КОЛУМБ Р. САБАТИНИ: Глава 8

Глава 8

БРАТ И СЕСТРА

Пабло де Арана, вновь оказавшись в камере, впал в отчаяние, несравнимое с тем, что терзало его до допроса. Но не прошло и двух часов, как, к его полному изумлению, заскрежетал ключ в замке, отворилась дверь, и за ней возникло желтое пятно фонаря.

Как загнанное в западню животное, он в страхе прижался к стене, а затем, разглядев, кто пришел, подался вперед, к сестре.

Тюремщик поставил фонарь рядом с ней на верхнюю из трех ступеней, ведущих вниз. Ла Хитанилья спустилась вниз на одну ступеньку, но тут же отшатнулась от чавкающей грязи. Тюремщик громко расхохотался.

- Да, чистота тут не та, что в дамской гостиной. Но он именно здесь. Мне приказано оставить вас с ним на десять минут.

Гулко хлопнула дверь, брат и сестра остались наедине.

На мгновение в камере повисло тяжелое молчание. Затем Пабло разлепил губы, прохрипев имя сестры.

- Беатрис!

Из ее глаз брызнули слезы.

- Мой бедный Пабло!

Голос ее оборвался рыданием, лишь разъярившим Пабло.

- Пожалей, пожалей меня, тем более что я очутился здесь по твоей милости. Зачем ты пришла?

- О Пабло! Пабло! - с упреком воскликнула она.

- Пабло! Пабло! - передразнил Беатрис брат. - Или я не прав? Или ты скажешь, что не по твоему желанию мы переехали в эту проклятую Венецию? Разве нам плохо жилось в Милане? Разве ты не достаточно зарабатывала там?

Упреки брата не удивили Беатрис. Она привыкла получать их за все хорошее, что делала для него. И принимала с тем же смирением, с каким принимала отсутствие в нем мужского характера. Пабло же, как все эгоисты, считал себя жертвой чьих-то козней, никогда не признавая за собой никакой вины.

Но его последний выпад был столь чудовищно несправедлив, что Беатрис решилась возразить брату.

- Это не правда, Пабло! - попыталась защититься она. - Подумай! Ты же сам уговаривал меня согласиться на предложение Рудзанте.

- Зная твой характер, твою мнительность, мне не оставалось ничего другого. Ты бы запилила меня, попробуй я возразить.

- Пабло, дорогой, - в ее голосе слышался укор. - Я ли украла кинжал?

Но и этот мягкий вопрос вызвал взрыв.

- Тело Господне! - взревел он. - Я не крал кинжала. Я его нашел. Как ты смеешь упрекать меня? Мне никогда не пришлось бы продавать его, если бы не твои вечные попреки. Виной всему твоя жадность. А теперь я в лапах венецианских собак, которые выдвигают против меня Бог знает какие обвинения. О Боже! С рождения мне не везет. Всю жизнь меня преследуют неудачи. Ну почему я должен так страдать? - Он обхватил голову руками и застонал от жалости к себе. - Но ты не ответила мне, зачем ты пришла.

- Инквизиторы разрешили мне навестить тебя.

- С какой целью? Чтобы ты могла порадоваться заботам государства, в которое привезла меня. Они намерены допросить меня. Говорили тебе об этом? Ты знаешь, что это означает? Ты знаешь, как выламывают на дыбе руки? - Он сорвался на крик. - Матерь Божья! - И снова закрыл лицо руками.

Жалость, преодолев отвращение, привела ее ступенькой ниже, к самой вонючей жиже на полу. Она попыталась обнять его, успокоить, но он вырвался из ее рук.

- Мне это не поможет.

- Я делаю все, что могу. Я ходила к дону Рамону де Агилару, умоляла его заступиться за тебя, использовать свое влияние, чтобы помочь тебе.

- Дону Рамону? - Он поднял голову, в его глазах блеснула надежда. - Дону Рамону! Клянусь Богом, удачная мысль. Из него ты сможешь выжать многое. Я видел, как он смотрел на тебя. - Он сжал руки Беатрис. - Что он сказал?

- Он предложил мне сделку. - Голос ее упал. - Постыдную сделку.

- Постыдную? - И он еще сильнее сжал ее руки. В его голосе послышалась тревога:

- Какую же? Какую? Что может быть постыднее того, что твой брат сидит в этом аду? Святая дева Мария! До каких же пор ты будешь разыгрывать из себя недотрогу? - Чувствуя, как сжимается она от каждой его фразы, Пабло возвысил голос:

- Только потому, что ты так разборчива, меня могут вздергивать на дыбу, ломать мне кости, бить кнутом? Имей совесть, сестра. Ты завлекла меня в эту передрягу. Так неужели ты оставишь меня здесь только потому, что не хочешь поступиться такой малостью?

- Малостью?

- А чем же? В конце концов, от тебя не убудет. И если я действительно дорог тебе...

Она прервала Пабло.

- Конечно, дорог. О Господи! Но что я могу сделать?

- Что? Ты знаешь. Ты же не бросишь меня в беде, - в голосе его появилась теплота, он похлопал сестру по плечу. - Бог вознаградит тебя, Беатрис, и я тоже. Вот увидишь, выйдя отсюда, я стану совсем другим. Я буду жить ради тебя. Клянусь. В случае чего я отдам за тебя жизнь. Еще раз обратись к дону Рамону. Не теряй времени. Ни в чем не отказывай ему, лишь бы он вызволил меня.

Тюремщик, открыв дверь, положил конец мольбам Пабло.

- Время, госпожа. Вам пора уходить.

На прощание Пабло успел добавить несколько фраз. О том, что такой сестры, как у него, ни у кого нет. О том, как он надеется на нее, как верит, что лишь ей по силам вернуть ему свободу.

С трудом волоча ноги, Беатрис поднялась по каменным ступеням. Тяжелая дверь захлопнулась за ее спиной, заскрежетал ключ в замке. Ей казалось, что ее душу вываляли в грязи. Жалость к Пабло, укоренившаяся привычка защищать его от превратностей жизни боролись с отвращением к нему, вызванным бессердечностью, с которой он требовал от нее пожертвовать своей добродетелью. Оправдание она искала в слабостях его души и тела, многократно усиленных ужасом пребывания в зловонном подземелье.