Жюрьен-де-ла-Гравьер ВОЙНА НА МОРЕ: ЭПОХА НЕЛЬСОНА : XIII.
XIII. БЛОКАДА КАДИКСА НЕЛЬСОНОМ И КОЛЛИНГВУДОМ
Между тем, как французский адмирал боролся с недоброжелательством испанских властей и с трудом добывал из опустошенных магазинов порта кое-какие жалкие, необходимые ему запасы, Колингвуд вновь расположился крейсерством перед Кадиксом и с каждым днем получал новые подкрепления. 22 августа контр-адмирал сэр Ричард Биккертон привел ему 4 корабля, а 30 к нему присоединился сэр Роберт Кальдер с эскадрой, отделенной от флота Корнваллиса. Таким образом, еще раньше чем Вилльнёв мог подумать о выходе в море, под началом Коллингвуда собралось уже 26 линейных кораблей. Но не Коллингвуду предназначена была честь такого важного командования: его счастливый соперник пришел на Спитгед, где встревоженный народ принял его как избавителя. Невзирая, однако, на это торжество, Нельсон отказался остановиться в Портсмуте, и немедленно отправился в Лондон. Утром 20 августа он представился Адмиралтейству. Министров нашел он в сокрушении от внезапного возвращения Вилльнёва и от соединения его с Феррольской эскадрой, которому Кальдер не смог воспрепятствовать. Из Тулона вышло 11 неприятельских кораблей; в Вест-Индию их собралось уже 20, и вдруг узнают, что в Ферроле их уже 29. Несмотря на английские крейсеры, грозный обвал все нарастал и, казалось, катился уже к Каналу. Что бы случилось, если бы Кальдер с 18 кораблями еще раз встретился Вилльнёву? «Кальдер, — отвечал Нельсон, — может быть был бы разбит, но я ручаюсь вам, что после этой победы соединенный флот целый год не будет страшен».
Ободренное уверенностью Нельсона, Адмиралтейство не могло отказать ему в нескольких минутах отдыха. Пользуясь этим, адмирал полетел в Мертон. Сэр Вильям умер в начале 1803 года, и с того времени леди Гамильтон постоянно жила с маленькой Горацией в этом прелестном поместье, которым обязана была щедрости своего любовника. В свежей тени его сада Нельсон начинал уже забывать тревоги последней кампании, как вдруг командир фрегата «Эвриал» капитан Блаквуд привез ему известие, что соединенный флот вошел в Кадикс. На другой же день Нельсон был в Лондоне и предложил свои услуги Адмиралтейству. Лорд Бэргам принял его с распростертыми объятиями. «Выбирайте, — сказал он, — офицеров, которые должны служить под вашим начальством». «Решите это сами, милорд, — отвечал адмирал, — один и тот же дух оживляет весь флот, и вы не можете сделать дурного выбора». Английское правительство долго оставалось неблагодарным к лорду Нельсону, но наконец научилось обращаться к нему с тем почетом, какого достойны были его блестящие заслуги. Лорд Бэргам дал ему неограниченную власть, которая простиралась от Кадикса на все Средиземное море. Он желал, чтобы Нельсон сам продиктовал его секретарю названия судов, которые пожелает прибавить к своей эскадре. 7 сентября Нельсон распростился с Адмиралтейством и еще раз побывал в Мертоне, откуда не мог вырваться без некоторого грустного предчувствия. «Я могу много потерять и мало выиграть, — говорил он, — я мог бы уклониться от этого нового риска, но я хотел поступить как честный человек и как верный слуга отечества». 14 сентября, еще взволнованный печальным расставанием, он прибыл в Портсмут; но с прибытием на «Виктори» в нем воскресла вся прежняя энергия. 29 числа он был уже перед Кадиксом, соединясь предварительно у Плимута с кораблями «Аякс» и «Тондерер». Под начальство его поступили два вице-адмирала: Кальдер и Коллингвуд, и два контр-адмирала: Томас Люис и граф Нортекс; но из двух вице — адмиралов, Кальдер должен был отправиться в Англию, чтобы дать отчет о своих действиях, и Коллингвуду одному предстояло остаться под начальством Нельсона.
От чего зависят иногда самые великие воинские поприща! Коллингвуд, старший восемью годами, прежде Нельсона поступил на службу и, однако, после него получил патенты на чины лейтенанта и капитана. Не много было нужно, чтобы решить судьбу этих людей. Опереженный в чине капитана, Коллингвуд мог уже быть рядом с Нельсоном не иначе, как под его началом. Простой и скромный, он долго оставался в тени, которую отбрасывала на всех блестящая репутация победителя при Абукире. Когда он вышел из этой тени, время больших битв уже миновало. Участвовав в сражениях 1 июня и Сан-Винцентском, разделив с Нельсоном его последнее торжество, Коллингвуд, едва шестидесяти лет от роду, но изнуренный пятьюдесятью годами службы, из коих сорок четыре проведено в море, угас в 1810 г., не унеся с собой в могилу ни одной победы, ни одного лавра, которые он мог бы назвать своими. Более спокойный, более покорный судьбе, чем Нельсон, одаренный несравненно более возвышенным нравственным чувством, он не обладал в равной степени с героем Нила той лихорадочной пылкостью, которая создает случаи, превозмогает обстоятельства и которая, в случае нужды, «схватила бы за волосы утопающую честь». Однако, тем не менее, Коллингвуд и Нельсон суть два имени, которые история не может разделить; это два типа, дополняющие один другой. Один есть самое возвышенное выражение флота, превосходящего все прочие; другой — исключительный гений, подчиняющий этот флот своему влиянию и увлекающий его на неизвестные до той поры пути. Чуждый всякого чувства зависти, занятый единственно мыслью об опасности, угрожавшей его отечеству, Коллингвуд без сожаления принял вторую роль. Он обещал Нельсону свое уже не однажды испытанное содействие и радовался большой чести от сражения с численно превосходящим неприятелем. «Решительное превосходство в числе, — сказал он, — может породить только вялость; но кто из нас не почувствует, что все мужество его пробуждается, когда вспомнит, что, по-видимому, спасение Англии зависит от наших усилий».
Не нежданным обстоятельством, не следствием оплошности было это видимое неравенство двух флотов. 104 линейных корабля, беспрестанно подверженные тяжким крейсерствам, поглощали все средства английских портов и редко представляли действующую силу. Реально Англия располагала боеспособной силой из 72 кораблей, и то из них едва ли 60 находилось в морях Европы. Наполеон в тех же водах успел собрать 65 кораблей: 21 в Бресте, 5 в Текселе, 34 в Кадиксе и 5 в крейсерстве, под начальством капитана Лаллемана. Адмиралтейство в этой крайности нашло необходимым вербовать матросов даже на берегах Португалии{74}; однако обещало Нельсону при первой возможности прислать подкрепления. Между тем оно предписало ему непременно удержать под своим начальством все корабли, какие только найдутся способными держаться в море, и отсылать в Англию только те, которые опасно будет оставлять долее в отдалении от портов. Поэтому адмирал Кальдер должен был оставить свой 100-пушечный корабль Нельсону и пересесть для отправления в Англию на одно из негодных судов: но Кальдер не мог вынести мысли, что должен оставить свой флагман в присутствии эскадры, которую еще так недавно водил в сражение. Великодушный до неосторожности, Нельсон, несмотря на формальные приказания Адмиралтейства, внял этой неуместной щепетильности, и сэр Роберт Кальдер за несколько дней до выхода неприятельского флота отправился в Портсмут на корабле «Принц Валлийский». Нельсон с радостью видел его удаление. Почти накануне битвы он без сожаления пожертвовал этим превосходным кораблем, потому что Кальдер со своим грустным расположением духа, со своим унынием, стеснял его прямодушный, открытый характер и, казалось, набрасывал какой-то печальный оттенок на приподнятое настроение эскадры.
«Наконец Кальдер отправился, — писал Нельсон Коллингвуду, — и право, я этому очень рад. Воспользуйтесь хорошей погодой и приезжайте сегодня утром на «Виктори», мне хочется побеседовать с вами и рассказать вам все, что знаю. Во всяком случае, мы всегда можем сообщаться посредством телеграфа. Употребляйте это средство когда и сколько хотите, без церемонии. Нас не двое — мы единство, и надеюсь, всегда будем таковым. Я вам послал, друг мой, предполагаемый мною план нападения; но это только для того, чтобы сообщить вам мои намерения. Что же касается выполнения, то я вполне полагаюсь на ваше собственное усмотрение. Между нами, любезный Коллингвуд, не может вкрасться никакого мелочного соперничества. У нас в виду одна цель: уничтожить неприятельский флот и добыть нашему отечеству славный мир. Никто на свете не может более меня иметь к вам доверия; никто на свете не засвидетельствует и не заставит оценить ваши заслуги с бoльшей готовностью, чем старый друг ваш — Нельсон и Бронте». Такое братское единодушие должно было удвоить силы британского флота, и к тому же прибытие Нельсона уже успело произвести свой обычный эффект. Капитаны, поспешившие на «Виктори», казалось, забывали чин своего адмирала, наперебой стараясь выказать ему свою радость. Он силой этого доверия сближал умы, заставлял умолкать все пустые распри, которые могут произвести несогласие в эскадре; и, прежде чем подставлять кольчугу под удары неприятельского клинка, он, так сказать, сжимал ее звенья. Зато во всех уголках кораблей: в капитанских каютах, в кают-компаниях, у мичманов в кубрике, везде повторялись слова, которые капитан Дёфф написал жене своей: «Этот Нельсон такой любезный, такой превосходный человек и такой приятный начальник, что мы все желали бы предупреждать его желания и приказания».
Никогда еще подобная преданность не была более нужна, потому что Нельсон дал себе слово нанести решительный удар. «Моя жизнь будет поставлена на карту», — говорил он. Иногда в самом разгаре своих смелых планов он вдруг начинал сожалеть о недостаточности своих сил: «Я пришел сюда не для того, чтобы находить трудности, а для того, чтобы преодолевать их. При первой возможности Адмиралтейство пришлет мне побольше кораблей. Однако мистер Питт должен знать, что Англии нужна не просто блистательная победа 23 кораблей над 36; ей нужно, чтобы соединенный флот был уничтожен, а уничтожать могут только большие силы». Последовательные подкрепления усилили наконец английскую эскадру до 33 кораблей, но Нельсон тогда был принужден послать 6 кораблей в Тетуан и Гибралтар — освежить свои силы. Контр-адмирал Люис, которому он поручил начальство над этим отрядом, сказал ему: «Вы отсылаете нас, Милорд, а между тем, в наше отсутствие неприятель может выйти, и мы упустим случай с ним сразиться». Но Нельсону необходимо было решиться освежать таким образом эскадру поотрядно, несмотря на то, что провизия привозилась в море; не то пришлось бы в один прекрасный день снять блокаду и вести весь флот в Гибралтар. Сделать это значило позволить Вилльнёву выйти из Кадикса, а Нельсон знал, что Англия, еще не совсем успокоенная после недавних опасений, не простила бы ему подобной ошибки.
