А. Маклин "Полярная станция "Зебра": Полярная станция "Зебра"

Глава 7

- Вы понимаете, насколько серьезно то, что вы сказали? - спросил Свенсон. - Вы бросаете суровое обвинение...

- Прекратите, - бесцеремонно перебил я. - Это не суд присяжных, и я никого не обвиняю,- Я только сказал, что совершено умышленное убийство. Тот, кто оставил крышку торпедного аппарата открытой, несет прямую ответственность за смерть лейтенанта Миллса.

- "Оставил крышку открытой" - что вы хотите этим сказать? Почему вы уверены, что кто-то оставил ее открытой? Она могла по разным причинам открыться сама. И даже если, допустим, крышка была оставлена открытой, нельзя кого-то обвинять в преднамеренном убийстве только из-за того, что он проявил халатность, забывчивость или...

- Коммандер Свенсон, - снова не выдержал я. - Готов где угодно подтвердить, что вы, пожалуй, лучший морской офицер из всех, кого я встречал в своей жизни. Но это вовсе не значит, что вы лучший и во всем остальном. В вашем образовании есть заметные пробелы, коммандер, особенно это касается диверсий. Для этого нужен особый склад ума, нужны хитрость, жестокость, изворотливость - а вам этих качеств явно не хватает. Вы говорите - крышка открылась сама, под воздействием каких-то естественных факторов. Каких факторов?

- Мы пару раз здорово врезались в лед, - медленно проговорил Свенсон. - Крышка могла сдвинуться тогда. Или вчера ночью, когда мы пробивали полынью. Кусок льда, к примеру, мог...

- Крышки аппаратов находятся в углублениях, верно? Большой кусок льда странной формы погрузился в воду, изогнулся под хитрым углом и зацепил крышку... Сомнительно, не так ли? Но допустим, что так и случилось - все равно он бы только прижал ее и закрыл еще плотнее.

- Каждый раз, когда мы приходим на базу, крышки проверяются, - негромко, но твердо заявил Свенсон. - К тому же они открываются в доке, когда мы проводим там проверку всех систем, в том числе и торпедные аппараты. А на любой верфи полно всяких обломков, обрезков, словом, мусора, который болтается на воде. Что-то могло попасть под крышку и застопорить ее.

- Но ведь лампочки показывали, что крышка закрыта.

- Она могла быть закрыта не полностью, но щелочка была такая крохотная, что контроль не сработал.

- Крохотная щелочка! Как вы думаете, отчего погиб Миллс? Если вы когда нибудь видели столб воды, который крутит турбину на гидроэлектростанции, тогда можете себе представить, что это было. Щелочка?

- О Господи!.. Как эти крышки управляются?

- Двумя способами. Есть дистанционное управление, гидравлическое, надо просто нажать кнопку, и еще есть рычаги ручного управления, прямо там, в торпедном отсеке.

Я повернулся к Хансену. Он сидел на койке рядом со мной, пока я накладывал тугую повязку ему на пальцы, лицо у него побелело. Я проговорил:

- Насчет этих ручных рычагов. Они были в закрытом положении?

- Вы же слышали, что я там говорил. Конечно, они были закрыты. Мы всегда проверяем это первым делом.

- Кому-то вы очень не по душе, - сказал я Свенсону. - А может, не нравится ваш "Дельфин". А вернее всего, стало известно, что "Дельфин" отправляется на поиски станции "Зебра". Кому-то это пришлось не по вкусу. Вот и устроили небольшую диверсию. Помните, как вы удивились, что не пришлось подстраивать рули глубины? Вы ведь сперва собирались провести небольшое погружение и проверить, как "Дельфин" будет маневрировать по вертикали, потому что взяли неполный боекомплект торпед в носовой склад. И вдруг неожиданность - все идет гладко.

- Я слушаю, слушаю, - тихо сказал Свенсон. Теперь он был на моей стороне. Он с самого начала был на моей стороне.

Вновь зашумела вода, заполняя балластные цистерны. Свенсон настороженно поднял брови, взглянув на указатель глубины, дублирующий показания основного прибора: 200 футов. Должно быть, он приказал офицеру по погружению держаться на этом уровне. Нос "Дельфина" все еще был опущен вниз примерно на 25 градусов.

- Корректировка управления не понадобилась потому, что некоторые торпедные аппараты были уже наполнены водой. Может быть, третий аппарат вообще единственный свободный от воды. Наш хитроумный приятель оставил крышки открытыми, пересоединил рычаги так, что они находились в закрытом положении, когда крышки оставались открытыми, а потом перекинул пару проводков в распределительной коробке, и теперь при открытой крышке горела зеленая лампочка, а при закрытой красная. Сделать все это - пара пустяков, особенно если в этом разбираешься. А если работать вдвоем -вообще одно мгновение. Готов держать пари на что угодно, что когда вы проверите остальные аппараты, то обнаружите, что рычаги пересоединены, проводки перепутаны, а контрольные краники забиты воском, быстросохнущей краской или просто жевательной резинкой, так что при проверке вода из них не потечет и вы посчитаете, что аппараты пусты.

- Но из краника на четвертом аппарате все же вытекло немного воды, - возразил Хансен.

- Плохая жвачка попалась.

- Вот сволочь! - не повышая голоса, произнес Свенсон. Эта сдержанность впечатляла гораздо больше, чем любые угрозы и вопли возмущения. - Он же мог всех нас убить! Только по милости Бога и мастеров Гротонской верфи он не сумел нас убить.

- Да он и не собирался, - возразил я. - Он никого не собирался убивать. Вы же намечали провести еще в Холи-Лох вечером, перед отплытием, небольшие испытания под водой. Вы сами мне об этом сказали. Вы сообщили об этом команде, дали письменное распоряжение или что-то в этом роде?

- И то, и другое.

- Вот так. Значит нашему приятелю это стало известно. Он знал и то, что такие испытания проводятся обычно в полупогруженном положении или на очень небольшой глубине. Стало быть, при проверке торпедных аппаратов вода хлынула бы в лодку и не позволила закрыть заднюю крышку, но давление было бы небольшое, и вы вполне успели бы закрыть дверь в передней аварийной переборке и спокойно убраться из отсека. А что дальше? Да ничего особенного. В худшем случае, вы легли бы на дно и ждали там помощи. На малой глубине опасности для "Дельфина" не было бы никакой. Для старых подлодок, лет десять назад, дело могло бы кончиться плохо из-за ограниченного запаса воздуха. Но сейчас-то, с вашими системами очистки, вы спокойно просидели бы под водой многие месяцы. Просто выпустили бы сигнальный буй с телефоном, доложили о случившемся и попивали бы себе кофеек, пока не прибыл бы спасатель, не закрыл крышку и не откачал воду из торпедного отсека. А потом благополучно всплыли бы... Наш неведомый приятель - или приятели - никого не собирался убивать. Он просто хотел вас задержать. И он бы наверняка вас задержал. Мы знаем теперь, что вы сумели бы сами всплыть на поверхность. Но даже тогда все равно вернулись бы в док денька на два, на три и хорошенько все проверили.

- А зачем кому-то понадобилось нас задерживать? - спросил Свенсон.

Мне показалось, что во взгляде у него мелькнуло подозрение, но тут нетрудно было и ошибиться: лицо у коммандера Свенсона выражало всегда только то, что ему хотелось.

- О Господи, вы считаете, что я могу ответить на этот вопрос? - раздраженно произнес я.

- Нет... Нет, я так не думаю... - Он мог бы произнести это и поубедительнее. - Скажите, доктор Карпентер, вы подозреваете, что это мог сделать кто-то из команды "Дельфина"?

- Вы в самом деле хотите, чтобы я ответил на этот вопрос?

- Да нет, конечно, - вздохнул он. - Пойти ко дну в Северном Ледовитом океане - не слишком приятный способ самоубийства, так что если бы кто-то из команды подстроил нам такую пакость, он бы тут же все привел в порядок, как только узнал, что мы не собираемся проводить испытания на мелководье. Значит, остаются только работники верфи в Шотландии... Но все они проверены и перепроверены, все получили допуск к совершенно секретным работам.

- Да какое это имеет значение! В московских кутузках, как и в кутузках Англии и Америки, полно людей, имевших допуск к совершенно секретным работам... Что вы собираетесь делать теперь, коммандер? Я хочу сказать - что собираетесь делать с "Дельфином"?

- Я как раз думаю об этом. В нормальной обстановке мы бы закрыли носовую крышку четвертого аппарата к откачали воду из торпедного отсека, а потом зашли туда и закрыли заднюю крышку. Но наружная крышка не закрывается. Как только Джон понял, что четвертый аппарат открыт в море, офицер по погружению тут же нажал кнопку гидравлического управления, ту, что обычно закрывает крышку. Сами видели - ничего не произошло. Что-то не в порядке.

- И еще как не в порядке, - угрюмо заметил я. - Тут понадобится не кнопка, а кувалда.

- Я мог бы вернуться в ту полынью, которую мы только что покинули, всплыть и послать под лед водолаза, чтобы он проверил и посмотрел, что можно сделать. Но я не собираюсь требовать, чтобы кто-то рисковал жизнью ради этого. Я мог бы вернуться в открытое море, всплыть там и провести ремонт, но, сами понимаете, плыть придется долго и не слишком комфортабельно с таким дифферентом на нос, да и к тому же пройдет много дней, пока мы сумеем вернуться. А кое-кто из уцелевших на станции "Зебра", кажется, дышит на ладан, так что мы можем опоздать.

- Ну, что ж, - вмешался я, - у вас есть под рукой нужный человек, коммандер. Еще при первой встрече я сообщил вам, что специализируюсь на изучении влияния экстремальных условий на здоровье человека, причем в первую очередь меня интересует воздействие высокого давления на организм подводников, покидающих лодку в аварийной ситуации. Сколько раз мне приходилось проделывать аварийный выход в лабораторных условиях, я уже и счет потерял. Так что, коммандер, я прекрасно знаю, что такое высокое давление и как к нему приспосабливаться, а главное - как на него реагирует мой организм.

- И как же он реагирует, доктор Карпентер?

- Проявляет исключительную выносливость. Высокое давление меня не беспокоит.

- Что у вас на уме?

- Черт возьми, вы прекрасно знаете, что у меня на уме, - разгорячился я. - Надо просверлить дыру в кормовой защитной переборке, подать туда шланг высокого давления, открыть дверь, послать кого-то в узкий промежуток между переборками, подать сжатый воздух и ждать, пока давление между переборками сравняется с давлением в торпедном отсеке. В носовой защитной переборке запоры уже ослаблены, когда давление сравняется, дверь откроется от легкого толчка. Тогда вы заходите в торпедный отсек, закрываете заднюю крышку аппарата номер четыре и спокойно уходите. Примерно так вы планируете, верно?

- Более-менее так, - признался Свенсон. - С одним исключением: вас это не касается. Каждый член экипажа обучен умению выполнять аварийный выход. Все они знают о воздействии высокого давления. И почти все намного моложе вас.

- Как вам угодно, - сказал я. - Только способность противостоять стрессам не зависит от возраста. Ну, вот хотя бы первый американский астронавт - разве он был зеленым юнцом? Что же касается тренировок в аварийном выходе из корабля, то это всего лишь свободный подъем в бассейне глубиной в сотню футов. А тут надо зайти в железный ящик, долго ждать, пока поднимется давление, потом выполнить работу при этом давлении, потом опять ждать, пока давление снизится. Большая разница! Я однажды видел, как молодой парень, рослый, выносливый, хорошо обученный молодой парень в таких условиях буквально сломался и чуть не спятил, пытаясь вырваться наружу. Тут, знаете ли, воздействует очень сложное сочетание психологических и физиологических факторов.

- Пожалуй, - медленно проговорил Свенсон, я еще не встречал человека, который умел бы, что называется, так держать удар, как вы. Но есть одна мелочь, которую вы не учли. Что скажет командующий подводными силами в Атлантике, когда узнает, что я позволил гражданскому человеку таскать из огня каштаны вместо нас?

- Вот если вы не позволите мне туда пойти, я знаю, что он скажет. Он скажет: "Придется разжаловать коммандера Свенсона в лейтенанты, потому что, имея на борту "Дельфина" известного специалиста по такого рода операциям, он из-за своего упрямства и ложно понимаемой гордости отказался использовать его, поставив тем самым под угрозу жизнь членов команды и безопасность корабля".

По губам Свенсона скользнуло подобие улыбки, но, учитывая, что нам только что удалось избежать гибели, что трудности далеко не кончились и что его торпедный офицер погиб ни за что ни про что, трудно было рассчитывать, что он расхохочется во все горло. Он взглянул на Хансена:

- А что вы скажете, Джон?

- Я немало встречал слабаков и неумех, доктор Карпентер к ним не относится, - проговорил тот. -Кроме того, его так же легко ошарашить и взять на испуг, как мешок портландского цемента.

- Вдобавок для обычного врача он слишком многому обучен, - согласился Свенсон. - Ну, что ж, доктор, я с благодарностью принимаю ваше предложение. Но с вами пойдет один из членов экипажа. Таким путем мы примирим здравый смысл с честью мундира.

Приятного было мало. Но и страшного тоже. Все шло, как намечено. Свенсон аккуратно поднял "Дельфин" так, что он чуть не касался кормой ледового поля, в результате давление в торпедном отсеке упало до минимума, хотя все равно крышки люков находились на глубине около ста футов.

В двери задней защитной переборки было просверлено отверстие, куда ввинтили высокопрочный шланг. Надев костюмы из губчатой резины и акваланги, мы с юным торпедистом по фамилии Мерфи кое- как разместились в промежутке между двумя защитными переборками. Раздалось шипение сжатого воздуха. Давление росло медленно: двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят фунтов на квадратный дюйм. Вскоре я почувствовал, как давит на уши и распирает легкие, появилась боль в глазницах, слегка закружилась голова: при таком давлении приходилось дышать чистым кислородом. Но для меня все это было не в новинку, я знал, что от этого не умру. А вот знал ли об этом юный Мерфи?

Подобная обстановка так сильно воздействует одновременно на душу и тело, что выдерживают здесь единицы, но если даже Мерфи и был напуган, растерян или страдал от боли, то скрывал он это очень хорошо. Наверняка Свенсон отправил со мной одного из лучших, а быть среди лучших в такой команде - что-то да значит.

Мы освободили запоры передней защитной переборки, подождали, пока давление окончательно уравняется, и осторожно толкнули дверь. Вода в торпедном отсеке стояла примерно на два фута выше порожка, и едва мы приоткрыли дверь, она, шипя и пенясь, хлынула в промежуток между переборками, а сжатый воздух со свистом устремился в торпедный отсек. Секунд десять нам пришлось одновременно удерживать дверь и сохранять равновесие, пока вода и воздух сражались между собой, деля завоеванное пространство. Потом мы распахнули дверь во всю ширь. Вода от защитной до носовой переборки установилась примерно на уровне тридцати дюймов. Мы перешагнули через порожек, включили водонепроницаемые фонари и окунулись с головой.

Температура воды была около 28 градусов по Фаренгейту, то есть на четыре градуса ниже точки замерзания. Как раз для такой воды и предназначались наши костюмы из пористой резины, но все равно у меня мигом перехватило дыхание: надо учесть, что дышать чистым кислородом при высоком давлении и без того трудно. Но приходилось поторапливаться: чем дольше мы здесь провозимся, тем дольше нам придется потом проходить декомпрессию. Где вплавь, где пешком мы добрались до четвертого аппарата, нащупали крышку и плотно ее задраили. Правда, сперва я все-таки ухитрился заглянуть внутрь контрольного краника. Сама крышка оказалась неповрежденной: весь удар приняло на себя тело бедолаги Миллса. Она плотно встала на место. Мы повернули рычаг в закрытое положение и отправились восвояси. Добравшись до задней переборки, мы, как было условлено, постучали в дверь. Почти сразу же послышался приглушенный рокот мотора, и в торпедном отсеке заработали мощные помпы, вытесняя воду в забортное пространство. Уровень воды медленно снижался, так же медленно падало и давление воздуха. Постепенно, градус за градусом, "Дельфин" начал выравниваться. Как только вода опустилась ниже порожка, мы снова постучали в дверь и тут же почувствовали, как стали откачивать избыток воздуха.

Когда через несколько минут я снимал резиновый костюм, Свенсон поинтересовался:

- Порядок?

- Полный! А ваш Мерфи - молодец!

- Лучший специалист!.. Большое вам спасибо, доктор, - он Снизил голос. - Вы, случайно, не заглянули...

- Черт возьми, вы прекрасно знаете, что заглянул, - ответил я. - Там нет ни воска, ни жвачки, ни краски. А знаете, что там есть, коммандер? Клей! Вот так они и закупорили контрольный кран. Самая удобная штука для такого дела.

- Понятно, - заключил Свенсон и зашагал прочь.

"Дельфин" содрогнулся всем корпусом, и торпеда отправилась в путь из третьего аппарата - единственного, на который Свенсон мог полностью положиться.

- Ведите отсчет, - обратился Свенсон к Хансену. - И предупредите меня, когда она должна взорваться и когда мы должны услышать взрыв.

Хансен взглянул на секундомер, который он держал в перебинтованной руке, и молча кивнул. Секунды тянулись, как годы. Я видел, как у Хансена чуть шевелятся губы. Потом он сказал:

- Должен быть взрыв - вот! - И через две или три секунды: - Должен быть звук - вот!..

Тот, кто наводил торпеду, знал свое дело. Едва Хансен произнес второе "вот!", как весь корпус "Дельфина" содрогнулся и задребезжал - к нам вернулась ударная волна от взрыва боеголовки. Палуба резко ушла из-под ног, но все равно удар был не таким сильным, как я ожидал. Я с облегчением перевел дух. И без телепатии можно было догадаться, что все остальные сделали то же самое. Никогда еще ни одна подводная лодка не находилась так близко от взрыва торпеды подо льдом, никто не мог предугадать, насколько усилится мощь и разрушительное действие ударной волны при отражении от ледового поля.

- Превосходно, - пробормотал Свенсон. - Нет, в самом деле, сделано превосходно. Оба двигателя вперед на одну треть. Надеюсь, эта хлопушка тряхнула лед посильнее, чем нашу лодку... - Он обратился к Бенсону, склонившемуся над ледовой машиной: - Скажите нам, когда мы подойдем к полынье, ладно?

Он двинулся к штурманскому столу. Рейберн поднял глаза и сказал:

- Пятьсот ярдов прошли, еще пятьсот ярдов осталось.

- Всем стоп! - приказал Свенсон. Легкая дрожь от винтов прекратилась. - Нам надо держать ушки на макушке. От этого взрыва могут нырнуть куски льда в несколько тонн весом. Если уж встретиться при подъеме с такой глыбой, так уж лучше не на ходу.

- Осталось триста ярдов, - произнес Рейберн.

- Все чисто. Вокруг все чисто, - доложили от сонара.

- Все еще толстый лед, - нараспев сообщил Бенсон. - Ага! Вот оно! Мы под полыньей. Тонкий лед. Ну, примерно пять или шесть футов.

- Двести ярдов, - сказал Рейберн. - Скорость уменьшается.

Мы двигались вперед по инерции. По приказу Свенсона винты крутанулись еще пару раз и затем снова замерли.

- Пятьдесят ярдов, - отметил Рейберн. - Уже близко.

- Толщина льда?

- Без изменений. Около пяти футов.

- Скорость?

- Один узел.

- Положение?

- Точно тысяча ярдов. Проходим прямо под целью.

- И ничего на ледовой машине... Совсем ничего?

- Ни проблеска... - Бенсон пожал плечами и поднял взгляд на Свенсона.

Капитан пересек помещение и уставился на перо, чертившее на бумаге отчетливые вертикальные линии.

- Странно, если не сказать больше, - пробормотал Свенсон. - В этой штуковине было семьсот фунтов аматола высшего сорта... Должно быть, в этом районе исключительно толстый лед... Мягко говоря... Ладно, поднимемся до девяноста футов и прочешем пару раз окрестности. Включить огни и ТВ.

Мы поднялись на глубину в девяносто футов и несколько раз прошлись туда-сюда, но ничего путного из этого не получилось. Bода была совершенно непрозрачной, огни и телекамера ничего не давали. Ледовая машина упрямо регистрировала от четырех до шести футов - точнее определить не могла.

- Ну, ладно, похоже, тут ничего не отыщешь, -сказал Хансен. - Так что? Снова отойдем и пустим еще одну торпеду?

- Право, не знаю, - задумчиво ответил Свенсон. - А что если попробовать пробить лед корпусом?

- Пробить лед корпусом? - Хансену идея не понравилась. Мне тоже. - Это ж какую силищу надо иметь: все-таки пять футов льда!

- Ну, не знаю. Дело в том, что мы рассматриваем только один вариант, а это всегда опасно. Мы решили, что если торпеда не разнесет лед вдребезги, то хотя бы пробьет в нем дыру. А может, в этом случае получилось иначе. Может, сильный и резкий напор воды поднял лед и расколол его на довольно большие куски, которые после взрыва опустились обратно в воду на прежнее место и опять заполнили всю полынью. Короче, сплошного льда уже нет, есть отдельные куски. Но трещины очень узкие. Такие узкие, что ледовая машина не в состоянии их засечь даже на такой малой скорости... - Он повернулся к Рейберну. - Наше положение?

- По-прежнему в центре нужного района.

- Подъем до касания льда, - скомандовал Свенсон. Он даже не стал добавлять насчет осторожности. Офицер по погружению и сам поднял лодку бережно, как пушинку. Наконец мы ощутили легкий толчок.

- Держите так, - приказал Свенсон. Он пригнулся к экрану ТВ, но вода была такая мутная, что разобрать что-либо над "парусом" не удавалось. Свенсон кивнул офицеру по погружению: - А ну-ка долбаните ее! Да посильнее...

Сжатый воздух с ревом устремился в балластные цистерны. Какое- то время ничего не менялось, потом "Дельфин" всем корпусом вздрогнул, наткнувшись на что-то тяжелое и очень прочное. Тишина, потом новый удар - и мы увидели на телеэкране, как мимо нас уходит вниз огромный кусок льда.

- Ну, что ж, теперь я уверен, что оказался прав, - заметил Свенсон. - Похоже, мы стукнули как раз в середину трещины между двумя льдинами... Глубина?

- Сорок пять.

- Значит, пятнадцать футов над поверхностью. Не думаю, что нам стоит поднимать сотни тонн льда, навалившихся на остальную часть корпуса. Запаса плавучести хватит?

- Сколько угодно!

- Тогда будем считать, что мы прибыли... Так, старшина, отправляйтесь-ка прямо сейчас наверх и доложите, какая там погода.

Я не стал дожидаться сообщения о погоде. Конечно, она меня интересовала, но гораздо больше я заботился о том, чтобы Хансен не заглянул в каюту как раз тогда, когда я прячу под меховую одежду "манлихер-шенауэр". Правда, на этот раз я положил оружие не в специальную кобуру, а в наружный карман брюк из оленьего меха. Лучше, чтобы оно всегда было под рукой.

Ровно в полдень я перешагнул через край мостика и, держась за спущенный вниз трос, скатился с огромной, косо вздыбленной льдины, доходящей почти до верхушки "паруса". На избыток света жаловаться не приходилось: у нас в Англии так обычно бывает зимой, поздними вечерами, когда небо покрыто тяжелыми серыми тучами. Воздух все так же обжигал щеки, но погода заметно улучшилась. Ветер почти стих, повернул на юго-восток и только порывами достигал скорости двадцать миль в час, поднимая ледяную пыль не выше чем на два-три фута над поверхностью льда. Хоть дорогу можно было различить - и на том спасибо.

Всего нас набралось одиннадцать человек: сам капитан, доктор Бенсон, восемь матросов и я. Четверо моряков прихватили носилки.

Даже семьсот фунтов высокосортной взрывчатки не сумели заметно разрушить ледовое поле. Взрыв раздробил лед примерно на площади в семьдесят квадратных ярдов, но огромные куски самой разнообразной формы снова легли на место так, что в трещину между ними не пролезла бы даже рука, и тут же начали снова смерзаться. Словом, урон от торпедной боеголовки оказался не слишком впечатляющим. Впрочем, не стоит забывать, что большая часть ее ударной мощи ушла вниз, и все же она сумела вздыбить и расколоть массив льда не меньше 5000 тонн весом. В общем, не так-то и плохо она сработала. Может, даже нам еще повезло, что хоть этого удалось добиться.

Мы направились к восточному краю ледяной равнины, вскарабкались на подходящий торос и огляделись, чтобы, ориентируясь по лучу прожектора, который, как белый палец, неподвижно упирался прямо в небосвод, определить, куда нам двигаться дальше. Заблудиться сейчас было бы трудновато. Когда ветер не гонит ледяную пыль, здесь легко разглядеть свет в окне на расстоянии в десять миль.

Нам даже не пришлось ничего искать. Стоило отойти на несколько шагов от ледяной равнины - и мы сразу же увидели ее. Дрейфующую станцию "Зебра". Три домика, один из которых сильно обгорел, и пять почерневших остовов там, где когда-то стояли другие домики. И ни души.

- Значит, вот она какая, - прямо в ухо мне проговорил Свенсон. - Вернее, то, что от нее осталось. "Я прошел долгий путь, чтобы увидеть все это..." - Процитировал он с пафосом какого-то классика.

- Да уж, еще немного - и мы бы с вами обозревали совсем другие пейзажи, а этого никогда бы не увиде- ли, - заметил я. - Если бы ушли на дно этого проклятого океана... Неплохо, да?

Свенсон медленно покачал головой и двинулся дальше. До станции было рукой подать, каких-то сто ярдов. Я подвел его к ближайшему уцелевшему домику, отворил дверь и зашел внутрь.

В помещении было градусов на тридцать теплее, чем раньше, но все равно чертовски холодно. Не слали только Забринский и Ролингс. В нос шибало гарью, лекарствами и специфическим ароматом булькающего в котелке на печи отвратительного на вид месива, которое Ролингс старательно продолжал размешивать.

- Ага, вот и вы. - охотно вступил в разговор Ролингс, словно увидел не человека, недавно ушедшего отсюда - почти на верную смерть, а соседа по улице, который пять минут назад звонил и просил одолжить газонокосилку. - Вы как раз вовремя, капитан: пора трубить к обеду. Небось, предвкушаете мерилендских цыплят?

- Да нет, чуть попозже, спасибо, - вежливо ответил Свенсон. - Очень жаль, что вам не повезло с ногой, Забринский. Как она?

- Отлично, капитан, все отлично. В гипсовой повязке. - Он вытянул вперед негнущуюся ногу. - Здешний лекарь, доктор Джолли, сделал мне все чин-чином... А вам здорово досталось вчера вечером? - обратился он ко мне.

- Доктору Карпентеру вчера вечером досталось очень здорово, - сказал Свенсон. - А потом и нам всем тоже... Давайте сюда носилки. Вы первый, Забринский. А вы, Ролингс, не прикидывайтесь слабаком. До "Дельфина" всего-то пара сотен ярдов. Через полчаса мы вас всех заберем на борт.

Я услышал позади какую-то возню. Доктор Джолли уже встал на ноги и помогал подняться капитану Фол-сому. Фолсом выглядел даже хуже, чем вчера, хотя лицо у него было почти все забинтовано.

- Капитан Фолсом, - представил я полярников. -Доктор Джолли. А это коммандер Свенсон, капитан "Дельфина". Доктор Бенсон.

- Доктор Бенсон? Вы сказали "доктор", старина? - Джолли .поднял брови, - Похоже, конкуренция в сфере раздачи таблеток обостряется. И коммандер... Ей-богу, ребята, мы рады видеть вас здесь.

Сочетание ирландского акцента с английским жаргоном двадцатых годов как-то особенно резануло ухо. Джолли напомнил мне одного интеллигентного сингалезца, с которым когда-то свела меня судьба: тот примерно так же безалаберно смешивал чистый, правильный, даже дистиллированный язык Южной Англии с уличными словечками сорокалетней давности: "Железно, старина! Клево базаришь..."

- Могу себе представить, - улыбнулся Свенсон. Он посмотрел на сгрудившихся на полу людей, которых можно было принять за живых только благодаря легкому пару, выходящему изо рта при дыхании, и улыбка его исчезла. Он обратился к капитану Фолсому:

- Не найду слов, чтобы выразить соболезнование. Все это ужасно, просто ужасно.

Фолсом пошевелился и что-то произнес, но мы не разобрали, что именно. Хотя ему только что наложили свежие повязки, это, кажется, не принесло облегчения: язык двигался нормально, а вот губы и щеки были так изуродованы, что в его речи не оставалось почти ничего человеческого. Левая сторона головы выглядела немного получше, но и она судорожно дергалась, а левый глаз был почти закрыт веком. И дело тут не в нервно-мышечной реакции на сильный ожог щеки. Просто он испытывал невероятные муки. Я спросил у Джолли:

- Морфия нет больше?

Мне казалось, что я оставил ему этого добра предостаточно.

- Абсолютно ничего, - устало ответил Джолли. - Я израсходовал все. Без остатка.

- Доктор Джолли трудился всю ночь напролет, - тихо заметил Забринский. - Восемь часов подряд. Ролингс, он и Киннерд. Без передышки.

Бенсон мигом открыл свою медицинскую сумку. Увидев это, Джолли улыбнулся - из последних сил, но с видимым облегчением. Он тоже выглядел гораздо хуже, чем вчера вечером. В нем и так-то душа еле в теле держалась, а он ведь еще и трудился. Целых восемь часов подряд. Даже наложил Забринскому гипс на лодыжку. Хороший врач. Внимательный, не забывающий клятву Гиппократа. Теперь он имеет право на отдых. Теперь, когда прибыли другие врачи, он может и передохнуть. А вот раньше - ни в коем случае.

Он стал усаживать Фолсома, я пришел ему на помощь. Потом он и сам опустился на пол, прислонившись к стене.

- Извините, и все такое прочее. Ну, сами понимаете, - проговорил он. Его обросшее щетиной лицо скривилось в подобии улыбки. - Хозяева не очень-то гостеприимны.

- Теперь все, доктор Джолли, остальное мы сделаем сами, - тихо заметил Свенсон. - Всю необходимую помощь вы получите. Только один вопрос: эти люди - все они выдержат переноску?

- А вот этого я не знаю, - Джолли сильно потер рукой налитые кровью слезящиеся глаза. - Просто не знаю. Некоторым за последнюю ночь стало намного хуже. Из-за холода. Вот эти двое. Oо-моему, у них пневмония. В домашних условиях их бы подняли на ноги за пару деньков, но здесь это может кончиться печально. Из- за холода, - повторил он. - Девяносто с лишним процентов энергии уходит не на борьбу с увечьями и заразой, а на выработку тепла. Иначе организм дойдет до точки...

- Не расстраивайтесь, - сказал Свенсон. - Может, нам даже полчаса не потребуется, чтобы забрать вас всех на борт. Кого первого, доктор Бенсон?

Ага, значит, доктор Бенсон, а не доктор Карпентер. Конечно, Бенсон корабельный врач, но все равно такое предпочтение показалось мне подчеркнутым. В его отношении ко мне вдруг стала заметна неприятная холодность - впрочем, чтобы угадать причину такой перемены, мне не надо было ломать голову.

- Забринский, доктор Джолли, капитан Фолсом и вот этот человек, - мгновенно сообщил Бенсон.

- Киннерд, радиооператор, - представился тот. - Ну, приятели, мы уже и не надеялись, что вы вернетесь сюда. - это он обратился ко мне. Потом кое-как поднялся и встал перед нами, сильно пошатываясь. - Я сам могу идти.

- Не спорьте, -жестко бросил Свенсон. - Ролингс, перестаньте мешать эту бурду и вставайте. Пойдете с ними. Сколько времени вам понадобится, чтобы провести с лодки кабель, установить пару мощных электрообогревателей и освещение?

- Одному?

- Да вы что! Берите в помощь кого угодно!

- Пятнадцать минут. И еще, сэр. я могу протянуть сюда телефон.

- Да, это пригодится. Кто там с носилками - когда будете возвращаться, прихватите одеяла, простыни, горячую воду. Канистры с водой заверните в одеяла... Что еще, доктор Бенсон?

- Пока больше ничего, сэр.

- Тогда все. Отправляйтесь!

Ролингс вынул ложку из котелка, попробовал свое варево, одобрительно чмокнул и печально покачал головой.

- Стыд и позор, - горестно произнес он. - Настоящий стыд и позор.

И отправился следом за носильщиками. Из восьми людей, лежащих на полу, четверо были в сознании. Водитель трактора Хьюсон, кок Нейсби и двое других, которые представились как Харрингтоны. Близнецы. Они даже обгорели и обморозились почти одинаково. Остальные четверо спали, или находились в глубоком обмороке. Мы с Бенсоном принялись их осматривать, причем Бенсон действовал куда осторожнее, чем я. С помощью термометра и стетоскопа он искал признаки пневмонии. Не думаю, что искать было трудно. Коммандер Свенсон с немалым любопытством осматривал помещение, то и дело бросая странные взгляды в мою сторону. Временами он принимался махать и хлопать руками по бокам, чтобы разогреться. Оно и понятно: на нем не было такого отменного меха, как на мне, а температура здесь, несмотря на печку, держалась, как в холодильнике.

Первым я осмотрел человека, лежавшего на боку в правом углу помещения. Глаза у него были полузакрыты, так что виднелись только нижние полукружья зрачков, виски ввалились, лоб приобрел мраморно-белый оттенок, а единственная свободная от повязки часть лица казалась на ощупь такой же холодной, как мраморный склеп на морозе.

- Это кто? - спросил я.

- Грант. Джон Грант, - ответил темноволосый невозмутимый водитель трактора Хьюсон. - Радиооператор. Помощник Киннерда... Что с ним?

- Мертв. И умер уже довольно давно.

- Умер? - резко спросил Свенсон. - Вы уверены? - Я бросил на него снисходительный взгляд профессионала и промолчал. Тогда он обратился к Бенсону: - Есть такие, кого нельзя переносить?

- Я думаю, эти двое, - ответил Бенсон. Не обратив внимания на испытующие взгляды в мою сторону, он доверчиво вручил мне стетоскоп. Через минуту я выпрямился и кивнул.

- Ожоги третьей степени, - сообщил Бенсон капитану. - Это снаружи. Кроме того, у обоих высокая температура, у обоих учащенный, слабый и неритмичный пульс, у обоих отек легких.

- На борту "Дельфина" им будет гораздо лучше, - заметил Свенсон.

- Переноска для них - верная смерть, - сказал я. - Даже если их как следует закутать, все равно придется нести их по морозу до корабля, втаскивать на борт, спускать по трапам. Они этого не выдержат.

- Мы не можем без конца торчать в этой полынье, - заявил Свенсон. - Я беру ответственность за их переноску на себя.

- Извините, капитан, - Бенсон твердо покачал головой. - Я полностью согласен с доктором Карпентером.

Свенсон пожал плечами и промолчал. Вскоре вернулись моряки с носилками, а следом появился и Ролингс с тремя другими матросами, которые несли кабели, обогреватели, осветительные лампы и телефон.

Через несколько минут заработало отопление, загорелся свет. Ролингс покрутил ручку полевого телефона и что-то коротко бросил в микрофон.

Моряки уложили на носилки Хьюсона, Нейсби и близнецов Харрингтонов. Когда они ушли, я снял с крюка лампу Колмана.

- Вам она теперь не нужна, - сказал я. - Я скоро вернусь.

- Вы куда? - ровным голосом спросил Свенсон.

- Я скоро вернусь, - повторил .я. - Просто осмотрюсь вокруг. Он постоял в нерешительности, затем отошел в сторону. Я шагнул через порог, завернул за угол и остановился. В домике послышалось жужжание ручки, потом кто-то заговорил по телефону. Разобрать слова мне не удалось, но я ожидал чего-то в этом роде.

Штормовая лампа Колмана мигала и подрагивала на ветру, но не гасла. Ледяная пыль хлестала по стеклу, но оно не трескалось, очевидно, это был особый, высокопрочный сорт, который выдерживает перепад температур в несколько сотен градусов.

Я направился по диагонали к единственному домику, уцелевшему в южном ряду. На наружных стенах - никакого следа-огня, золы или даже копоти. Рядом, должно быть, находился топливный склад - в этом же ряду, западнее, прямо по ветру: его расположение можно было определить более или менее точно по степени разрушения других домиков, чьи уцелевшие каркасы были чудовищно вздыблены и покорежены. Именно здесь был эпицентр пожара.

К одной из стен оставшегося целым домика был пристроен капитальный сарай. Шесть футов высоты, шесть ширины, восемь футов в длину. Дверь не заперта. Деревянный пол, тускло поблескивающие алюминием стены и потолок, снаружи и внутри - большие черные обогреватели. От них отходили черные провода, и не требовалось смекалки Эйнштейна, чтобы догадаться: они идут - вернее, шли - к разрушенному сейчас домику, где стояли генераторы. Стало быть, пристройка обогревалась круглые сутки. Занимавший почти все помещение небольшой приземистый трактор можно было завести в любое время одним нажатием кнопки. Но это раньше. А сейчас, чтобы только провернуть двигатель, понадобилось бы несколько сильных мужчин и три-четыре паяльные лампы. Я закрыл дверь и зашел в домик.

Здесь размещались металлические столы, стулья, механизмы и новейшие приборы для автоматической записи и обработки всех, даже самых незначительных сведений о погоде в условиях Арктики. Что это за приборы, я не знал, да и не особо интересовался. Я знал, что это метеостанция, этого мне было достаточно. Я торопливо, но тщательно осмотрел станцию, но не сумел обнаружить чего-либо странного или неподходящего. В одном углу, на пустом деревянном ящике, стоял переносной радиопередатчик с головными телефонами-наушниками. Рядом, в коробке из крашеной фанеры, лежали пятнадцать элементов "Найф", соединенных в батарею. С крюка на стене свисала двухвольтовая контрольная лампочка. Я коснулся щупами лампочки наружных контактов батареи. Если бы в ней сохранилось хоть немного энергии, лампочка загорелась бы, но сейчас она даже не мигнула. Я оторвал кусочек провода от стоящей рядом лампы и замкнул контакты. Ни искорки. Киннерд не лгал, говоря, что батареи иссякли полностью. Впрочем, я и не думал, что он попробует солгать.

Я направился в последний домик - домик, где лежали обгорелые останки семерых погибших во время пожара. Отвратительный запах горелого мяса и дизельного топлива стал еще сильнее, еще тошнотворнее. Я остановился в дверях, не испытывая никакого желания двигаться дальше. Снял меховые рукавицы и шерстяные варежки, поставил лампу на стол, вынул свой фонарик и опустился на колени над первым мертвецом.

Прошло десять минут, пока я извлек то, что мне требовалось. Есть вещи, которых врачи, даже весьма загрубевшие патологоанатомы, стараются избежать. Это, во-первых, трупы, слишком долго находившиеся в море, во-вторых, трупы пострадавших от близкого подводного взрыва и, наконец, тела людей, которые буквально сгорели заживо. Скоро я ощутил дурноту - и все равно не собирался бросать это дело, пока не закончу.

Дверь со скрипом отворилась. Я обернулся и увидел коммандера Свенсона. Он сильно припозднился, я ожидал его гораздо раньше. Следом появился и лейтенант Хансен с обернутой толстым сукном поврежденной рукой. Смысл телефонного разговора после моего ухода из жилого дома был ясен: коммандер вызывал подкрепление. Свенсон выключил свой фонарь, поднял защитные очки и опустил маску. Увиденное заставило его прищуриться, ноздри у него дрогнули от омерзительной вони, кровь мгновенно отхлынула от раскрасневшегося на морозе лица. Мы с Хансеном говорили ему, что зрелище тут малоприятное, но к такому он все-таки не был готов: очень редко реальность страшнее описания. Я уже было решил, что его вырвет, но тут скулы у него чуть заметно порозовели, и я понял, что он сумел взять себя в руки.

- Доктор Карпентер, - произнес он, и чуть заметная хрипотца только подчеркнула сугубую официальность обращения. - Предлагаю вам немедленно вернуться на корабль, где вы будете находиться под домашним арестом. Надеюсь, вы сделаете это добровольно, в сопровождении лейтенанта Хансена. Я стремлюсь избежать каких- либо осложнений. Уверен, что и вы тоже. В противном случае, мы доставим вас на корабль сами. За дверью ждут моих распоряжений Ролингс и Мерфи.

- Звучит вызывающе, коммандер, - заявил я в ответ. - Да нет - прямо-таки враждебно. Ролингс и Мерфи могут там замерзнуть... - Я сунул руку в карман, где лежал пистолет, и внимательно посмотрел на Свенсона. - У вас что - умопомрачение?

Свенсон взглянул на Хансена и кивнул в сторону двери. Хансен начал было поворачиваться, но приостановился, услышав, как я сказал:

- Хотите продемонстрировать свою власть, так что ли? Даже не соизволите выслушать мои объяснения?

Вид у Хансена был сконфуженный. Ему не нравилась вся эта затея. Подозреваю, что самому Свенсону тоже. Но он намеревался выполнить то, что считал своим долгом, спрятав чувства в карман.

- Если вы не дурак, - заговорил капитан, - а я считаю вас исключительно умным человеком, то прекрасно понимаете, как я могу принять ваши объяснения. Когда вы появились на борту "Дельфина" в Холи-Лох, мы с адмиралом Гарви отнеслись к вам в высшей степени подозрительно. Вы втерли нам очки своей басней о том, что вы - специалист по условиям выживания в Арктике и даже участвовали в создании этой станции. Когда это показалось нам недостаточным для того, чтобы взять вас с собой в плавание, вы рассказали довольно убедительную сказочку насчет передового поста обнаружения ракет. Нам показалось странным, что даже адмирал Гарви ничего об этом не слышал, но мы все-таки поверили вам. Огромная параболическая антенна, радары, компьютеры - что с ними случилось, доктор Карпентер? Испарились? Так, что ли? Растаяли, как воздушные замки?

Я набрал было воздуха, но все же не стал его прерывать.

- Здесь никогда не было ничего подобного, ведь так? А сами вы по уши в дерьме, приятель. В чем именно дело, я не знаю, и пока что меня это мало интересует. Единственное, что меня заботит, это безопасность корабля, жизнь и здоровье команды и доставка уцелевших полярников обратно на родину. И тут уж полагаться на всякую липу я не собираюсь.

- Просьба Британского Адмиралтейства, приказы вашего собственного начальника подводных операций - все это для вас липа?

- У меня возникли очень сильные сомнения относительно того, как эти приказы получены, - угрюмо сказал Свенсон. - На мой вкус, доктор Карпентер, вы чересчур уж таинственны, да к тому же и лжете на каждом шагу,

- А вот это уже грубо, коммандер, довольно грубо.

- Что ж, не зря говорят, что правда глаза колет... Так вы согласны пойти на корабль добровольно?

- Извините, я еще не закончил свое дело.

- Понятно... Джон, пожалуйста...

- Я вам все объясню. Вижу, что иного выхода нет. Вы собираетесь меня выслушать?

- Еще одну побасенку? - он резко мотнул головой. - Нет!

- А я еще не готов уйти отсюда. Тупик... Свенсон взглянул на Хансена, тот повернулся к выходу. Я сказал:

- Ладно, если вы такой упрямый и не хотите даже выслушать меня, зовите своих бульдогов. К счастью, у нас сейчас целых три дипломированных врача.

- А это еще к чему?

- А вот к чему!..

Разные виды оружия выглядят по-разному. Одни кажутся относительно безвредными, другие - уродливыми, некоторые имеют чисто деловой вид, а иные так и бьют в глаза злобностью и свирепостью. "Манлихер-шенауэр" у меня в руке выглядел откровенно свирепым. В свете лампы Колмана вороненый металл отсвечивал зловеще и угрожающе. Чтобы пугать людей, лучше орудия не придумаешь.

- Вы не станете стрелять, - хладнокровно заявил Свенсон.

- Мне надоело болтать. Мне надоело просить, чтобы меня выслушали. Давайте, приятель, тащите своих подручных.

- Вы блефуете, мистер! - разъяренно воскликнул Хансен. - Вы не посмеете!

- Нет уж, слишком многое поставлено на карту. Но вы можете проверить. Не будьте трусами, не прячьтесь за спины своих матросов. Не посылайте их под пули...

- Я щелкнул предохранителем. - Попробуйте сами отобрать его у меня.

- Стойте на месте, Джон, - быстро кинул Свенсон. - Он не шутит. Похоже, в этом своем чемоданчике с секретным замком вы прячете целый арсенал, - горько добавил он.

- Совершенно верно. Пулемет, шестидюймовую морскую пушку и многое другое. Но для таких вот небольших операций годится и небольшой пистолет... Так вы собираетесь меня выслушать?

- Да, собираюсь.

- Отправьте назад Ролингса и Мерфи. Мне вовсе не улыбается, чтобы кто-то еще об этом узнал. К слову, они, должно быть, промерзли до костей.

Свенсон кивнул. Хансен подошел к двери, открыл ее, что-то коротко произнес и тут же вернулся. Я положил пистолет на стол, поднял фонарик и сделал несколько шагов.

- Подойдите сюда и посмотрите, - сказал я. Они подошли. Оба прошли мимо стола с пистолетом, но даже не взглянули на него. Я остановился над одним из лежащих на полу обгоревших трупов. Свенсон приблизился вплотную, вгляделся повнимательнее. Остатки крови отхлынули у него от лица, какой-то странный звук вырвался из горла.

- Это кольцо, это золотое кольцо... - произнес он - и умолк.

- Значит, про это я не соврал.

- Да, не соврали... Я... Я даже не знаю, что сказать. Мне чертовски...

- Да ладно, сейчас это уже не имеет значения, - грубо прервал я его. - Посмотрите сюда. На спину. Извините, мне придется убрать немного угля.

- Шея, - прошептал Свенсон. - Она сломана.

- Вы так считаете?

- Наверно, что-то тяжелое, может, какая-то балка в домике... Она, должно быть, свалилась...

- Вы видели один из этих домиков. Там нет никаких балок. Посмотрите, здесь не хватает полутора дюймов позвоночника. Если бы что-то очень тяжелое свалилось ему на хребет и сломало его, то этот отломанный кусок остался бы на месте. А его здесь нет. Он просто вырван... Он был застрелен спереди, пуля попала в горло и прошла через шею насквозь. Пуля с мягким концом, это видно по размеру выходного отверстия, из пистолета крупного калибра, скажем, из "кольта", "люгера" или "маузера". Я объясняю достаточно понятно?

- О Боже милосердный! - На этот раз Свенсон был действительно потрясен. Он всмотрелся в лежащие на полу останки, потом перевел взгляд на меня. - Убит... Вы считаете, он был убит?

- А кто это сделал? - яростно выкрикнул Хансен. - Кто, приятель, кто? И зачем, черт бы его побрал!

- Я не знаю, кто это сделал.

Свенсон продолжал глядеть на меня, глаза у него сузились.

- Вы обнаружили это только что?

- Я обнаружил это прошлой ночью.

- Вы обнаружили это прошлой ночью... - Свенсон произнес это медленно, с расстановкой. - И все это время, уже на борту лодки, вы ни словом не обмолвились... Вы ничем себя не выдали... О Господи, Карпентер, вы просто бессердечны!

- Да, конечно, - сказал я. - Видите пистолет вон там, на столе? Он бьет оглушительно, но когда я пристрелю того, кто это сделал, я даже глазом не моргну... Вы правы, я бессердечен.

- Это у меня сорвалось. Извините. - Заметно было, что Свенсону с трудом удается взять себя в руки. Он взглянул на "манлихер- шенауэр", потом на меня, потом снова на пистолет. - Око за око - это уже в прошлом, Карпентер. Никому не позволено вершить суд собственноручно.

- Перестаньте, а не то я расхохочусь. А в морге это неприлично. Кроме того, я указал вам еще не все. Есть еще кое- что. Я нашел это только что. Не прошлой ночью... - Я показал на другой труп на полу. - Хотите осмотреть этого человека?

- Пожалуй, нет, - ровным голосом ответил Свенсон. - Может, вы лучше сами нам все скажете?

- Да вам будет видно даже оттуда. Вот голова. Я приподнимаю ее. Видите? Крохотная дырочка впереди на лице, чуть правее середины, и огромная дыра на затылке. То же оружие. В руке у того же человека.

Оба моряка не сказали ни слова. Оба были слишком потрясены.

- А траектория у пули очень необычная, - продолжал я. - Как будто стреляли вверх. Как будто стрелявший лежал или сидел, а погибший стоял прямо перед ним...

- Да... - Свенсон, казалось, не расслышал моих слов. - Убийство. Два убийства... Это работа для властей... Для полиции.

- Конечно, - сказал я. - Для полиции. Давайте позвоним в местное отделение и попросим сержанта заглянуть к нам на пару минут.

- Это не наша работа, - упрямо повторил Свенсон. - Как командир американского военного корабля, я несу полную ответственность за все происходящее и в первую очередь обязан сохранить корабль и доставить уцелевших полярников со станции "Зебра" обратно в Шотландию.

- Сохранить корабль? - переспросил я. - Значит, по-вашему, убийца на борту не подвергает корабль опасности?

- Есть ли он... Будет ли он на борту - нам неизвестно.

- Вы сами не верите тому, что говорите. Вам хорошо известно, что он будет на борту. Вы, как и я, прекрасно знаете, отчего возник этот пожар, вы чертовски хорошо знаете, что это вовсе не несчастный случай. Единственный элемент случайности в этом деле - это сила и площадь распространения огня. В этом убийца, скорее всего, просчитался. Но время и погодные условия были против него, а выбирать ему не приходилось. Как иначе он мог уничтожить следы преступления? Только устроив пожар достаточной силы. И он бы вышел сухим из воды, если бы сюда не прибыл я и если бы я не был убежден заранее, еще до отплытия, что в этом деле что-то нечисто. Но, разумеется, убийца принял все меры, чтобы не погибнуть самому. Так что, нравится вам или нет, коммандер, а придется взять убийцу на борт корабля.

- Но ведь все эти люди обгорели, некоторые очень сильно...

- А чего вы еще ожидали? Что этот проклятый мистер Икс предстанет перед нами целехоньким и здоровехоньким, без единой царапинки, и тут же расхвастается на весь мир, как он тут швырял направо и налево спички, а потом стоял и смотрел в сторонке, как все здорово полыхает? Нет, с волками жить - по-волчьи выть. Естественно, ему пришлось обгореть.

- Ничего естественного тут нет, - возразил Хансен. - Он же не мог заранее знать, что у кого-то возникнут подозрения и начнется расследование...

- Знаете, что я вам скажу? Вам и вашему капитану? Не суйте нос в работу детектива! - резко ответил я. - В этом деле замешаны птицы высокого полета с обширными и далеко идущими связями, а за ними прячется настоящий спрут, чьи щупальца тянутся даже в Холи-Лох. Вспомните диверсию на вашем корабле... Зачем они сделали это, я не знаю. Но такие мастера своего дела, как эти, никогда и ничего не оставляют на волю случая. Они всегда предусматривают, что следствие будет вестись. И принимают все меры предосторожности. Так что в самый разгар пожара... А мы ведь еще не знаем, как это все происходило... Так вот, убийца, скорее всего, бросался в самое пекло и вытаскивал из огня обгоревших. Я бы удивился, если бы он этого не делал. Вот так он и сам обгорел.

- О Господи! - У Свенсона уже зубы стучали от холода, но он даже не замечал этого. - Какой дьявольский замысел!

- Теперь понятно? Боюсь, в корабельном уставе ничего по этому поводу не написано.

- И что... Что нам теперь делать?

- Вызовем полицию. В моем лице.

- Что вы хотите сказать?

- То, что сказал. У меня сейчас больше власти, больше официальной поддержки, больше прав, больше силы и больше свободы действий, чем у любого полицейского. Вы должны мне доверять. То, что я вам сказал, - чистая правда.

- Я начинаю верить, что это правда, - задумчиво произнес Свенсон.- За эти последние двадцать четыре часа вы удивляете меня все больше и больше. Я старался убедить себя, что ошибаюсь, всего десять минут назад я еще убеждал себя, что ошибаюсь... Вы полицейский? Детектив?

- Морской офицер. Секретная служба. Мои документы в чемодане, я имею право предъявить их только в чрезвычайном случае... - Сейчас не время было сообщать им, каким широким выбором документов я располагаю. - Этот случай чрезвычайный...

- Но вы... Вы же врач!

- Естественно. Кроме всего прочего, я еще и морской врач. Моя специальность - расследование диверсий в Вооруженных силах Соединенного королевства. Врач-исследователь -это идеальное прикрытие. Обязанности у меня расплывчатые, я имею право совать нос во все дырки и закоулки, а как психологу мне позволительно беседовать с самыми разными людьми. Для обычного офицера это невозможно.

Наступила долгая пауза, потом Свенсон с горечью заметил:

- Вы могли бы рассказать все это и раньше.

- Может быть, еще объявить об этом по корабельному радио? С какой стати, черт побери, я стал бы это делать? Не хватало только, чтобы всякие сыщики-любители путались у меня под ногами. Спросите у любого полицейского, чего он боится больше всего на свете. Самоуверенного Шерлока Холмса. Кроме того, я не мог вам доверять - и прежде чем вы начнете рвать и метать по этому поводу, добавлю: я опасался не того, что вы специально ограничите мою свободу, а того, что вы можете помешать мне неумышленно, с самыми лучшими намерениями. А сейчас у меня нет выбора, приходится выложить вам то, что следует, несмотря на возможные последствия. Ну, почему бы вам просто не принять к исполнению директиву вашего начальника военно-морских операций и не действовать в соответствии с нею?

- Директиву? - Хансен бросил взгляд на Свенсона. - Какую директиву?

- Приказ Вашингтона предоставить доктору Карпентеру карт-бланш практически на любые действия, - ответил капитан. - Поймите меня, Карпентер. Я не люблю действовать в темноте, с завязанными глазами, и, разумеется, я отнесся к вам с подозрением. Вы прибыли на борт при очень сомнительных обстоятельствах. Вы чертовски много знали о подводных лодках. Вы были скользким, как сатана. Вы изложили какую-то туманную теорию насчет диверсии... Черт меня побери, приятель, естественно, у меня появились сомнения. А у вас, будь вы на моем месте, не появились бы?

- Пожалуй, да... Не знаю... Что касается меня, то я приказы выполняю.

- Гм... Ну, и какие у вас приказы на этот случай?

- Выложить вам всю правду, - вздохнул я. - Вот я вам все и выложил. Теперь сами понимаете, почему ваш начальник военно- морских операций так заботился о том, чтобы мне была предоставлена вся необходимая помощь.

- На этот раз вам можно поверить? - спросил Свенсон.

- На этот раз можете мне поверить. То, что я наплел вам в Холи- Лох, тоже не было сплошным враньем. Я просто чуть приукрасил, чтобы вы наверняка взяли меня с собой. У них здесь и в самом деле было установлено специальное оборудование - настоящее чудо электроники, которое использовалось для перехвата импульсов управления советскими ракетами и слежения за их траекторией. Оборудование было установлено в одном из уничтоженных домиков - во втором с запада южном ряду. Круглые сутки на высоте тридцати тысяч футов висел шар-зонд - но без рации. Это была просто гигантская антенна. К слову, именно из-за этого горящее топливо разлетелось на таком обширном пространстве: от огня взорвались баллоны с водородом, которые применялись для радиозондов. Они тоже находились в складе горючего.

- Кто-нибудь на "Зебре" знал об этом оборудовании?

- Нет. Для всех остальных это была аппаратура для исследования космических лучей. Что это на самом деле, знали только четверо: мой брат и еще трое, все они спали в том же домике, где стояло оборудование. Теперь этот домик полностью разрушен. Уничтожен самый передовой пост подслушивания в свободном мире. Теперь вас не удивляет, почему ваш начальник морских операций был так в этом заинтересован?

- Четверо? - Свенсон взглянул на меня, в глазах у него все еще мелькала тень сомнения. - Кто эти четверо, доктор Карпентер?

- И вы еще спрашиваете? Четверо из семи лежащих здесь, коммандер.

Он посмотрел на меня, но тут же отвел глаза в сторону. И проговорил:

- Как вы сказали, еще до отплытия сюда вы были убеждены, что здесь дело нечисто. Почему?

- У моего брата был совершенно секретный код. И мы обменивались радиограммами: он был радист высокого класса. Однажды он сообщил, что были сделаны две попытки уничтожить оборудование. Он не вдавался в детали. В следующей радиограмме сообщалось, что кто-то напал на него и оглушил во время ночной проверки. Он обнаружил тогда, что кто-то попытался выпустить водород из баллонов, а без поднятой в воздух антенны оборудование бесполезно. Ему повезло, он пришел в себя через несколько минут, еще немного - и он замерз бы насмерть. Так вот, зная все это, мог ли я поверить, что пожар не связан с попытками уничтожить оборудование?

- Но откуда кто-то мог узнать, что это за оборудование? - возразил Хансен. - Кроме вашего брата и тех троих, разумеется... - Как и Свенсон, он взглянул на пол, как и Свенсон, тут же отвел глаза. - Готов биться об заклад, что это дело какого-то психа. Сумасшедшего. Даже преступник, если он в здравом уме, - да разве он пойдет на такое дикое преступление?

- Три часа назад - напомнил я, - вы лично, перед зарядкой торпедных аппаратов, проверили и рычаги, и контрольные лампочки. И что же? Рычаг пересоединен, а провода перепутаны. Это что, тоже работа сумасшедшего? Еще одного психа?

Хансен промолчал.

- Чем я могу вам помочь, доктор Карпентер? - спросил Свенсон.

- На что вы готовы, коммандер?

- Ну, передать вам командование "Дельфином" я не готов, - он даже улыбнулся, хотя улыбка получилась невеселая. - Короче говоря, я и весь экипаж "Дельфина" отныне в вашем полном распоряжении. Вы только скажите, доктор, что нам надо делать, вот и все.

- Значит, на этот раз вы поверили моим словам?

- Да, я поверил вам.

Я был полностью удовлетворен: я даже сам себе чуть не поверил.