 71 раненых и около 600 пленных; 1 корабль попал в руки неприятеля, 1 потерпел крушение, а с 3-го потеряно 42 орудия, сброшенных, чтобы сойти с мели. Потери русских были совершенно ничтожны.

Итак, получилась полная неудача; относительно безрассудства этого нападения уже достаточно сказано выше; представляется почти невероятным, чтобы в этом деле начальствовали опытные морские офицеры, которые при прохождении первых же кораблей не могли не увидеть сделанной грубой ошибки. Однако этого мало: вместо того, чтобы дождаться хорошей погоды и тогда уничтожит неприятеля, чтобы обеспечить свой тыл, к чему и сводилось все дело, шведский флот продолжал стоять в полном бездействии. Это служит доказательством отсутствия всякой стратегической проницательности и всякой энергии. При этом надо заметить, что, по плану военных действий, заранее было установлено, что захваченные в Ревеле русские корабли должны были возместить возможные потери в бою. Кроме того, предписано было торопиться и имелось в распоряжении большое превосходство сил. Все это ни к чему не привело, несмотря на то, что политические и стратегические и тактические условия делали необходимость атаки очевидной. Счастливым для шведов обстоятельством было еще и то, что свеаборгская верфь находилась в непосредственной близости; не было однако ничего предпринято и тогда, когда из Карлскроны 21 мая прибыли еще 2 линейных корабля и 1 фрегат.

После 10 дней бездействия, по приказанию короля, флот двинулся на восток и отдал якорь у Гогланда, откуда только 31 мая пошел дальше на Кронштадт, несмотря на полученное в тот же день из Ревеля известие, что эскадра Чичагова стоит наготове к выходу в море. Тем временем приготовился к бою и кронштадтский флот; таким образом, шведы очутились между двух огней и должны были искать способа помешать соединению противника. Целых две недели сроку были даны обеим этим эскадрам, чтобы спокойно закончить вооружение; наконец, герцог Карл и Норденскьельд решились выступить против Чичагова, но... Густав III повелел иначе.

За зиму шхерный и армейский флоты были доведены до 350 судов; это было достигнуто благодаря работе всех частных верфей в Финляндии и Померании; всего было 19 крупных судов (хеммемы и проч.), 27 галер, 127 канонерских лодок, 87 канонерских иолов, 23 канонерских баркаса и около 30 судов для обоза и специального назначения при 3000 орудий и 15 000 человек команды; однако около 4000 человек еще не хватало. Канонерская лодка имела 66 (канонерский иол — 22) человек экипажа; на каждой было по два 36-фунтовых и по одному 24-фунтовому орудию.

Стокгольмский отряд отправился в Финляндию 17 мая, куда еще ранее ушли суда из Каттегата и Померании. Предполагалось прежде всего взятие Фредриксгамна армейским флотом и сухопутной армией; флот к 8 мая с трудом пробил себе туда дорогу через плавучий лед. 10 мая король принял главное начальство; подполковник де-Фрезе был назначен флаг-капитаном; через 4 дня в Свенскзунде были собраны галерный дивизион, 4 дивизиона канонерских лодок и иолов, несколько галер и соответствующий обоз, всего около 100 военных судов с 10 000 человек, в том числе 3000 сухопутных войск.

В Фредриксгамне стояли у южного входа, под командой контр-адмирала Гисова, 3 крупных судна и 46 полугалер, канонерских лодок и каиков (галерные вспомогательные суда в 24 фута длины и 2,5 фута осадки.

15 мая, около 2 часов пополудни, шведы повели атаку и скоро вынудили русских к отступлению; преследование их продолжалось до самой крепости. Много русских судов было захвачено, некоторые выбросились на берег. В 9 часов король приказал приостановить огонь, чтобы дать отдых экипажам; вместе с тем коменданту было предложено сдаться; комендант просил продлить до 3 часов данный ему на размышление часовой срок, а тем временем вытребовал подкрепления. В 3 часа пополудни король приказал вновь начать атаку, но уже 3 часа спустя остановил горячий бой и приказал отступать. Все батареи вне крепости были разрушены, у русских было взято 21 судно и 8 уничтожено; шведы потеряли только 1 канонерский иол и 60 человек.

Военное непонимание короля снова расстроило так счастливо выполненное предприятие; счастливый случай при первом же нападении уничтожить вражеские силы был упущен без всякой пользы. И здесь, как и в Ревеле, дело остановилось на полпути: только через четыре дня была повторена атака. После трехчасового горячего боя, шведы, атаковавшие с маленьким отрядом, должны были отступить. Так же, как и у Ревеля, здесь была проявлена необъяснимая бездеятельность, или, вернее, отсутствие всякой энергии. После этого шведы шесть дней простояли спокойно без всякого дела, а затем решили наступать вместе с военным флотом, несмотря на то, что и здесь, в Фредриксгамне, в тылу оставалась неприятельская шхерная флотилия.

25 мая армейская флотилия направилась на восток, но до 1 июня простояла в Питкопасе; через день она прошла мимо Выборгского залива и к вечеру стала на якорь в северном конце Бьеркезунда. Теперь, наконец, шведские силы дружно и быстро должны были высадиться у Петербурга и атаковать его; все вооруженные силы стояли наготове для этого; чтобы ввести в заблуждение противника относительно предполагаемой цели, по берегам делались отдельные небольшие высадки.

Кронштадтский флот вышел в конце мая под командой вице-адмирала Круза; флот состоял из 17 линейных кораблей (в том числе 5 трехдечных, с числом орудий 112), 13 фрегатов и нескольких судов в 1400 орудиями, из которых 8 гребных фрегатов составляли резервный отряд позади боевой линии. Флагманским кораблем был «Иоанн Креститель»; авангардом командовал вице-адмирал Сухотин, арьергардом — контр-адмирал Повалишин. В числе фрегатов было 8 так называемых гребных фрегатов. Кронштадтский и Выборгский галерные флоты еще не были готовы к походуд.

Включение шведами фрегатов в боевой строй было ошибочным: боевая линия от этого очень удлинялась, и управление ею делалось затруднительным; кроме того, фрегаты не могли действовать с достаточной силой против больших русских двухдечных и даже трехдщечных кораблей; к тому же в последний год войны у шведов был 21 линейный корабль против 17 русских. Правда, у шведов было 1180 орудий против 1430 русских, но с этой невыгодной лучше было помириться, чем ставить фрегаты в боевую линию. Поэтому в 1790 году в линию были поставлены только два самые тяжелые 44-пушечные фрегата; из остальных был образован особый легкий дивизион; со включением этого дивизиона, общее число орудий было приблизительно одинаковое. Легкий дивизион должен был помогать наиболее сильно атакуемой части, спасать корабли, лишившиеся управления, а также выполнять особые поручения.

Однако этот резерв вовсе не предназначался для того, чтобы его беречь и пускать в бой только к концу, как это делается с резервами в сухопутной войне; имелось в виду, как это делал впоследствии Нельсон, с самого начала пускать его в ход для того, чтобы в известном месте атаковать неприятеля превосходящими силами. Таким образом в Швеции идея боевого резерва была понята правильно; создавать этот резерв следовало с определенным намерением применить его где можно было с самого начала сражения причинить неприятелю наибольший вред, или на том пункте, где собственному флоту грозила наибольшая опасность.

31 мая военный флот сопровождал армейский флот при переходе через Выборгский залив к Бьерезунду; к вечеру получилось донесение о появлении русского флота который на следующий день и показался в 12-15 милях к востоку, имея курс на Кронштадт. Только рано утром 3 июня подул восточный ветер. Шведы шли правым галсом курсом NNO, в боевом строе кильватера, причем легкая эскадра держалась под ветром у головной части авангарда. Русский флот, который находился в это время на расстоянии двух миль, спускался на шведов в строе пеленга.

В 4,5 часа началась перестрелка между авангардами; через полчаса флагманские корабли обоих флотов находились друг против друга. Ветер изменился с OSO на ONO, так что линия кильватера обратилась в строй пеленга. Когда в 8 часов наступил штиль, флоты находились друг от друга уже вне выстрела.

Командующий шведским флотом опять находился на «Ulla Fersen». Флаг-офицер, лейтенант Клинт около 7 часов заметил, что адмирал Повалишин с тремя последними русскими кораблями упал под ветер и что там образовался прорыв. Полковник Клинт, которому он указал на это обстоятельство — эти три корабля находились как раз против него — хотел воспользоваться этим благоприятным случаем, повернуть вместе с следовавшими за ним судами и отрезать эти три корабля. Легкий дивизион в это время задерживал неприятельский авангард и центр, а потому головная часть русского флота едва ли могла воспрепятствовать этому охвату, да и сильный пороховой дым мешал русскому адмиралу видеть, что делается позади. Однако, пока было испрошено разрешение командующего флотом, положение дела изменилось, и весь флот получил приказание лечь в дрейф. Повалишин заметил свое опасное положение, и, когда ему не удалось сделать поворота, он быстро спустил корабельные шлюпки которые начали буксировать корабли; две из этих шлюпок были потоплены огнем с «Густава III». Удобный случай был упущен. Когда герцог Карл в 11 часов снова перешел на флагманский корабль, был отдан приказ, что Клинту предоставляется право производить такие маневры и требовать сигналами, чтобы при подобных обстоятельствах другие суда за ним следовали.

Шведы потеряли 84 человека убитыми и 280 ранеными; два линейных корабля были сильно повреждены; русские потери в личном составе и в материальной части были гораздо значительнее, при чем много потерь было от разрыва собственных орудий. Адмирал Сухотин был смертельно ранен; два линейных корабля должны были уйти в Кронштадт.

Мало помалу с запада поднялся свежий ветер, и головная часть шведского флота получила приказание спуститься на противника; оба флота находились к востоку от отмели Грекора и шли левым галсом на юг.

В 2,5 часа был открыт огонь. Из Бьеркезунда, находившегося в 10 милях оттуда, было выслано несколько галер и канонерских лодок, которые и подошли к 11 часов к линейному флоту, и тотчас атаковали ближайшие русские линейные корабли и фрегаты, при чем им помогал и легкий дивизион; однако юго-западный ветер скоро заставил их отступить после того, как они успели принудить один русский линейный корабль и один фрегат выйти из боевой линии; в схватке принимали участие и три русских гребных галеры. Час спустя русский авангард спустился, а за ним последовали и главные силы, на расстоянии пушечного выстрела. Юго-восточный ветер нанес пороховой дым, оставшийся от утреннего сражения, так что флоты по временам друг друга не видели. Около 4 часов шведские корабли сделали поворот и снова атаковали русских. Круз тем временем также повернул на север; вследствие этого между авангардом и центром получился разрыв, в который и хотел броситься герцог Карл со своим арьергардом, но русским удалось сомкнуть этот разрыв. Скоро шведам стало ясно, что Круз хочет завлечь их дальше в Кронштадтский залив, вследствие чего они к вечеру прекратили бой; часов в 8 вечера ветер совершенно стих. Уже было израсходовано много боевых припасов, каждую минуту могла подойти ревельская эскадра, и тогда положение шведов во внутренней бухте, имевшей только 6 миль ширины, было бы очень затруднительным. В это время, вечером, получился королевский приказ немедленно возобновить атаку. Приказ этот привез, как бывало и раньше несколько раз, доверенное лицо Густава, 25-летний капитан Смит, который впоследствии заставил много о себе говорить в Средиземном море, под именем сэра Сидней-Смита. Этот Смит должен был помогать Норденскьельду своими советами.

Утром 4 июня подул сильный ветер с востока и юго-востока, так что русский флот, державшийся в 4-6 морских милях на ветре, не мог быть атакован. После полудня ветер перешел к SW и шведы тотчас спустились на неприятеля, который ждал их лежа в бейдевинде правым галсом. Авангард и легкий дивизион слишком спустились и им пришлось вылавировывать, чтобы занять свое место; центр и авангард лежали в дрейфе, пока в 4 часа боевая линия снова не пришла в порядок. В 5 часов последовало приказание вступить в бой; русские снова уклонились, так что огонь был открыт только через полчаса. Трем шведским головным линейным кораблям было приказано обойти задние русские корабли, которые, однако, уклонились, и вскоре со всей линией повернули на левый галс, чтобы отрезать эти три корабля. Тем временем оба флота так близко подошли к южному берегу, что головные шведские суда донесли об опасности их дальнейшего курса в этом направлении; передняя дивизия даже повернула по собственной инициативе на север и главные силы последовали за ней.

Внешний рейд Кронштадта находился в это время уже только в 12-15 морских милях под ветром. Смит все время настаивал перед Норденскьельдом на том, чтобы схватиться с неприятелем; в виду данных королем определенных инструкций, герцог последовал этому совету.

В это время внезапно было дано знать сигналом о приближении ревельской эскадры, и около 9 часов показались уже верхушки ее мачт; Чичагов, как сообщалось сигналами, 2 июня вышел из Ревеля и, таким образом, шведы попали в клещи, из которых надо было как можно скорее выбираться. Герцог Карл хотел тотчас же броситься на ревельский отряд и идти к Гогланду с тем, чтобы король непременно следовал за ним с армейским флотом; об этом было немедленно доложено Густаву, и в 0,5 часов флот взял курс на север.

Тем временем Круз также заметил приближение Чичагова и снова выстроил боевую линию под ветром. Чичагов подошел к шведам на расстояние 4 миль и держался на этом расстоянии пока густой туман не закрыл всего. После полуночи наступил штиль, который продолжался и весь следующий день; только к вечеру 5 июня несколько разъяснило, при западном ветре. Шведам был на руку туман, так как оба русские отряда не могли видеть маневров друг друга и, вследствие этого, не могли согласовать своих действий, хотя противник был на виду и у того и у другого. 21 шведский линейный корабль (в том числе 1 сильно поврежденный) и 13 фрегатов находились между 27 русскими линейными кораблями (в том числе 6 трехдечных) и 23 фрегатами. Круз тщетно пытался подойти ближе к неприятелю.

В 2 часа шведы обошли мель Торсари и в 6 часов — остров Сескар; ветер понемногу перешел к SSO и стал таким образом более для них благоприятным. Герцог Карл решил идти в Выборгский залив для защиты армейского флота, о чем и донес королю в 11 часов 5 июня. Ночью капитан Смит возвратился с новым приказанием: «флоту, для прикрытия шхерной флотилии войти в Выборгскую бухту».

Очевидно, что с самого начала все военные мероприятия принимались на основании минутного благоусмотрения короля и гофкригсрата; всякое зрелое обсуждение дела было исключено, на стратегию и тактику смотрели, как на ребяческую игру. Решение задачи должно было бы заключаться в том, чтобы как можно энергичнее атаковать главные силы Круза; если бы даже не удалось достичь полной победы, то во всяком случае Круз вынужден был бы отступить в Кронштадт; хорошо обученный шведский флот несомненно был бы в состоянии достичь такого результата против русских команд; против ревельского отряда он мог бы устоять и после этого боя; но на то, чтобы всем рискнуть ради великой цели, не хватало ни энергии, ни уверенности в себе, ни мужества. Если бы Круз не принял боя, он был бы заперт в Кронштадте, и Чичагову не удалось бы, по крайней мере при безветрии, помешать соединению военного и армейского флотов для движения на Петербург. Кроме того, были сделаны серьезные стратегические ошибки, к которым прибавилось еще и много тактических ошибок. Нельзя, однако, не похвалить нескольких отдельных тактических моментов: к числу таких приемов относится создание легкого дивизиона с поставленными ему ясными задачами; принятое два раза решение произвести охват при помощи этого дивизиона; помощь, оказанная шхерным флотом; решение произвести прорыв и отрезать задние корабли. Таким образом ясно, что шведы не придерживались слепо формальных тактических инструкций. Русские, со своей стороны, действовали тактически и стратегически правильно, уклоняясь, как и в прошлом году у Эланда, от решительного боя: Круз со своими недостаточно обученными людьми не был довольно силен для этого.

Все грубые стратегические ошибки шведов были завершены последним решением Густава; решение это означало — добровольно дать себя запереть превосходящими силами противника, со стороны моря — линейным флотом, со стороны суши — галерным флотом и сухопутной армией. План герцога Карла и Норденскьельда был совершенно правилен: военный флот должен был при юго-восточном ветре отойти к шхерам Аспе, а под его защитой и армейский флот должен был отступить в Свенскзунд и оттуда начать новое наступление вместе с сухопутной армией. Однако в королевском штабе серьезность действительного положения дела еще никому не сделалась ясна.

В Петербурге тревога в последние дни была необычайна, в особенности, когда раздался гром сражения 3-4 июня; Екатерина высказала мнение, что «столица расположена на слишком опасном месте, на самой морской границе». Войск было очень немного, двор готовился к быстрому выезду и не верил уже в успех.

КОНЕЦ ВОЙНЫ

Финский залив на востоке заканчивается узкой Кронштадтской бухтой; немного западнее, к северо-востоку, ответвляется Выборгская бухта, а между ними лежит Вьерке (березовый остров), со многими близлежащими крупными и мелкими островками. В северо-восточном конце внутренней бухты лежит город и крепость Выборг; к нему ведет фарватер, очень стесненный многочисленными островами и подводными камнями; самым западным проходом к Выборгу является Транг-Зунд. Внешняя часть залива ограничена с северо-востока финляндским берегом с юго-востока длинным полуостровом (северо-западная оконечность его называется Киперорд), и островами Бьерке, Бизкопсе и Торсари. Близ Киперорта бухта имеет 4 морских мили ширины; от этой точки, до Транг-Зунда расстояние равняется еще 4 милям. Открытая с юго-запада внешняя бухта имеет по 6 миль ширины между Бископсе и Крюссерортом и между последним и Кипперортом. Главный проход, пригодный для глубоко сидящих кораблей, шириною около 3/4 мили, идет от шхер Питкопас, вдоль финляндского берега, мимо Крюссеророта; к юго-западу от последнего лежит много островов, мелей, скалистых рифов, острова Пенсар и Лилла Фискарен, мели Репие и Пассалодо; к юго-востоку лежит мель Сальвер, остров Васикасари и мель Курго.

Бьеркезунд ведет между полуостровом Киперорт с одной стороны и островами Пископсе и Бьерке с другой, и таким образом образует проход к Выборгу с юго-востока. У Бьерке кончаются шхеры, тут начинается свободная от остовов и мелей Кронштадтская бухта. В материке при южном входе в Зунде есть только одна бухта — Умайоки. Сам пролив имеет в длину 12 морских миль и в самом узком месте имеет не более 800-900 метров ширины; по обеим сторонам лежат острова и подводные камни. Отсюда (Койвисто) до Выборга 6 географических миль, до Петербурга 15. В среднем ширина пролива около морской мили. Для плавания на больших судах в Зунде и в особенности выборгском заливе необходимо знать местность.

В 6 часов утра 6 июня шведский флот вошел в выборгскую бухту у Лилла Фискарен; в 9 часов шведы увидели русский линейный флот, который по-видимому, их не замечал. Флаг-офицер, лейтенант Клинт, которые раньше производил здесь промеры, благополучно провел флот мимо Крюсерорта; в 5 часов флот стал на якорь: арьергард у Бископсе, в направлении с юго-юго-востока на северо-северо-запад; в исходящем углу стояло флагманское судно командующего флотом, а перед ним главные силы флота в направлении на WNW. Далее, в наружную сторону были выставлены передовые посты из фрегатов, а проход между Крюссерортом и северной стороной отмели Сальвер прикрывали 3 линейных корабля и 1 фрегат. Легкий дивизион стоял внутри. Севернее Киперорта стояли 2 фрегата, для наблюдения за русскими фрегатами, стоявшими в Выборге.

Густав остался глух ко всем убеждениями, что еще есть время уйти на запад; он ничего не опасался, хотя мышеловка была уже почти захлопнута. Собранный в Бьеркезунде соединенный армейский и шхерный флот состоял из 323 судов; 282 вооруженных судна имели всего 740 тяжелых орудий и, кроме того, 2250 орудий меньших калибров и вращающихся пушек; людей было 24 000. Кроме обоза из 40 судов, было еще много транспортных судов для обоза сухопутной армии, так что всего перед Выборгом было собрано до 400 шведских судов и транспортов с 3000 орудий и 40 000 людей.

На другой день русская эскадра, состоявшая из 30 линейных кораблей (в том числе 7 трехдечных, имевших до 112 орудий), 20 фрегатов и многочисленных транспортов, стала на якорь в расстоянии 8 морских миль. Командовал эскадрой Чичагов на «Ростиславе», младшими флагманами были вице-адмиралы Круз и Мусин-Пушкин; в числе командиров судов было два генерал-майора и около 12 человек иностранцев (англичан и голландцев).

В Выборге стояло около двух дюжин крупных галер и столько же шхерных судов. Кронштадтская флотилия еще не была готова; построенные в Кронштадте галеры были таких же размеров, как и шведские; канонерские лодки были схожи с шведскими.

9 июня Чичагов продвинулся на 4 мили внутрь залива, при чем 4 корабля стали на мель, но быстро снялись. 11 числа пришел еще один линейный корабль с несколькими транспортами. 5 фрегатов стояли на якоре у Фискара, 3 фрегата и 1 бриг, под командой бригадира Кроуна, стояли у Питкопаса, чтобы преградить путь шведским подкреплениями из Свеаборга. Следующие затем дни русские употребили на производство промеров. На Васикасари были возведены батареи, а 17 июня 5 линейных кораблей были поставлены на якоре на главном фарватере, к западу от Кронштадта. 18 июня к флоту подошли еще 4 фрегата и 5 транспортов из Кронштадта и около 50 судов из Фредриксгамна и Ревеля; из них половина была отправлена в Крюсерорту, а другая в бухту Умайоки.

20 числа русские отдали якорь в двух морских милях от шведского флота, левый их фланг примыкал к 5 линейными кораблям у Крюсерорта, южный фланг находился на SSO от Васикасари и состоял из 4 линейных кораблей, 2 фрегатов, 1 брандера и 1 транспорта с 10 гаубицами. На Крюсерорте русские возвели батарею, которая причинила большой вред 4 отдельно стоявшим шведским кораблям. Кольцо было замкнуто.

Предложение идти на запад было решительно отвергнуто королем: это было бы признаком малодушия. Таким образом, о рассмотрении дела по существу не было и речи: довод короля относился к так называемым понятиям о рыцарской чести и основывался единственно на упрямстве и близорукости.

Была сделана высадка у Койвисто, и оттуда начато наступление против близлежащей бухте Умайоки и против Выборга. Небольшие шведские конные части доходили до Петербурга на расстоянии до полутора миль. 11 июня Густав предпринял большую экспедицию против Транг-Зунда, где сосредоточился выборгский галерный отряд. 30 судов осталось для наблюдения за Бьеркезундом. Капитан Смит должен был произвести к югу от Урансари обход сильно укрепленный несколькими батареями русской позиции на Транг-Зунде, но вследствие шторма высадился на Урансари только 18 числа, а вскоре и совсем отступил, так как и другие части, вследствие бури, не могли действовать с фронта. 20 числа Густав возвратился к военному флоту, ничего не достигнув; предприятие это надо было начинать на две недели раньше.

Положение шведов мало помалу делалось все более затруднительным; запасы воды приходили к концу, а все имевшиеся источники были заняты русскими стрелками и казаками. Людей пришлось перевезти на треть рациона. Ветер все время дул с юго-востока, при этом постоянно приходили известия о крупных русских подкреплениях; дух шведов окончательно упал, и с Чичаговым были начаты переговоры. Принц фон-Нассау потребовал капитуляции, которую однако Густав с гневом отверг.

Адмирал принц фон-Нассау-Зиген, стоявший с галерным флотом на якоре у Майки, собрал к 29 июня до 80 судов; кроме 3 линейных кораблей и 7 фрегатов у него было до полудюжины шебек, столько же бомбард и плавучих батарей, и еще около 60 галер, канонерских шлюпок и каиков. Шхерный флот должен был атаковать шведский флот из Выборга и Умайоки, одновременно с линейным флотом, так как Чичагов не чувствовал себя достаточно сильным, чтобы одному напасть на шведов. Русские до такой степени были уверены в полной победе, что заранее были даже уже распределены призовые деньги. 29 июня галеры начали атаку и оттеснили шведов в узкую часть Бьеркезунда, где к вечеру Хьельмстьерна удержал свою позицию.

На военном совете, продолжавшемся 3 дня, обсуждались самые фантастические планы. Сам Густав предложил собрать оба флота в Бьеркезунде, высадить там 30 000 человек (хотя на лицо имелось не более трети этого числа), так как сухопутная армия стояла еще у реки Кюменэ), идти прямо на Петербург и там предписать мир; в случае поражения сжечь старые корабли и спасаться как будет возможно. О таком плане, конечно, и сказать нечего.

Другое предложение заключалось в том, чтобы прорваться при помощи линейного флота; шведы могли во всяком случае считать себя погибшими, значит, все дело заключалось только в том, чтобы показать свою храбрость. Большинство высказывалось за то, чтобы прорываться с обоими флотами через Бьеркезунд и идти на запад. Норденскьольд предложил высказаться еще лейтенанту Клинту, который был против всех сделанных предложений. Против последнего плана он высказал, что на оба флота русские могут произвести атаку еще и с берега; что из узкого пролива трудно будет, развертываться; что при этом шведы еще дальше отойдут от своей границы и, наконец, что надо еще считаться с затопленными кораблями, которыми проход может быть загражден; что при этом шведы прямо отдавали себя в руки галерному флоту, что линейный флот отрежет их и принудить к бою с значительно превосходящими силами. Он предложил совершенно другой план: выйти из бухты по тому самому пути, по которому они пришли, затем идти к шхерам Аспе или даже войти в шхеры у Питкопаса. Там нападение русских большими силами было бы очень затруднено, и оттуда все части флота могли бы начать новое наступление.

Пока остановились однако на предложении короля, для выполнения которого начались приготовления, несмотря на то, что план этот был самым опасным и мог быть приведен в исполнение только при NWN ветре, который дул обыкновенно по ночам; юго-западный ветер обыкновенно переходил к вечеру в западный и северный, а затем наступал штиль. К счастью, несколько попыток выполнить этот план не удалось вследствие того, что северо-западный ветер тотчас же стихал; несколько кораблей каждый раз уже снимались с якоря, а русские тоже вступали под паруса. Тогда король изменил свои намерения, так как к тому же поступили новые сведения о силах русского галерного флота; теперь было решено привести в исполнение план Клинта.

Возражения Клинта против сделанных предложений, конечно, были совершенно основательны; при прорыве через середину русского расположения, задние отряды шхерного флота неизбежно бы погибли, так как русские фланговые суда успели бы вовремя подойти. Нельзя не удивляться, что не было придумано никакого другого более или менее исполнимого плана, например, дождавшись благоприятного ветра, произвести одновременную атаку военного и шхерного флота на ту часть линейного русского флота, которая находилась под ветром и, таким образом, проложить себе дорогу.

Приказ, отданный по флоту для выполнения клинтовского плана прорыва, в виду его обстоятельности, стоит передать более подробно; флот должен был идти в том самом порядке, как он стоял на якоре; по миновании узкого места у Крюсерорта, он должен был по возможности направиться на юг от Лилла Фискарен; из числа кораблей, стоящих у Крюсерорта, два средних должны были при подходе головной части флота подвинуться таким образом, чтобы образовать проход, а затем присоединиться к последним судам армейского и шхерного флота. Весь армейский флот должен был идти на правом траверзе линейного флота и потому должен был к нему собраться; два фрегата и все турумы должны были защищать гребной флот от нападения галерного флота, и присоединиться к нему. 3 фрегата, шедшие впереди, должны были прогнать русские фрегаты, стоявшие у Питкопаса и поддержать канонерские лодки при входе в шхеры. Передовым кораблем, как и в Ревеле, назначен был «Dristigheten», под командой полковника барона фон Пуке; корабль этот должен был сообразовать свой ход с канонерскими лодками. Линейные корабли, имея на буксире свои большие шлюпки должны были производить на ходу промеры с обоих бортов и отмечать флагами мелкие места. Все суда должны были быть наготове по первому сигналу стать на якорь на шпринги.

Марсели и стаксели должны были остаться на ночь незакрепленными, чтобы их можно было поставить, не посылая для этого наверх людей. Как только командующий флотом отдает марсели, все остальные суда, не дожидаясь сигнала, должны были делать то же самое. Репетичным фрегатам и брандерам было назначено место с внутренней стороны, 4 самым быстроходным судам — рядом со старшим флагманским кораблем. К севшим на мель судам должны были немедленно спешить на помощь шлюпки с ближайших судов, снабженные для этого верпами и перлинями, сами же эти суда должны были идти дальше: последние суда должны были снимать знаки, указывающие фарватер.

Такие же ясные приказания были отданы и гребному флоту; все это вместе взятое производит впечатление чрезвычайной обстоятельности и доказывает, что трудное военно-морское положение было ясно оценено.

С целью отвлечь внимание русских, 3 дивизиона канонерских лодок, прибывших накануне вечером из Бьеркезунда, в 2 часа пополудни 3 июля атаковали восточный фланг русских, стоявший к востоку от Васикосари; только через 2,5 часа дивизионы эти явились оттуда на сборный пункт. Тем временем транспортные и обозные суда собирались на севере; за ними шли дивизионы канонерских лодок, галеры и т. д. Только в 2 часа майор Хельмстьерна, под прикрытием дивизиона турум, покинул узкую часть Бьеркезунда, вместе с последними судами. Подполковник Стедингк на хеммеме «Styrdjorn» встал во главе гребного флота в ожидании подхода головного корабля линейного флота. Ночью ветер перешел к северу; тотчас же были отданы нужные приказания, которые и были разосланы по местам; в 3 часа подул слабый норд-ост, который, как обыкновенно, медленно перешел в ост-норд-ост, понемногу усилился и к полудню перешел в свежий марсельный ветер. Днем погода сделалась пасмурной.

Весь успех зависел от действия линейного флота. В 6 часов, как только гребные флотилии заняли свои места, линейный флот вступил под паруса. В 7,5 часов «Dristigheten» прошел посередине между русскими кораблями у Крюсерорта под сильным продольным огнем; неприятельские корабли стояли так близко один от другого поперек фарватера, что между гиком одного корабля и утлегарем ближайшего к нему едва оставалось место, достаточное для прохода. Первые шведские корабли использовали этот короткий промежуток прохода между судами и развили такой опустошительный, все уничтожающий огонь, что уже через полчаса после прохода флагманского корабля, все шесть русских судов спустили флаги. Из всех шпигатов лилась кровь, из 700 человек экипажа каждого судна оставалось не раненых человек 40-60 — так ужасно было действие шведских орудий. По русским сведениям потери были далеко не так велики. Обе головные хеммемы прошли к северу от стоящих на якоре фрегатов, причем отличились искусными маневрами; за ними следовала эскадра турумм, затем галерные дивизионы канонерских лодок; далее следовал Густав III на большой шлюпке, на которой был поднят его флаг и которая шла на буксире его яхты. Сзади шли четыре дивизиона шхерных судов, транспортные и обозные суда, в хвосте шли три дивизиона Хьельмстьерна. Шедшие во главе обоих колонн барон фон Пуке и фон-Стедингк показали себя с самой лучшей стороны. В королевской шлюпке был убит один гребец и сорван штандарт; король шел дальше до Свенскзунда на одной из своих яхт; штандарт был впоследствии найден и хранился в Петербурге как трофей.

В двух милях к западу от Крюсеррорта стояли к северу от фарватера 6 русских фрегатов. Вследствие сильного порохового дыма стрельба их была почти безрезультатна; нельзя не удивляться, что «Dristigheten» благополучно миновал все мели, так как все русские знаки на фарватере были или плохо видны, или неверно расставлены. Причиной больших потерь шведов была случайность, без которой, вероятно, всем кораблям и судам удалось бы спастись: в то время, как один из шведских линейных кораблей, стоявший на якоре у Крюсеррорта, хотел примкнуть к лини, шведский брандер, рулевой которого, вероятно, был пьян, сделал такой неловкий маневр, что вынудил корабль выйти из линии, чтобы не загореться; при этом корабль этот навалил на борт фрегата, оба они были подожжены брандером и в 9 часов взлетели на воздух, причем весь экипаж обоих судов погиб; ближайшие суда спаслись с большим трудом.

Происшедший от этого взрыва пороховой дым послужил причиной, что несколько задних судов налетели на мели: на риф Пенсар на севере — один линейный корабль, одна шхуна и три галеры; южнее — один корабль, который впоследствии пошел ко дну; на мели Пассалода — один линейный корабль и два фрегата; затем при съемке с якоря в самом начале, один линейный корабль сел на мель на Сальвере. Королевская яхта «Аврора» была расстреляна, капитан Смит и экипаж были при этом спасены. Герцог Карл (как и Густав) был в большой опасности: около него был убит один из его адъютантов и сам он был легко ранен. В 8,5 часов «Густав III» прошел Лилла Фискарен; линейный флот взял курс на Гогланд; армейский флот вошел в шхеры Аспе, и затем собрался в Свенскзунде.

Где же был русский линейный флот? Прежде всего надо отметить его полную беспомощность и бездеятельность. Как только шведы поставили паруса, русские подтянули ширинги в ожидании атаки и также приготовились вступить под паруса. Три линейные корабля с левого фланга были посланы на помощь тем судам, которые стояли у Крюсеррорта; при этом один из этих кораблей сел на мель, а два остальные, вместо того, чтобы идти дальше, стали на якорь и вместе с другими соседними кораблями послали шлюпки, чтобы помочь снять его с мели. После того, как им это благополучно удалось, все три корабля возвратились назад к флоту. Все это отняло очень много времени, так что первые русские линейные корабли могли поставить паруса только в 10 часов, а последние даже в полдень. Вследствие этого шведский военный флот настолько ушел вперед, что в час дня его арьергард был уже на четыре морских мили далее к юго-западу от шхер Вид, в то время как авангард русского флота находился на четыре мили к юго-востоку от последних неприятельских кораблей. В 7 часов вечера шведский флот при сильном бризе прошел остров Гогланд.

Шведы были обязаны своим спасением нерешительности Чичагова. Ему пришлось слишком долго ждать, когда наконец шведы будут прорываться сквозь его флот, а когда это наконец произошло, то из-за недостатка проворства на его кораблях, паруса были поставлены слишком поздно. Вероятно, в русском флоте отсутствовала всякая практика морского дела и уставная подготовка, по-видимому, стояла на очень низкой ступени, так как с начала движения шведов и до того момента, как русские построились, прошло полных шесть часов. Один только Кроун действовал удачно у Питкопаса: он пропустил мимо себя шведский военный флот, бросился на главные силы армейского флота и вынудил многие суда спустить флаг; однако вследствие волнения он не мог их захватить и приказал им идти обратно; большинству этих судов, впрочем, удалось благополучно войти в шхеры, так что русским досталась едва восьмая часть тех судов, которые спустили флаг. Со стороны шведского флота, было несомненно ошибкой, что он не выслал своевременно ни одного судна против Кроуна. Густав сам чуть не попал в плен; на его счастье, фрегат, которые его преследовал, был сигналом отозван назад.

Чичагов вначале держался гораздо южнее, так как думал, что шведы пройдут к югу от Нервы. Только в два часа он повернул им в кильватер и пошел в Гельсингфорс. Таким образом шведский военный флот второй раз избежал участи быть запертым вместе с армейским флотом. Около 8 часов вечера один линейный корабль, после двухчасового боя был вынужден к сдаче; бой между авангардом и арьергардом продолжался до полуночи, после чего линейные корабли, чтобы увеличить свою скорость, бросили шедшие у них на буксире шлюпки, и утром 4 июля русские находились уже далеко под ветром. Такой же случай произошел и с двумя шведскими кораблями, из них один — «Rattvisan», который после нескольких часов боя должен был сдаться. Только к вечеру 5 числа две трети шведского флота стали в безопасности на якорь в Свеаборге.

Шведские потери были очень значительны: военный флот потерял 7 кораблей (два взяты в плен, четыре стали на мель, один потонул), и еще много взятых в плен и севших на мель мелких транспортов; всего погибло 4000 человек. Армейский флот потерял 21 военное судно (галеры, шлюпки, и иолы, каждых по семи) и 30 транспортных судов с 2000 людей. Таким образом, шведские потери составляли около 60 судов и 6000 человек. У русских было выведено из строя 11 линейных кораблей и более 7000 убитых и раненых.

В диспозиции для прорыва была допущена только одна серьезная ошибка — не было запрещено употребление брандеров. Даже в том случае, если бы жертвами брандеров сделались неприятельские суда, последствия от ужасного порохового дыма были бы так же тяжелы; в данном случае ветер дул самый неблагоприятный — как раз по направлению движения, что надо признать особенной неудачей. Самым главным было соблюсти порядок в длинной линии кильватера при движении по такому опасному фарватеру.

Выполнение диспозиции также может считаться образцовым; следовало бы проходящим гребным судам брать к себе на борт экипажи с севших на мель кораблей. Ошибка, сделанная у Питкопаса, произошла уже после того, как прорыв был произведен; русские линейные суда безусловно, должны были в этом случае раньше принять участие в деле.

В приведенном выше критическом разборе не принято во внимание, что русский линейный флот не участвовал в противодействии прорыву; если бы этот флот двинулся только на 2-2 часа, или даже на 2-4 часа раньше, то шведский военный флот несомненно понес бы гораздо более значительные потери, тем более, что его еще связывал армейский флот. Русские, кроме того, сделали большую ошибку в том, что имея значительное превосходство сил, они не выделили особого резерва из самых быстроходных судов; такой резерв можно было бы поставить примерно в двух морских милях мористее, чтобы оттуда он был готов двинуться по любому направлению, и тем дать в нужном месте перевес над противником; в этом отношении шведы, имевшие позади боевой линии легкий дивизион фрегатов, могли бы послужить наглядным примером. При этом условии слабая, тонкая линия у Крюссерорта могла бы быть быстро усилена, и прорыв шведам был бы очень затруднен.

Известие об этих событиях произвело большое впечатление в Европе, которая усмотрела в них тяжелое поражение шведов, а не спасение короля и флота, как думали в Швеции. Собирались даже вывозить банк из Стокгольма. Все держались того мнения, что еще одно такое поражение решить судьбу Швеции и короля.

В Свенскзунде уже давно стоял померанский шхерный дивизион из 40 судов, который уже не раз безуспешно пытался прорваться к Выборгу; 8 июля у Густава здесь собралось 195 вооруженных судов, в том числе 100 канонерских лодок с 450 тяжелых орудий и 14 000 человек; кроме того, было большое число обозных и транспортных судов. Флот этот был разделен на четыре бригады, каждая до 25-60 судов. 18 канонерских и мортирных баркасов составляли отдельный дивизион. Та значительная боевая сила, как и в прошлом году, стояла на якоре по прямой линии между островами Крексер и Сандскер, на которых были сооружены батареи; к юго-юго-западу, под прямым углом к главным силам, стояла на якоре самая сильная бригада, примыкавшая на юге к острову Мусала; от Сандскера к югу стояла финская бригада, южный фланг которой примыкал к Лекмесари. Большая часть немецкой бригады прикрывала главные проходы на север; туда же была отправлена половина баркасов, другая же половина стояла на якоре посередине Зунда и позади Сандскера. Транспортные и обозные суда стояли на севере.

Свенскзунд был выбран потому, что Густав не обладавший ни морским, ни военным духом, хотел в случае поражения пасть на неприятельской земле; поэтому он не захотел занять лучшую позицию у Свартгольма.

8 июля русский шхерный флот вышел из Фредриксгамна на запад, в составе 160 судов, в том числе 80 канонерских лодок с 850 тяжелыми орудиями и 18 500 человеками, т. е. на 400 тяжелых орудий и на 4500 человек больше, чем было у шведов; кроме того и калибры русских орудий были больше. Командовал этими силами снова принц Нассау; он до такой степени был уверен в победе, что назначил для атаки 9 июля, день коронации императрицы. На этот раз он хотел вести атаку со всеми своими силами с юго-запада, чтобы таким образом заранее исключить возможность бегства неприятеля. Вечером он стал на якорь у шхер Аспе, почти в открытом море; на северо-востоке Свенскзунда были оставлены только отдельные суда для наблюдения.

Рано утром 9 июля русские при благоприятном ветре, двинулись вперед. Нассау с 8 фрегатами во главе, шел в трех параллельных колоннах, при чем 20 сильнейших судов шли в середине. Средняя колонна стала на якорь против неприятельского центра, две другие против флангов. В 9,5 часов начался бой, через два часа русский левый, западный фланг, был принужден отступить, преследуемый шведскими лодками; между тем Нассау особенно сильно обстреливал именно этот правый неприятельский фланг продольным огнем, чтобы облегчить положение своих главных сил, попавших под перекрестный огонь. Бежавшие русские собрались под ветром у острова Мусала, но в 4 часа снова были отброшены шведскими канонерскими лодками и иолами, к которым подоспела с севера и немецкая бригада. В то же время лодки правого шведского фланга заняли новое, более выгодное фланговое положение относительно русского центра, а левый шведский фланг начал обходное движение по ту сторону острова Лекмесари.

Этим, в сущности говоря, и закончилось правильное сражение; началось отступление русских в большом беспорядке и с большими потерями; последним начал отступать центр, после более чем шестичасового упорного артиллерийского боя. Большие суда не были в состоянии выгрести против сильного волнения, произошло замешательство, суда наталкивались одно на другое и мешали друг другу. Многие суда сел на мель, а преследовавшие шведы безостановочно стреляли в столпившегося неприятеля. Только в 10 часов, с наступлением темноты, закончился бой. Густав III, который находился за центром на своей яхте, снова показал свою полнейшую неспособность. Он хотел потребовать от русских через парламентера, чтобы они удалились и выражал надежду, что ветер повернется и облегчит русским бегство; у него было полное отсутствие морского и военного глаза и всякой выдержки.

Обе стороны старались удержаться на месте против сильного волнения и ветра, и только по наступлении сумерек, русские продолжали свое отступление к шхерам Аспе, преследуемые канонерскими лодками. Огонь прекратился только около 10 часов утра 10 июля.

Русские потеряли 53 судна, в том числе 34 взятых в плен, около 1800 орудий, более 280 офицеров и 6000 нижних чинов, из которых 4000 было захвачено впоследствии на островах; кроме того, было 3000 убитых и раненых; таким образом общие потери доходили до 9500 человек, т. е. более 50%. Нассау едва спасся, его флаг-офицер попал в плен.

Потери шведов были сравнительно ничтожны, около 300 убитых и раненых (цифры это, по-видимому, преуменьшены), из судов погибло только одно более крупное и три лодки.

Русский план действий, вообще говоря, был более обстоятельно составлен, чем прошлогодний, но при выполнении его, Нассау наделал много ошибок. Ему следовало ближе подойти со своими крупными судами, сосредоточить большие силы против правого фланга противника и лучше организовать продольный фланговый обстрел; когда он стал на якорь со своим центром и лево-фланговой колонной, то сделался прекрасной мишенью для противника. У него было почти двойное число орудий, значительно больших калибров, но преимущества эти остались неиспользованными, несмотря на то, что он в течение значительного промежутка времени занимал наветренную позицию. Попытки охвата или обхода он вовсе не сделал. Наиболее для него выгодным было направить свой центр вместе с левым флангом и постараться уничтожить неприятельский правый фланг. Сильный ветер и волнение очень мешали его отступлению, а потому и не следовало его начинать; наоборот, ему следовало около 3-х часов сделать новую энергичную попытку наступления. Во время отступления русских, шведы в некоторых отдельных случаях хорошо воспользовались своей отличной морской подготовкой.

Нассау поступил бы всего благоразумнее, если бы действовал так же, как у Выборга, т. е. запер бы шведов и заморил их голодом, не давая им строить сухопутных батарей и предоставив им самим в конце концов атаковать его; линейный флот мог бы при этом оказать большие услуги.

Шведы сражались с отчаянием, русские же были обмануты в своей уверенности в победе, и потому силы их скорее истощились; это моральное влияние также должно быть принято в расчет при оценке окончательного результата.

Густав торжествовал, однако очень склонен был заключить мир. Екатерина, наоборот почти совершенно потеряла присутствие духа. Нассау просил отставки, но Екатерина его успокоила.

Между шхерными флотилиями произошло еще несколько боев, но они не имели значения; шведы преимущественно старались о том, чтобы защитить проходы в шхерах.

Уже через месяц, 14 августа, был заключен мир в Верелэ; обе стороны охотно шли на встречу друг другу. В основание мирного договора было положено status quo до войны и размене пленными. Кроме того, Екатерина отказалась от всякого вмешательства во внутренние шведские дела, что и было главной целью Густава. Ни тот, ни другой из противников не одержал особенно блестящих успехов, но Швеция понесла более тяжелые потери и сильнее нуждалась в мире; Россия также нуждалась в нем для своих выступлений на юге и на западе.

Шведы заплатили дорогой ценой за свое окрепшее самосознание: общие потери за три года войны составили не менее 50 тысяч человек, 30 судов и 23 миллиона рейхсталеров.

ОКОНЧАТЕЛЬНЫЕ ВЫВОДЫ

Полнейшая зависимость сухопутной войны от войны на море за все три года войны в Финляндии совершенно очевидна; события у берегов непосредственно влияли на армии, стоявшие дальше, в глубине страны. Впрочем, здесь влияли еще и военно-географические и внутренние политические условия. Русские сухопутные силы были заняты на юге, а потому развязка войны была достигнута только действиями морских сил, хотя армии долго сражались между собой на границе. Война последнего, 1790 года может считаться ближе всего подходящей к типу чистой морской войны из всех войн, которые велись в Балтийском море.

Особенности ведения войны на море и на суше объясняются главным образом организацией морских сил — галерных, шхерных и армейских флотилий, так что обстановка этой войны является вполне своеобразной и едва ли может служить примером в аналогичных случаях. Линейные флоты также играли роль только береговых флотов.

Война была решена не победой, а взаимным ослаблением после одержанных той и другой стороной успехов. Оба государства показали свою морскую мощь; Россия снова усилилась на море, хотя и обнаружила в этом отношении значительную неповоротливость. В течение всех трех лет войны, Россия была связана войной на юге, и потому первоначально предполагала держаться чисто оборонительного образа действий, но многочисленные ошибки противника буквально вынудили ее перейти в наступление; русские сумели использовать изменившиеся обстоятельства.

Екатерина II ограничилась ведением политической стороны дела, предоставив ведение войны своим генералам и адмиралам; наоборот, Густав III, несмотря на свою ограниченность, не умел довольствоваться второстепенной ролью; он обнаружил полное отсутствие самооценки и самообладания; его тщеславный характер и внутренняя пустота, отсутствие прямодушия и силы воли привели к тому, что он вообразил себя героем своего века; для этой роли у него, однако, никаких данных не было. Особенно не доставало ему твердой решимости победить во что бы то ни стало; никогда не умел он доводить начатое до конца.

Несколько раз были сделаны попытки стратегического сосредоточения, но попытки эти всегда оставались безрезультатными, так как шведские вооруженные силы не всегда были готовы к действию, да и не всегда одновременно пускались в дело. Швеция каждый раз упускала удобный случай, хотя имела полную к тому возможность помешать неприятельскому флоту выйти в море и запереть его в его собственных гаванях; наступление ее всегда носило характер как бы обороны. Шведским военачальникам не хватало выдержки, чтобы твердо держаться раз принятых решений, а вследствие этого хорошо задуманный план войны и отдельных операций не давал никаких результатов.

После войны за Сконию, было стратегически вполне правильно перенести операционную базу против Дании в Карлскрону; после северной войны 1720 года, и позже, после русско-шведской войны, то же самое было сделано относительно Свеаборга. Только теперь из Гельсингфорса — Свеаборга был образован вполне оборудованный опорный пункт против могущественного противника в Балтийском море. Сделать это надо было еще после 1720 года, и никак не позже середины столетия.

Главными ошибками шведов была недостаточность сосредоточения сил, медленность наступления, недостаточная хотя и правильно намеченная подготовка в начале войны, и упущение в использовании благоприятных военных обстоятельств.

Сражения и бои этой войны снова показали, насколько ошибочно бывает слишком точное следование уставным тактическим правилам. Морские сражения едва развивались дальше первой стадии боя; обе стороны постоянно избегали доводить дело до окончательной развязки в решительном бою на близкой дистанции, сражения ограничивались боем на дальней дистанции согласно отданных заранее распоряжений.

Некоторые попытки перейти от мертвой уставной тактики к более живой, прикладной, оказались малоуспешными, так как за них взялись слишком поздно. Ни та ни другая сторона не решались сойтись с противником борт к борту и биться с твердым намерением победить или погибнуть. Общим правилом была постоянная связанность шведских адмиралов и командиров судов; почти никогда не встречаемся мы с их собственной инициативой.

В армии расстройство было еще больше. Густав хотел везде одновременно одерживать успехи, а когда он действительно их добивался, то как настоящий дилетант военного дела не умел их как следует использовать. И в тактических, как и в стратегических операциях, приходится постоянно наблюдать случайные вмешательства в ведение войны и влияние неответственных и неопытных советчиков. При таких условиях, конечно, у, младших начальников не могло проявиться духа инициативы.

Особые типы судов, введенные Эренсвердом, снова доказали свою непригодность; совместные действия этих крупных, неповоротливых полугребных и полупарусных судов с подвижными канонерскими лодками были связаны большими неудобствами, как со стратегической, так и с тактической точки зрения. Постройка галер обеими воюющими сторонами должна считаться ошибкой судостроительной политики. С другой стороны, канонерские лодки и иолы показали себя в смысле морских и военных качеств очень хорошими судами, как в одиночных, так и в совместных с другими действиях, на походе, при маневрировании и в бою. Вследствие этого, а также разницы в глубине осадки, часто приходилось во время действия разделять крупные и мелкие гребные суда. В первом сражении в Свенскзунде потеря в крупных шхерных судах была 35%, а в мелких только 3,5%; в русском береговом флоте, во втором сражении в Свенскзунде соотношение было еще более неблагоприятным: 65% против 5,5%.

Для канонерских лодок и иолов требовалось очень мало команды, что имело большое значение; их подвижность и боеспособность значительно повышалась тем, что мачты у них были съемные.

Приводим отзывы Мэхена, который, впрочем, совсем не разбирает этой войны в подробностях: «для русских было счастьем, что флот их еще не успел уйти из Балтийского моря».

«... Русский и шведский флоты настолько уравновешивали друг друга, что небольшой английский отряд мог бы решить дело, взять в свои руки контроль над Балтийским морем и держал бы открытыми шведские сообщения между Финляндией и собственными берегами».

С другой стороны, Россия все-таки доказала свою способность выступить на море в качестве великой державы, и тем привлекла к себе внимание Англии; вскоре она сделалась второй по силе морской державой. Флот ее имел громадное влияние на окончание войны; на сухом пути все сражения кончались безрезультатно потому, что не было одновременных успехов и на море. В сущности говоря, армия была только правым флангом линейного флота, и успехи ее могли принести пользу только при условии господства флота на море.

Вмешательство Пруссии и Англии в 1789 году вызывало заключение оборонительных союзов с одной стороны между Россией и Австрией, а с другой — между Францией и Испанией; два последних королевства обязались помогать России и Австрии в случае нападения на них третьей державы 16 линейными кораблями, 12-ю фрегатами и 60 000 войска. Эти условия не относились к Турции и Швеции, с которыми Россия уже находилась в войне; отсюда было ясно, против кого именно имелось в виду выступить.

Кроме того, сама Пруссия заключила в 1790 году договор с Турцией против России, которая, развязав себе руки, на севере, начала подготавливать падение Польши. В 1792 году последовал второй, а в 1795 году последний раздел Польши между тремя соседними великими державами, вследствие чего Россия сделалась наиболее значительным государством у Балтийского моря и непосредственным соседом Пруссии.

В 1792 году, когда Густав III задумал выступить вместе с Россией против революции во Франции, он пал жертвой дворянского заговора.

Со времени этой войны Англии пришлось посвятить больше внимания политике на Европейском материке; чтобы снова получить влияние на Балтийском море, она должна была обеспечить туда путь своему флоту, вследствие чего снова возросло значение Нидерландов и Дании. Возобновление политики нейтралитета 1780 года, в виду преобладающего значения России на Балтийском море, было вполне возможно; поэтому Англия не могла, без серьезного риска утратить свое преобладающее влияния на море, и допустить, чтобы какое-нибудь другое государство, в особенности какая-нибудь великая держава, захватила господство над путями сообщения с Балтийским морем. Эта война и ее последствия дали новый толчок и новое направление английской политике и в отношении ее образа действий в северо-восточной Европе: указания были даны очень ясные; 10 лет спустя Англия решительно воспользовалась этими указаниями.