Сесил Скотт Форестер Линейный корабль: XVII

XVII

- Десантом будет командовать капитан Хорнблоуэр, - сказал в заключение адмирал Лейтон.

Эллиот и Болтон - они сидели за круглым столом в большой каюте "Плутона" - одобрительно кивнули.

Только капитан может командовать десантом в шестьсот человек, собранным с трех линейных кораблей, и Хорнблоуэр, как никто, годился на эту роль. Чего-то похожего ждали с тех самых пор, как из Маона вернулся после починки "Плутон", и Лейтон перебрался на него с "Калигулы". Частые отлучки полковника Вильены - он так и сновал между берегом и флагманом - тоже наводили на мысль. Три недели "Сатерленд" и "Калигула" курсировали вдоль берегов Каталонии. "Плутон", вернувшись, привез долгожданную свежую провизию, часть команды "Сатерленда", отправленную прежде с призами, и даже по двенадцать человек пополнения на каждый корабль. С такой командой можно нанести решительный удар, и предполагаемый захват Росаса, если удастся его осуществить, без сомнения смешает французам все карты.

- Замечания? - спросил адмирал. - Капитан Хорнблоуэр?

Хорнблоуэр оглядел большую каюту, подушки на рундуках, столовое серебро, сытые лица Эллиота и Болтона; Сильвестр не расставался с бумагами и чернильницей, Вильена в ярко-желтом мундире лениво озирался по сторонам, пропуская мимо ушей непонятный ему английский разговор. На противоположной переборке висел изумительно похожий портрет леди Барбары, Хорнблоуэру казалось, что сейчас он услышит голос. Интересно, куда девают картину на время боя? С усилием Хорнблоуэр оторвал мысли от леди Барбары и постарался как можно тактичнее объяснить, что ему не нравится план как таковой.

- Я думаю, - медленно произнес он, - что неразумно всецело полагаться на испанскую армию.

- Их семь тысяч, и они готовы выйти в поход, - сказал Лейтон. - Между Олотом и Росасом всего тридцать миль.

- Но им предстоит миновать Жерону.

- Полковник Вильена заверил меня, что войско без артиллерии легко пройдет окольными дорогами. Сам он проделал этот путь четыре раза.

- Да, - сказал Хорнблоуэр. Один всадник на горной дороге - это еще отнюдь не семитысячное войско. - Можем ли мы быть уверены, что там пройдут семь тысяч человек? И что они дойдут?

- Для осады хватит четырех тысяч, - сказал Лейтон, - и генерал Ровира определенно пообещал выступить.

- И все же они могут не дойти, - настаивал Хорнблоуэр. Он понимал: бессмысленно спорить с человеком, который не знает цены испанским обещаниям и которому не хватает воображения представить два войска, разделенные тридцатью милями гор, и все сложности взаимодействия между ними. Между бровями Лейтона пролегла выразительная морщина.

- Вы хотите предложить что-то иное? - спросил он с явным нетерпением.

- Я предложил бы, чтоб эскадра опиралась только на собственные силы и не зависела от испанской армии. Батарею Льянце восстановили. Почему бы снова ее не взять? Шестисот человек хватило бы.

- Мне предписано, - важно произнес Лейтон, - действовать в теснейшем сотрудничестве с испанскими силами. В Росасе гарнизон менее двух тысяч человек, у Ровиры семь тысяч в каких-то тридцати милях. Главная часть семи французских корпусов стоит южнее Барселоны - у нас в запасе по меньшей мере неделя. Эскадра предоставит тяжелые пушки, артиллеристов и отряд, который первый пойдет в пролом. Мне это представляется исключительно удачной возможностью провести совместную операцию, и я затрудняюсь понять ваши возражения, капитан Хорнблоуэр. Но, может быть, они не так и бесспорны?

- Я всего лишь высказал их по вашей просьбе, сэр.

- Я просил вас не возражать, а сформулировать свои замечания или полезные соображения. Я ждал от вас большей преданности, капитан Хорнблоуэр.

Это лишало спор всякого смысла. Если Лейтон хочет, чтоб ему поддакивали, не о чем и говорить. Он явно уверен в успехе своего предприятия. Хорнблоуэр сознавал, что его возражения скорее интуитивны, чем рассудочны, а капитану не след ссылаться перед адмиралом на свой более богатый опыт.

- Заверяю вас в своей преданности, сэр.

- Очень хорошо. Капитан Болтон? Капитан Эллиот? Никаких замечаний? Тогда мы можем немедленно приступить к подготовке. Мистер Сильвестр составит для вас приказы в письменном виде. Надеюсь, что мы с вами стоим на пороге величайших свершений.

Действительно, взять Росас было бы величайшим свершением. Город связан с морем и при поддержке сильной британской эскадры выдержит долгую осаду. Он будет постоянно угрожать французским коммуникациям. Отсюда можно будет перебросить испанскую армию в любое место на побережье, так что семи корпусам придется не завоевывать Каталонию, а осаждать Росас. Но о том, что поблизости французов нет, известно от испанцев, испанец Ровира обещался привести из Олота войско, он же посулил найти тягловый скот, чтоб перетащить осадную артиллерию.

Однако Лейтон решился, и оставалось только взяться за дело со всем возможным рвением. Если все пойдет гладко, они одержат крупную победу. Хотя Хорнблоуэр и не слышал, чтоб какая-нибудь совместная операция прошла без сучка, без задоринки, он мог, по крайней мере, надеяться и ради этой надежды продумывать, как выгрузит на берег тяжелые пушки.

Двумя днями позже эскадра в ранних сумерках скользила по воде, обрывы полуострова Креус маячили в отдалении. Якорь бросили в бухте возле Сильвы-де-Мар, которую еще раньше сочли наиболее удобной для высадки. В четырех милях к западу располагалась батарея в Льянце, в пяти милях к востоку - батарея на мысе Креус, в пяти милях к югу, за хребтом, тянущимся к мысу Креус, лежал Росас.

- Удачи, сэр, - сказал из темноты Буш, когда Хорнблоуэр спускался в шлюпку.

- Спасибо, Буш, - отозвался Хорнблоуэр. В неофициальном разговоре можно иногда пропустить неизменное "мистер". Буш большой шершавой ладонью нашел в темноте и сжал его руку - надо же, Буш серьезно встревожен предстоящей операцией.

Гичка быстро неслась по воде, в которой отражались бесчисленные звезды; вскоре тихий плеск волн о песчаный пляж стал слышнее, чем осторожный шум грузящегося в шлюпки войска. С берега окликнули - по-испански. Хорошо - значит, на берегу не французы, может быть даже, это обещанные гверильеро. Хорнблоуэр спрыгнул на берег, из темноты выступили несколько человек в плащах.

- Английский капитан? - спросил один по-испански.

- Капитан Горацио Хорнблоуэр, к вашим услугам.

- Полковник Хуан Кларос, третья терция каталонского ополчения. Приветствую вас от имени генерала Ровиры.

- Спасибо. Сколько у вас людей?

- Моя терция. Тысяча человек.

- Сколько вьючных животных?

- Пятьдесят лошадей и сто мулов.

Вильена обещал, что на берег сгонят вьючных животных со всей северной Каталонии. До Росаса четыре мили по горной дороге и миля по равнине - чтобы тащить одну двадцатичетырехфунтовую пушку весом в две с половиной тонны по плохой дороге, нужно пятьдесят лошадей. Если б животных оказалось меньше, Хорнблоуэр не тронулся бы с места.

- Отведите гичку обратно, - сказал Хорнблоуэр Лонгли. - Пусть высадка продолжается.

Потом снова повернулся к Кларосу.

- Где генерал Ровира?

- За Кастельоном, идет на Росас.

- Сколько с ним людей?

- Все способные носить оружие испанцы Северной Каталонии, исключая мою терцию. Не менее семи тысяч человек.

- Хм.

Все пока идет, как обещано. Войско должно быть под стенами на заре, осадную артиллерию надо перетащить максимально быстро и сразу начать обстрел. Росас надо взять до того, как подоспеет французская армия из Барселоны, и времени совсем немного. Испанцы держат слово, Хорнблоуэр должен сдержать свое.

- Наблюдают ли ваши люди за Росасом? - спросил он.

- Кавалерийский эскадрон поднимет тревогу в случае вылазки.

- Превосходно.

До зари он пушки далеко от берега не утащит, за это время Ровира должен взять Росас в кольцо, о любой вылазке доложат кавалеристы. Хорошо продумано. Похоже, он недооценивал испанцев, или просто каталонские ополченцы воюют лучше регулярной испанской армии - что весьма правдоподобно.

У берега плескали веслами все новые шлюпки, из первых матросы уже с шумом выпрыгивали в слабо фосфоресцирующую воду. Красные мундиры пехотинцев в сумерках казались черными, и на них ярко выделялись белые перекрестия портупей.

- Майор Лайрд!

- Сэр!

- Поднимитесь со своими людьми на вершину обрыва. Поставьте пикеты, где сочтете нужным. Помните ваши приказы. Не отпускайте никого дальше, чем на расстояние окрика.

Не доверяя бдительности испанских дозорных, Хорнблоуэр хотел установить прочный заслон на случай внезапного нападения, но так, чтобы не получилось никаких накладок - а это нелегко, когда в темноте звучат три разных языка - английский, испанский и каталанский. Такого рода мелкие технические затруднения вряд ли предвидел не обремененный большим жизненным опытом адмирал. Барказы с пушками встали на мель далеко от берега. Матросы уже вытаскивали понтон, по распоряжению Хорнблоуэра составленный из связанных в плоты рангоутных дерев и бочек. Кавендиш, первый лейтенант с "Плутона", работал толково и не беспокоил Хорнблоуэра вопросами.

- Где лошади и мулы, полковник?

- Наверху.

- Спускайте их вниз.

Груз перетащат на берег в несколько минут, хотя тысяча ядер для двадцатичетырехфунтовых пушек - боезапас на день - весят более десяти тонн. Триста дисциплинированных матросов и триста морских пехотинцев выгрузят десять тонн ядер, пороховые бочонки, солонину и сухари на день - глазом не успеешь моргнуть. Больше всего мороки будет с пушками. Первую из десяти двадцатичетырехфунтовок только что уложили на понтон - перед этим пришлось отвязать найтовы, крепившие ее к планширю, вкатить с банки на короткую наклонную сходню, и уже со сходни на сам понтон - тот просел под ее весом, так что вода перехлестывала через бревна. Двести человек по пояс в воде тянули привязанные к пушке тросы, спотыкались, плескали водой, оскользались на мягком песчаном дне, но все же постепенно подтаскивали ее к берегу.

Как любая пушка, она сопротивлялась с упорством борова, в которого вселились адские силы и потешаются над несчастными людьми. Хотя по приказу Хорнблоуэра ее снабдили огромными колесами, она вновь и вновь застревала между бревен. Тогда в темноте Кавендиш и его люди подсовывали под нее лома и правила. Тут злокозненная махина разворачивалась, норовя съехать с понтона в воду, Кавендиш орал: "Стой!"; только выровняв ее, можно было снова тянуть за тросы. Десять пушек, размышлял Хорнблоуэр, каждую тащить четыре мили вверх и вниз по дороге.

Там, где песок сменялся каменистым основанием уступа, понтон соединили с берегом деревянными плотами. Погонщики, настолько оборванные, что это было видно даже в темноте, привели лошадей и мулов, но, естественно, не подумали запастись упряжью.

- Эй, вы, - сказал Хорнблоуэр, оборачиваясь к стоящим в ожидании матросам. - Здесь лежат лини. Сделайте из них хомуты и запрягите лошадей в пушку. Если поищете, найдете парусину.

- Есть, сэр.

Поразительно, как сноровисто моряки берутся за любое дело - они рьяно принялись вязать узлы и запрягать лошадей. Они говорили с испанскими лошадьми по-своему, и те, хотя вряд ли понимали английскую речь, послушно вставали, куда нужно. Погонщики, тараторя по-каталански, толкали и тянули лошадей, так что суеты от них было больше, чем пользы. Двенадцать фонарей тускло освещали сцену: лошади ржали, били копытами, не понимая, чего от них хотят. Их выстраивали в цепочку, накидывали им на шеи веревочные, обмотанные парусиной хомуты. В огоны на лафете пушки продели веревочные постромки.

- Отставить! - заорал один из матросов, когда постромки начали натягиваться. - У савраски за ногу по правому борту захлестнул трос.

К тому времени, как вторую пушку подтащили к кромке воды, первую приготовились тянуть. Бичи щелкали, матросы орали. Лошади оступались на песке, но пушка ползла, сходни скрипели и трещали под колесами. Двигалась она судорожно, рывками, а у подножия крутого склона застопорилась совсем. Двадцать малохольных испанских лошадок не могли сдвинуть ее с места.

- Мистер Мур, - раздраженно сказал Хорнблоуэр. - Проследите, чтоб пушку втащили.

- Есть, сэр.

Сто человек с помощью двадцати кляч втащили-таки чугунную громадину на склон. Еще матросы сзади подсовывали под колеса ломы, чтоб перетащить их через камни там, где уже не справлялись ни люди, ни лошади. Когда в свете брезжащей над морем зари Хорнблоуэр увидел на вершине склона аккуратный ряд из десяти пушек и гору боеприпасов, он почувствовал, что не зря провел ночь.

Светало. На золотистом пляже внизу суетились матросы, дальше на синей водной глади покачивалась эскадра. Вровень с тем местом, где Хорнблоуэр стоял, протянулось неровное каменистое плато, направо оно переходило в столовую возвышенность, а на юг, по всей видимости, к Росасу, вилась меж земляничных деревьев узкая тропа. В свете дня оказалось, что Кларос худ, загорел до черноты, что у него длинные черные усы, а под ними - ряд превосходных зубов, которые он обнажил в улыбке.

- У меня есть для вас лошадь, капитан.

- Спасибо, полковник. Вы очень любезны.

Между камней уныло слонялись оборванные личности, когда солнце осветило расселины, оттуда принялись выползать другие оборванные личности, сонные - по-прежнему кутаясь в одеяла, они бесцельно бродили туда-сюда. Хорнблоуэр глядел на союзников с неприязнью, переходящей в отвращение. Да, нечто похожее он предвидел, но не сделался от этого снисходительнее, бессонная ночь тоже не прибавляла симпатии к испанцам.

- Не будете ли вы так любезны, - сказал он, - послать к генералу Ровире гонца и сообщить, что мы выступаем к Росасу? Я надеюсь к полудню быть там хотя бы с частью пушек.

- Конечно, капитан.

- И я попрошу, чтобы ваши люди помогли тащить пушки и припасы.

Кларос отнесся к этому без восторга. Еще меньше порадовало его известие, что четыреста его человек потащат пушки, а еще четыреста - понесут к Росасу двадцатичетырехфунтовые ядра, по ядру каждый. Он попытался было возразить, но Хорнблоуэр довольно резко его оборвал.

- А затем, полковник, они вернутся за остальными. Мне пообещали достаточное количество вьючных животных; раз вы не нашли четвероногих, мне придется удовольствоваться двуногими. Теперь, с вашего позволения, тронемся.

Десять лошадей или мулов на каждую пушку. Сто человек у постромок. Сто человек впереди готовят дорогу, убирают камни и засыпают ямы. Четыреста человек несут ядра, некоторые при этом ведут в поводу нагруженных пороховыми бочонками мулов. Кларос еще сильнее скривил лицо, узнав, что задействовать придется каждого человека из его терции, в то время как двести своих пехотинцев Хорнблоуэр предполагает работой не загружать.

- Я намерен поступить именно так. Если вам не нравится, полковник, вы можете поискать испанскую осадную артиллерию.

Хорнблоуэр хотел на случай непредвиденных обстоятельств иметь под рукой крупный дисциплинированный отряд, и решимость его была столь очевидна, что Кларос не посмел более возражать.

Позади, там, где грузили мулов, раздались сердитые крики. Хорнблоуэр зашагал туда, Кларос за ним. Они увидели, что испанский офицер вытащил шпагу и угрожает Грею, а за спиной у него оборванные гверильеро заряжают мушкеты.

- Что такое? Что тут происходит? - спросил Хорнблоуэр сперва на английском, потом на испанском. Все повернулись к нему и заговорили разом, словно школьники, поссорившиеся на большой перемене. Темпераментную каталанскую речь офицера Хорнблоуэр разобрать не мог, и повернулся к Грею.

- Дело было так, сэр, - начал штурманский помощник, предъявляя горящую сигару. - Этот даго, сэр, он закурил, когда навьючивал мула. Я сказал ему, очень вежливо, сэр: "Около пороха не курят, сэр", но он не обратил внимания, может не понял. Тогда я сказал ему, сказал, значит: "Но курито около порохо, сеньор", а он просто выдохнул дым и повернулся ко мне спиной. Тогда я отобрал у него сигару, и он вытащил шпагу, сэр.

Кларос тем временем выслушал своего офицера. Хорнблоуэр с Кларосом повернулись друг к другу.

- Ваш моряк оскорбил моего офицера, - сказал Кларос.

- Ваш офицер вел себя, как дурак, - сказал Хорнблоуэр.

Казалось, это тупик.

- Поглядите, сэр, - сказал вдруг Грей.

На боку невозмутимого мула покачивался бочонок, доски чуть-чуть разошлись, и в щель черной струйкой сыпался порох. Он был уже на боку у мула, на земле. Даже каталонцы не могли не видеть, как опасен сейчас открытый огонь. Кларос чуть-чуть улыбнулся.

- Мой моряк действовал сгоряча, - сказал Хорнблоуэр, - но я думаю, вы согласитесь, полковник, что он отчасти прав. Он принесет самые искренние извинения, и тогда, возможно, вы строго запретите курить возле пороха.

- Очень хорошо, - согласился Кларос.

Хорнблоуэр повернулся к Грею.

- Скажите этому офицеру: "Боже, храни нашего милостивого короля, сеньор". Скажите это почтительно.

Грей взглянул изумленно.

- Говорите же, - велел Хорнблоуэр резко.

- Боже, храни нашего милостивого короля, сеньор, - сказал Грей если не почтительно, то, по крайней мере, сконфуженно.

- Мой моряк извиняется перед вами за свою грубость, - объяснил Хорнблоуэр офицеру.

Кларос удовлетворенно кивнул, коротко о чем-то распорядился и пошел прочь. Кризис разрешился, ничьи чувства не пострадали. Моряки улыбались и шутили, гордые каталонцы поглядывали на легкомысленных варваров свысока.