Сесил Скотт Форестер Линейный корабль: XVIII

XVIII

Капитан Хорнблоуэр въехал на очередной пригорок и натянул поводья. Над головой сияло августовское солнце, бесчисленные мухи осаждали и его, и лошадь, и спутников. Радом ехал Кларос, позади неуверенно тряслись на тощих каталонских россинантах Лонгли и Браун в компании трех испанских адъютантов. Дальше по дороге сомкнутым строем двигались передовые части морской пехоты под предводительством майора Лайрда, там и сям на серо-зеленых склонах алели пикеты, расставленные им на случай внезапной атаки. Дальше гусеницей ползли обнаженные по пояс люди, расчищавшие дорогу, а еще дальше извивалась гусеница потолще и заканчивалась пушкой. За пять часов удалось покрыть чуть больше трех миль. Хорнблоуэр, глядя на солнце, решил, что в запасе у него не больше полутора часов - за это время нужно протащить пушки еще милю по горам и милю по равнине Он со стыдом подумал, что наверняка и намного опоздает, и уже точно не откроет огонь до пяти или даже до шести часов вечера.

Внизу лежал Росас: горный воздух скрадывал расстояния и казалось - до города не больше мили. Хорнблоуэр узнавал на местности то, что прежде видел на карте. Справа - цитадель, серый пятиугольник крепостных стен, за ней - море, в центре - сам город, одна-единственная длинная улица протянулась вдоль моря, со стороны суши ее отгораживал земляной вал, налево - громада форта Тринидад. Самое уязвимое звено - сам город, но захватывать его бессмысленно: цитадель и форт Тринидад смогут обороняться независимо. Лучше всего взять быка за рога: штурмовать цитадель с берега. Следом за цитаделью падет и город, хотя форт Тринидад, вероятно, еще подержится.

Хорнблоуэр так увлекся составлением диспозиции, что сперва не обратил внимания, какая пасторально-идиллическая картина предстала его глазам. Трехцветные флаги лениво хлопали над цитаделью и фортом, и лишь они одни хоть чем-то напоминали о войне. Никаких признаков осады. Не позднее чем через несколько часов в крепости узнают, что всего в двух милях от них движется плохо охраняемый конвой с пушками.

- Где армия Каталонии? - сердито спросил Хорнблоуэр у Клароса.

Тот только пожал плечами.

- Не знаю, капитан.

Хорнблоуэр понял, что его драгоценные пушки и его еще более драгоценные моряки вот-вот станут легкой добычей для солдат из Росаса.

- Вы сказали мне, что генерал Ровира вышел к Росасу вчера!

- Значит, что-то его задержало.

- Но гонец - тот, которого вы послали на заре, - вернулся?

Кларос, подняв брови, переадресовал вопрос адъютанту.

- Он не выезжал, - ответил тот.

- Что? - переспросил Хорнблоуэр по-английски. Только оправившись от изумления и приведя в порядок свои чувства, смог он снова перейти на испанский.

- Почему так?

- Офицеру пришлось бы утруждать себя без всякой надобности, - пояснил адъютант. - Если генерал Ровира придет, он придет. Если нет, никакой наш гонец не заставит его придти.

Хорнблоуэр указал направо, где в овраге стояли рядком около пятидесяти лошадей и сидели кучками люди - то был кавалерийский эскадрон, наблюдавший за Росасом со вчерашнего дня.

- Почему они не доложили, что генерал Ровира не прибыл? - спросил он.

- Я приказал командиру доложить, когда генерал Ровира прибудет, - отвечал Кларос.

Он и бровью не повел, когда англичанин презрительно скривился. Чтобы не рассориться вконец, Хорнблоуэр на время сдержал ярость.

- Мы здесь в большой опасности, - сказал он.

Кларос вновь пожал плечами - похоже удивился, что англичанин такого робкого десятка.

- Мои люди привычны к горам. Если гарнизон нападет, мы уйдем козьими тропами, - сказал он, указывая на крутые склоны месы* [mesa - (здесь) столовая возвышенность, плато (исп.)]. - Преследовать нас они не посмеют, а посмеют - не догонят.

- Но мои пушки? Мои люди?

- Воевать вообще опасно, - высокомерно отвечал Кларос.

Хорнблоуэр обернулся к Лонгли.

- Скачите обратно, - приказал он. - Задержите пушки. Задержите носильщиков. Задержите всех. Без моего приказа никто не тронется с места.

- Есть, сэр.

Лонгли развернул лошадь и поскакал прочь, видимо, он научился ездить верхом до того, как попал на флот. Кларос, адъютанты, Хорнблоуэр и Браун провожали его взглядами, потом повернулись друг к другу. Испанцы догадались, что за приказ отдан.

- Ни одна моя пушка, ни один мой человек не двинутся, - сказал Хорнблоуэр, - пока я не увижу армию генерала Ровиры. Будете ли вы так любезны послать гонца теперь?

Кларос потянул себя за длинный ус и что-то сказал адъютантам; двое младших некоторое время пререкались, потом один взял написанную старшим записку и поскакал прочь. По лицу его было видно, что ему совсем не хочется ехать по жаре неизвестно еще как далеко.

- Пора обедать, - сказал Кларос. - Вы не распорядитесь, чтоб моих людей покормили, капитан?

У Хорнблоуэра отвисла челюсть. Он думал, что его уже ничем не удивишь, но, оказывается, ошибался. Бронзовое лицо Клароса не выражало и тени сомнения. Он думает, что тысячу его людей будут кормить припасами, выгруженными с кораблей. У Хорнблоуэра язык чесался отказать наотрез, однако он поостерегся. Если испанцев не покормить, они разбредутся в поисках пищи - а пока оставалась слабая надежда, что Ровира дойдет и осада начнется скоро. Ради этого шанса стоило пойти на уступку и протянуть несколько часов, пока их не заметили из крепости.

- Распоряжусь, - сказал Хорнблоуэр.

Бесстрастно-самоуверенно полковник высказал свою необычную просьбу, так же бесстрастно-самоуверенно он выслушал, что англичанин, с которым он за минуту до того едва не разругался, удовлетворит его притязания.

Вскоре моряки и каталонцы уже дружно работали челюстями. Даже дозорные кавалеристы учуяли издалека запах пищи и, словно стервятники, слетелись на пиршество, оставив лишь четверых несчастных наблюдать за Росасом. Кларос и его адъютанты сидели в кружок, ординарцы прислуживали. Как Хорнблоуэр ожидал, за комидой* [comida - трапеза (исп.)] последовала сиеста - наевшись, испанцы разлеглись в узкой тени кустов и захрапели, лежа на спине, с южной стойкостью не замечая вьющихся над приоткрытыми ртами мух.

Хорнблоуэр не ел и не спал. Он спешился, лошадь поручил Брауну и, кипя злобой, заходил взад-вперед по гребню, глядя на Росас. Он написал адмиралу записку, где старательно объяснял причину задержки - тем более старательно, что не хотел показаться офицером, которому всюду мерещится опасность. Ответ его взбесил. Нельзя ли, спрашивал Лейтон, штурмовать крепость с имеющимся пятью сотнями людей? Где генерал Ровира? Вопрос подразумевал, что Хорнблоуэр каким-то образом виновен в том, что Ровиры нет. Лейтон напоминал, что необходимо теснейшим образом сотрудничать с испанцами. Эскадра не сможет долго снабжать союзников провиантом. Хорнблоуэру предписывалось тактично намекнуть полковнику Кларосу, чтоб тот изыскал способ кормить своих людей сам. Высадка десанта должна достичь поставленной цели, однако ни в коем случае не следует предпринимать рискованных действий. В теперешних обстоятельствах записка Лейтона была пустой писаниной, однако трибунал вполне может счесть ее исключительно здравой и разумной.

- Прошу прощения, сэр, - внезапно сказал Браун. - Лягушатники вышли из города.

Вздрогнув, Хорнблоуэр взглянул на Росас. Из крепости выползали три длинные змеи, три войсковых колонны разворачивались на равнине, по одной из города, цитадели и форта Тринидад. Хриплый крик испанских дозорных возвестил, что и они увидели: маленький отряд, бросив наблюдательный пост, во весь опор мчался к рассыпанному по плато испанскому войску. Хорнблоуэр целых две минуты не мог оторвать взгляд от города: колонны не кончались, но все вытягивались и вытягивались. Две направлялись к ним, третья, та, что из цитадели, сворачивала направо, с явным намереньем отрезать испанцам путь вглубь материка. Хорнблоуэр различал блеск ружей. Колонны все не кончались - в каждой должно быть не меньше тысячи солдат. Испанцы, сообщившие, что гарнизон насчитывает едва ли две тысячи человек, обманули, как и во все остальном.

Подскакал Кларос с адъютантами и взглянул на равнину. Ему хватило минуты: его спутники тут же указали пальцами на огибающую с фланга колонну. Он развернул лошадь и поскакал прочь. На мгновение они с Хорнблоуэром встретились взглядами - хотя англичанин, как и прежде, не прочел ничего в испанских глазах, намерение он угадал. Если Кларос поспешит в горы, бросив британцев, он успеет скрыться - именно это он и выбрал. Даже если каталонцы могут сдержать трехтысячное французское войско, они не станут прикрывать отступление - бессмысленно и просить.

Десанту придется полагаться на собственные силы, и времени в обрез. Хорнблоуэр вскарабкался на лошадь и поскакал за Кларосом - головы французских колонн уже выползли далеко на равнину и готовились штурмовать крутые склоны возвышенности. Поравнявшись с пехотинцами, которых майор Лайрд уже построил в шеренги, Хорнблоуэр перешел на рысь. Нельзя обнаруживать тревогу или поспешность - это только напугает людей.

Предстояло нелегкое решение. Очевидно, разумнее бросить все - пушки, припасы - и вести людей к берегу. Потерю десяти двадцатичетырехфунтовых пушек, боеприпасов и провианта восполнить легче, чем потерю даже нескольких опытных моряков. Подчинись Хорнблоуэр здравому смыслу, он бы погрузил своих людей на корабли раньше, чем подоспеют французы. Однако практические соображения часто приходится отодвигать на второй план. Бегство к кораблям, брошенные пушки - это необратимо подорвет в команде боевой дух, отступление с боем при малых потерях - напротив, поднимет. Утвердившись в принятом решении Хорнблоуэр остановил лошадь рядом с майором Лайрдом.

- Через час тут будут три тысячи французов, Лайрд, - сказал он тихо. - Вы должны сдержать их, пока мы загрузим пушки и боеприпасы.

Лайрд кивнул. Он был рыжий, как многие шотландцы полноватый и краснолицый, треуголка его сползла на затылок, он поминутно утирал с лица пот жуткого цвета лиловым шелковым платком, как нарочно подобранного к алому мундиру и перевязи.

- Так точно, - сказал он. - Сдержим.

Хорнблоуэр последний раз окинул взглядом двойной строй пехотинцев, простые загорелые лица под киверами, белые перекрестья портупей. Спокойные, дисциплинированные - эти ребята не подведут. Он пришпорил тощую лошаденку и рысью поскакал по дороге. Вот и Лонгли, едет навстречу.

- Поезжайте на берег, Лонгли. Скажите адмиралу, что придется грузить людей и припасы. Попросите его приготовить шлюпки.

Испанцы уже в беспорядке двигались по тропе вглубь материка. Испанские унтер-офицеры собирали отстающих, британские унтер-офицеры в растерянности наблюдали, как те отвязывают лошадей.

- Прекратить! - заорал Хорнблоуэр, судорожно подыскивая испанские слова. - Лошади останутся нам. Эй, Шелдон, Дрейк, привяжите лошадей обратно. Браун, скачи дальше. Скажи всем офицерам, чтоб испанцев не задерживать, но ни мула, ни лошади им не отдавать.

Испанцы угрюмо переглянулись. В разграбленной французами Каталонии вьючные и гужевые животные на вес золота. Последний из испанских партизан знает, что, лишившись лошадей и мулов, будет голодать в следующем походе. Однако британские моряки уступать не собирались - они уже вытаскивали пистолеты и сабли. Испанцы, видя, что французская колонна скоро отрежет им путь, смирились и отступили. Хорнблоуэр пришпорил усталую лошадь и поехал дальше. По его приказу пушки, которые с таким трудом втащили наверх, теперь разворачивали обратно. Он доехал до устья узкой расщелины и спустился к берегу. Тихое послеполуденное море отливало лазурью, вдалеке три корабля мирно покачивались на якорях, шлюпки огромными жуками ползли по эмалевой глади к полоске золотистого песка.

Ощутительно стрекотали кузнечики. На берегу матросы грузили бочки с солониной и мешки с сухарями. С этим отлично справится Кавендиш. Хорнблоуэр развернул лошадь и поскакал наверх. На краю обрыва уже собирались матросы с вьючными мулами. Хорнблоуэр распорядился разгружать и вести мулов обратно к пушкам, сам же поскакал дальше.

Уже в полумиле от расщелины он наткнулся на первую пушку. Эти полмили дорога имела довольно крутой уклон от берега, люди и лошади с усилием тащили вверх чугунную махину. При виде Хорнблоуэра матросы закричали "ура!"; он помахал шляпой и постарался выпрямиться в седле, как заправский ездок. Хорошо хоть Браун сидит в седле еще хуже, по сравнению с ним любой покажется наездником. Вдалеке щелкали выстрелы, неестественно громкие в нагретом воздухе - это Лайрд отстреливался от наступающих французов.

Хорнблоуэр поехал дальше, Браун и Лонгли за ним, мимо моряков, волокущих по крутым склонам тяжелые пушки, туда, где стреляли. В одном месте он увидел брошенные испанцами ядра. До корабля их не дотащить - придется оставить. Неожиданно для себя он оказался на месте боевых действий. Здесь каменистое нагорье состояло из череды бугров и западин, густо заросших кустарником. Несмотря на стрельбу, кузнечики стрекотали все так же громко. Лайрд построил своих людей за невысокой грядой, сам же стоял на каменной глыбе. В одной руке у него был лиловый носовой платок, в другой - обнаженная шпага. Кругом свистели пули, тем не менее, вид у Лайрда был самый что ни на есть довольный, и на Хорнблоуэра он поглядел словно художник, которого отвлекли от созидания шедевра.

- Все в порядке? - спросил Хорнблоуэр.

- Так точно, - отвечал Лайрд и нехотя добавил. - Посмотрите сами.

Хорнблоуэр слез с лошади, вскарабкался на глыбу и осторожно утвердился на скользком камне рядом с майором.

- Мы имеем возможность наблюдать, - наставительно сообщил Лайрд, - что на пересеченной местности организованному войску следует держаться дороги. Разрозненные отряды быстро теряют направление, а колючая растительность как нельзя лучше препятствует перемещениям.

С глыбы Хорнблоуэр видел зеленое море - почти непроходимые средиземноморские "маки" * [maquis - в средиземноморских странах - густые колючие заросли, состоящие преимущественно из терновника, мирта, земляничного дерева и вереска.], среди которых еле-еле угадывались алые мундиры морских пехотинцев. То там, то сям плыли по воздуху дымки от выстрелов. На противоположном склоне кусты шевелились и тоже плыли дымки. Хорнблоуэр видел белые лица, синие мундиры, а временами и белые штаны продиравшихся сквозь заросли французов. Дальше была дорога, и по ней двигалась пехотная колонна. Над головой у Хорнблоуэра просвистели две-три ружейные пули.

- Мы здесь в полной безопасности, - продолжал Лайрд - пока неприятель не обошел нас с фланга. Поглядев направо, мы можем видеть, что по параллельной дороге наступает французский полк. Как только он дойдет вот до того тернового куста, мы должны будем отступить на другую позицию. К счастью, дорога эта представляет собой всего лишь козью тропу неопределенного направления. Возможно, она вовсе и не выведет к этому терновому кусту.

Хорнблоуэр взглянул туда, куда указывал Лайрд, и увидел цепочку движущихся киверов, цепочка изгибалась, подтверждая слова Лайрда, что там не дорога, а всего лишь узкая тропинка. Мимо опять просвистела пуля.

- Французы, - заметил Лайрд, - стреляют еще хуже, чем в Меде, где я имел честь служить под началом сэра Джона Стюарта. Они вот уже полчаса безуспешно пытаются в меня попасть и явно не попадут. Однако теперь, когда нас двое, их шансы удвоились. Я бы посоветовал вам, сэр, слезть с камня и проследить, чтоб колонна двигалась побыстрее.

Они скрестили взгляды. Хорнблоуэр отлично знал, что прикрывать отступление - дело Лайрда, и, поскольку тот отлично справляется, нечего ему мешать. Не слезал же он потому, что боялся показаться трусом. Тут пуля чуть не сбила с него треуголку - он еле успел подхватить.

- Та колонна, - спокойно заметил Лайрд, - приближается к терновому кусту. Должен официально просить вас, сэр, - он растянул длинное слово, так что получилось "офиссиа-а-ально", - вернуться на дорогу до того, как я скомандую отступать. Передислокация будет происходить по необходимости поспешно.

- Очень хорошо, майор. - Хорнблоуэр против воли улыбнулся и по возможности достойно сполз с камня. Он сел на лошадь и рысью поскакал по дороге. Сняв треуголку, он не без гордости обнаружил, что пуля пробила золотой позумент и прошла в двух дюймах от головы - а ведь он ничуть не испугался.

Там, где дорога взбиралась на очередной перевал, он снова натянул поводья - выстрелы за спиной щелкали чаще.

Он подождал. На дороге появились бегущие пехотинцы с капитаном Моррисом во главе. Не обращая на Хорнблоуэра внимания, они рассыпались в кустах по сторонам дороги, ища откуда удобнее будет прикрывать отступление товарищей. Затрещали выстрелы, и на дороге появились остальные пехотинцы, впереди майор Лайрд, позади молодой лейтенант и еще человек шесть отстреливались предупредительными выстрелами.

Убедившись, что отступление прикрыто надежно, Хорнблоуэр поехал туда, где у подножия склона застряла последняя пушка. Усталые лошади оступались на каменистой почве, копыта их скользили. Матросы и понукали, и сами тянули, но их было всего шестеро, а не пятьдесят, как на пути сюда. Пришлось им подсунуть под колеса ломы и так фут за футом выталкивать пушку, напряженные голые спины - рубахи скинули почти все - лоснились от пота. Хорнблоуэр ломал голову, что бы им такое сказать.

- Давай, налегай, ребята. У Бони нет таких славных пушечек. Не позволим, чтоб из-за даго они достались ему в подарок на день рождения.

Испанская колонна длинным червем взбиралась по крутому склону столовой возвышенности. Хорнблоуэр провожал их ненавидящим взглядом. Испанцы! Гордый народ, которому гордость не мешает выпрашивать подачки, который люто ненавидит чужестранцев и почти так же - соотечественников. Этот народ невежествен, доведен до нищеты дурными правителями, промотавшими богатства, которыми щедро одарила природа этот благодатный край. Такая Испания неизбежно привлекает завоевателей, и если французы еще не покорили ее, за это надо благодарить англичан. Со временем распри между либералами и консерваторами разорвут страну на куски, и в это смутное время европейские державы, сговорившись, поспешат расхватать, что плохо лежит. Столетия гражданских войн и вторжения извне ждут Испанию, если испанцы не наведут порядок в собственном доме.

Хорнблоуэр с трудом оторвался от абстрактных рассуждений и постарался вернуться к проблемам более насущным. Надо было отослать освободившихся вьючных мулов к пушкам, перераспределить усталых людей, быстрее перетащить оставшийся груз: беспорядочная стрельба позади напоминала, что его люди несут потери, чтоб этот самый груз не достался неприятелю. Решительно запретив себе сомневаться - а стоит ли игра свеч - Хорнблоуэр ударом шпор погнал по дороге обессилевшую лошадь.

По крайней мере половина пушек была уже на берегу - спустить их по расщелине на песок будет уже не так трудно, - остальные быстро приближались к устью расщелины, с берега все припасы перегрузили в шлюпки, и первую пушку затаскивали на понтон. Распоряжавшийся работой Кавендиш повернулся к Хорнблоуэру.

- Как быть с лошадьми и мулами, сэр?

Перевезти в шлюпках сто пятьдесят животных не легче чем перевезти пушки, да и на борту с ними хлопот не оберешься. Однако нельзя допустить, чтоб они достались французам - сейчас в Испании это самый дорогой трофей. Разумнее всего было бы заколоть их на берегу. Однако ценность их слишком велика. Если погрузить их на корабли, можно позднее передать их испанцам. А жуткая бойня на берегу подействовала бы на матросов хуже, чем беспорядочное бегство. Кормить животных можно сухарями - судя по их виду, им и это покажется отличной кормежкой. Проблема питьевой воды тоже разрешима. Лайрд надежно прикрывает отступление, солнце быстро садится за столовой возвышенностью.

- Пошлите их на борт с другими припасами, - сказал Хорнблоуэр помолчав.

- Есть, сэр, - отозвался Кавендиш, не подавая виду, о чем думает - думать же он мог только о том, что легче затащить в шлюпки и поднять на борт пушки, чем мулов.

Погрузка продолжалась. Одна из пушек, со свойственной ее племени злокозненностью, по пути через расщелину свалилась с лафета, но матросы не растерялись - ломами столкнули железную махину на песок и покатили, как бочку, на понтон и дальше в барказ. Корабельными талями ее можно будет без труда уложить на лафет. Хорнблоуэр слез с лошади, и матросы повели ее к шлюпке, сам же пешком поднялся на вершину обрыва, выбрал место, откуда видел и берег, и устье расщелины, где укрепился Лайрд.

- Беги к майору Лайрду, - приказал он Брауну, - и скажи: все уже на берегу.

Тут все начало меняться очень быстро. Видимо, когда Браун подбежал к пехотинцам, те уже отступали, торопясь занять позицию на краю обрыва, примерно там же, где стоял сам Хорнблоуэр. Французы следовали по пятам - Хорнблоуэр видел, как мельтешат в кустах синие мундиры. Выстрелы гремели, не умолкая.

- Берегитесь, сэр! - закричал вдруг Лонгли. Он сильно толкнул капитана вбок, так что тот, чуть не упав, спрыгнул с большого плоского камня. Над головой у него просвистели две или три пули. В то же мгновение он увидел, что человек пятьдесят французов бегут к нему: они были между ним и ближайшими морскими пехотинцами. Единственный путь к отступлению лежал через обрыв, и решаться надо было немедленно.

- Сюда, сэр! - завопил Лонгли. - Вниз!

Он спрыгнул на узкий карнизик и замахал Хорнблоуэру руками. Двое солдат бежали со штыками наперевес, один что-то выкрикивал, но что, Хорнблоуэр не разобрал. Он прыгнул вслед за Лонгли на узкую приступочку футах в десяти под обрывом, едва не промахнулся и с трудом устоял над стофутовой пропастью. Лонгли поймал его за руку и, отклонившись назад, принялся сосредоточенно и до жути спокойно разглядывать предстоящий спуск.

- Лучше сюда, сэр, видите тот куст? Если до него доберемся, значит, спустимся. Оттуда идет что-то вроде расщелины вон к той, побольше. Можно я первый, сэр?

- Да, - сказал Хорнблоуэр.

Над головой прогремел выстрел. Пуля пролетела так близко, что щеку обдало ветром - французы стреляли, перегнувшись через край обрыва. Лонгли собрался с духом и прыгнул, проехался в облаке пыли вместе с лавиной щебня и уцепился за куст, на который показывал Хорнблоуэру. Осторожно нащупав опору для ног, он вновь позвал капитана. Хорнблоуэр уговаривал себя, что надо прыгать, и никак не мог решиться. Еще пуля - на этот раз она ударила в карниз у его ног. Повернувшись лицом к обрыву, Хорнблоуэр тяжело сполз с карниза и заскользил вниз, чувствуя, как рвется о камни одежда. Он въехал в куст, с треском ломая ветки, и судорожно вцепился, ища, на что бы встать.

- Сюда, сэр. Хватайтесь рукой за этот камень. Ногу ставьте в трещину. Нет! Не эту ногу! Другую!

От волнения голос у Лонгли срывался на писк, как у летучей мыши, он сам полз по склону и одновременно советовал капитану, куда перехватывать руки и переставлять ноги. Хорнблоуэр висел на обрыве, как муха на оконном стекле. Руки и ноги ныли от напряжения после бессонной ночи и трудного дня. Пуля попала в камень между ним и мичманом, отскочивший камешек больно ударил в колено. Хорнблоуэр поглядел вниз: голова у него закружилась. Сейчас бы отпустить руки и падать, падать навстречу скорой смерти.

- Сюда, сэр! - звал Лонгли. - Осталось немного, сэр. Не смотрите вниз!

Хорнблоуэр с трудом очнулся. Следуя советам Лонгли, он перехватил руки, нащупал ногой следующую зацепку. Дюйм за дюймом они карабкались вниз.

- Минуточку, - сказал Лонгли. - Вы в порядке, сэр? Тогда подождите здесь, пока я разведаю.

Хорнблоуэр припал лицом к обрыву и замер, изнемогая от страха и усталости. Тут Лонгли снова позвал.

- Все в порядке, сэр. Только один нехороший кусок. Поставьте ногу на этот уступчик, сэр, где трава.

Предстояло миновать выпирающий из стены камень; в какую-то ужасную секунду Хорнблоуэр не нашел опоры и вынужден был, стоя на одной ноге и цепляясь правой рукой, перехватывать левую.

- Они нас здесь не видят, сэр. Можно немного отдохнуть, если хотите, - заботливо сказал Лонгли.

Хорнблоуэр лежал в узкой ложбинке на склоне, ощущая блаженную расслабленность. И вдруг он вспомнил все: свое достоинство, кипящую на берегу работу, бой на вершине обрыва. Он сел и поглядел вниз: карниз был довольно широкий, и он мог это делать, не боясь, что закружится голова. Вечер сгущался, пушек на берегу не было, в шлюпки загружали последних мулов. Пальба наверху стихла: то ли французы отчаялись, то ли собирают силы для нового наступления.

- Вперед, - резко сказал Хорнблоуэр.

Дальше спускаться было легко. Они то съезжали, то карабкались вниз, пока не ощутили под ногами долгожданный песок. Неизвестно откуда возник встревоженный Браун и, увидев капитана, просиял. Кавендиш наблюдал за отправкой последнего тендера.

- Очень хорошо, мистер Кавендиш. Можете грузить матросов. Прислали шлюпки для прикрытия?

- Да, сэр.

Почти стемнело. В сумерках морские пехотинцы спускались по расщелине на песок. Последними в этот день стреляли погонные четырехфунтовые пушки с барказов, которые стояли, уткнувшись носами в песок, пока последние солдаты бежали к ним по воде. Длинные алые языки пламени озарили высыпавших на берег французов, картечь ударила в плотную человеческую массу, закричали, падая, люди, и слышать это было отрадно.

- Очень удовлетворительная операция, - сказал майор Лайрд - он сидел на кормовом сиденье барказа рядом с Хорнблоуэром.

Отупевший от усталости Хорнблоуэр склонен был согласиться, хотя и дрожал от холода. Он промок, пока залезал в барказ, руки саднило от царапин и ссадин, а другие части тела так натерло седлом, что казалось, он сидит на горящих угольях. Матросы гребли к кораблю, от которого доносилось непривычное конское ржание и пахло конюшней.

Хорнблоуэр, спотыкаясь, поднялся на борт, державший фонарь боцманмат удивленно уставился на порванную одежду и белое от усталости лицо. Глядя перед собой невидящими глазами, Хорнблоуэр прошел мимо лошадей и мулов, привязанных за головы и ноги к рымболтам, к себе в каюту. Надо написать рапорт адмиралу - нет, он сделает это утром. Палуба, казалось, ритмично вздымалась и падала под ногами. Полвил был в каюте, на освещенном свечами столе ждала еда, но Хорнблоуэр потом не вспомнил, чтобы что-нибудь ел. Он смутно припоминал, что Полвил помог ему раздеться, но вот что отпечаталось в памяти совершенно отчетливо, так это слова Полвила, спорившего за закрытой дверью с часовым. - Хорни не виноват, - наставительно внушал Полвил. И тут Хорнблоуэр провалился в сон. Спал он крепко, хотя даже во сне не отпускали саднящая боль, ломота во всем теле и память пережитых испытаний. Хуже всего был мучительный страх на обрыве.