Джозеф Конрад "Тайфун": 5

5

Он ждал. Машины вращались перед ним с медлительным напряжением и в момент, предшествующий бешеному прыжку, останавливались при крике мистера Раута: "Внимание, Биль!" Они застывали в разумной неподвижности, приостановленные на ходу, и тяжелый коленчатый вал прекращал свое вращение, как будто сознавая опасность и бег времени. Затем старший механик кричал: "Теперь пускай!" - раздавался свистящий звук, словно дыхание сквозь стиснутые зубы, и машины снова принимались за прерванную работу.

В их движениях были осторожная, мудрая прозорливость и осмысленная огромная сила. Да, то была их работа - это терпеливое движение обезумевшего судна среди разъяренных волн, прямо навстречу ветру. Иногда мистер Раут опускал подбородок на грудь и, сдвинув брови, погруженный в размышления, следил за машинами.

Голос, отгонявший вой урагана от уха Джакса, заговорил:

- Возьмите с собой матросов... - и неожиданно оборвался.

- Что я могу с ними сделать, сэр?

Внезапно раздался резкий, отрывистый, требовательный звон. Три пары глаз обратились к циферблату телеграфа: стрелка прыгнула от "Полный ход" к "Стоп", словно повернутая дьявольской рукой. И тогда три человека в машинном отделении почувствовали, что судно остановилось, странно осело, как будто готовясь к отчаянному прыжку.

- Остановить! - заревел мистер Раут.

Один только капитан Мак-Вир на мостике видел белую полосу пены, движущейся на такой высоте, что он не мог поверить своим глазам; но никому не суждено было знать высоту этой волны и страшную глубину пропасти, вырытой ураганом позади надвигающейся водной стены.

Она ринулась навстречу судну, и "Нянь-Шань", приостановившись, поднял нос и прыгнул. Пламя во всех лампах уменьшилось; в машинном отделении потемнело; одна лампа погасла. С раздирающим треском и яростным ревом тонны воды обрушились на палубу, как будто судно проносилось у подножия водопада.

Там, внизу, люди, ошеломленные, посмотрели друг на друга.

- Все смыто из конца в конец! - крикнул Джакс.

Судно нырнуло вниз, в бездну, словно бросаясь за пределы вселенной. Машинное отделение угрожающе наклонилось вперед, как внутреннее помещение башни, покачнувшейся при землетрясении. Страшный грохот падающих железных предметов донесся из топки. Судно довольно долго висело на этом жутком откосе. Биль упал на колени и пополз, точно намеревался на четвереньках вылететь из машинного отделения, а мистер Раут медленно повернул голову с остановившимися, запавшими глазами и отвисшей челюстью. Джакс закрыл глаза, и на секунду его лицо стало безнадежно спокойным и кротким, как лицо слепого.

Наконец судно медленно поднялось, шатаясь, словно ему приходилось тащить на себе гору.

Мистер Раут закрыл рот, Джакс моргнул, а маленький Биль поспешно поднялся на ноги.

- Еще одна такая волна - и судну конец! - крикнул старший механик.

Он и Джакс посмотрели друг на друга, и одна и та же мысль мелькнула у них: капитан! Должно быть, все снесено за борт: рулевая рубка смыта; судно - как бревно. Сейчас все будет кончено.

- Бегите! - хрипло крикнул мистер Раут, глядя на Джакса широко раскрытыми, испуганными глазами.

Тот ответил ему нерешительным взглядом.

Звук сигнального гонга тотчас же их успокоил. Черная стрелка перепрыгнула со "Стоп" на "Полный ход".

- Теперь пускай, Биль! - крикнул мистер Раут.

Тихо зашипел пар. Штоки поршней опускались и поднимались. Джакс приложил ухо к рупору. Голос ждал его. Он сказал:

- Подберите все деньги. Сделайте это сейчас. Вы мне нужны здесь, наверху.

Это было все.

- Сэр! - позвал Джакс.

Ответа не было.

Шатаясь, он пошел, как человек, потерпевший поражение на поле битвы. Каким-то образом он рассек себе лоб над левой бровью, рассек до кости. Об этом он и понятия не имел: волны Китайского моря - из них каждая могла сломать ему шею - прошли над его головой, очистили, промыли и просолили рану. Она не кровоточила, а только разевала красный зев; эта рана над глазом, растрепанные волосы, беспорядок в одежде придавали ему вид человека, побывавшего в кулачном бою.

- Должен идти собирать доллары, - жалобно улыбаясь, сообщил он мистеру Рауту.

- Это еще что такое? - раздраженно спросил мистер Раут. - Собирать?.. Мне нет дела!..

Потом, дрожа всем телом, он заговорил подчеркнуто отеческим тоном:

- Ради бога, убирайтесь теперь отсюда. Вы - палубная публика - сведете меня с ума! Там этот второй помощник накинулся на старика... Вы не знали? Вы, ребята, сбиваетесь с толку, потому что вам делать нечего...

При этих словах Джакс обнаружил в себе первые признаки гнева. Делать нечего? Как бы не так!.. Пылая злобой на старшего механика, он повернулся, чтобы уйти тою же дорогой, какой пришел. В кочегарке толстый машинист вспомогательной машины безмолвно, словно у него вырезали язык, возился со своей лопатой, но второй механик держал себя, как шумный неустрашимый маньяк, сохранивший способность поддерживать огонь под котлами.

- Здорово, блуждающий помощник! Эй!.. Помогите мне избавиться от этой золы! Она меня здесь совсем придушила. Черт бы ее побрал! Эй, помните устав: "Матросы и кочегары должны помогать друг другу"! Эй! Вы слышите?

Джакс бешено карабкался наверх, а механик, подняв голову, орал ему вслед:

- Говорить разучились? Чего вы суете сюда нос? Что вам нужно?..

Джакс был взбешен. К тому времени, как он вернулся к матросам в темный проход, злоба его дошла до таких пределов, что он готов был свернуть шею всякому, кто откажется идти за ним. Одна мысль об этом приводила его в отчаяние. Он отказываться не мог. И они не должны.

Стремительность, с какой он ворвался к ним, произвела на них впечатление. Их уже раньше взволновало и испугало его появление и исчезновение, его порывистые, злобные движения. Они, пожалуй, не видели его, а лишь чувствовали его присутствие, и он казался им внушительным, занятым делами, не терпящими отлагательств, - вопросом жизни и смерти. По первому же его слову они послушно полезли один за другим в угольную яму, тяжело падая вниз.

Они не уяснили себе, что нужно делать.

- Что такое? Что такое? - спрашивали они друг друга.

Боцман попробовал объяснить. Шум в трюме удивил их, а мощные удары, гулко отдающиеся в черной яме, напомнили о грозившей им опасности. Когда боцман распахнул дверь, казалось, вихрь урагана, прокравшись сквозь железные бока судна, закрутил, как пыль, все эти тела; навстречу рванулись неясный рев, замирающие вопли и топот ног, все это сливалось с грохотом моря.

Секунду они толпились в дверях и с изумлением таращили глаза. Джакс грубо растолкал их. Он ничего не сказал, а просто ринулся вперед.

Кучка кули на трапе, пытавшаяся пробраться с опасностью для жизни через задраенный люк на затопленную палубу, сорвалась, как и в первый раз, и Джакс исчез под ними, словно застигнутый обвалом.

Боцман отчаянно заорал:

- Сюда! Помогите вытащить помощника. Его растопчут! Сюда!

Они бросились вперед, наступая на лица, на животы, на пальцы, путаясь ногами в куче тряпья, спотыкаясь о поломанные доски; но раньше чем они успели до него добраться, Джакс вынырнул, скрытый до пояса множеством цепляющихся рук.

- Оставьте меня в покое, черт бы вас побрал! Я целехонек! - взвизгнул Джакс. - Гоните их вперед! Пользуйтесь моментом, когда судно накреняется! Вперед! Гоните их к переборке. Напирайте!

Матросы заполнили кишевшее людьми межпалубное пространство. Казалось, в кипящий котел плеснули холодной воды. Смятение на секунду затихло.

Китайцы смешались в сплоченную массу, матросы, сцепившись руками и воспользовавшись креном судна, отбросили ее вперед, словно сплошную твердую глыбу. А за спинами матросов отдельные тела и маленькие группы китайцев перекатывались из стороны в сторону.

Боцман обнаружил чудовищную силу. Раскинув длинные руки и уцепившись огромными лапами за столбы, он остановил натиск семи переплетенных китайцев, катившихся, как валун. Суставы его затрещали; он сказал: "Ха!" - и китайцы разлетелись в разные стороны. Но плотник проявил больше сообразительности. Никому не сказав ни слова, он вышел в проход и принес оттуда цепи и веревку, из которых изготовлялись поручни.

Никакого сопротивления они, в сущности, не встретили. Борьба, с чего бы она ни началась, превратилась в свалку, вызванную паническим страхом. Кули бросились подбирать свои рассыпавшиеся доллары, но потом дрались только за то, чтобы устоять на ногах. Они хватали друг друга за горло, чтобы их самих не свалили с ног. Тот, кому удалось за что-нибудь ухватиться, брыкался, отбиваясь от людей, цеплявшихся за его ноги, пока набежавший вал, ударивший о судно, не швырял их всех вместе на пол.

Появление белых дьяволов вызвало ужас. Они пришли, чтобы убить? Оторванный от толпы человек словно обмякал в руках матросов. Иные, которых оттащили в сторону за ноги, лежали, как мертвецы, широко раскрыв остановившиеся глаза. То здесь, то там какой-нибудь кули падал на колени, словно моля о пощаде; многие только из страха становились непокорными, их били крепкими кулаками по переносице, и они съеживались; пострадавшие легко уступали грубым рукам; не жалуясь, они только быстро моргали. Кровь струилась по лицам; с бритых голов была содрана кожа, виднелись ссадины, синяки, рваные раны, порезы. В них повинен был главным образом битый фарфор из сундучков. То здесь, то там китаец с обезумевшими глазами и расплетенной косой поглаживал окровавленную подошву.

Их согнали в тесные ряды, а сначала задали встряску, чтобы привести к повиновению, угостили для успокоения чувств несколькими затрещинами, подбодрили грубоватыми словами, которые звучали, как злые посулы. Они сидели рядами, жалкие, обмякшие, а плотник с двумя матросами сновал взад и вперед, натягивая и укрепляя спасательные веревки.

Боцман, обхватив рукой и ногой столб, прижимал к груди лампу, стараясь ее разжечь, и все время ворчал, как усердная горилла. Матросы то и дело наклонялись, словно подбирая колосья, и все добро было выброшено в угольную яму: одежда, разбитые доски, осколки фарфора и доллары, рассованные по карманам. То один, то другой матрос, шатаясь, тащился к дверям с охапкой всякого хлама, а страдальческие косые глаза следили за его движениями.

Когда судно ныряло, длинные ряды сидящих небожителей наклонялись вперед, а при каждом сильном крене бритые головы их стукались одна о другую. Когда на секунду замер на палубе шум стекающей воды, Джаксу, еще дрожавшему после физического напряжения, почудилось, что здесь, внизу, в этой безумной схватке, он каким-то образом поборол ветер: молчание опустилось на судно, и в этом молчании слышались оглушительные удары волн.

Межпалубное пространство было очищено от всех "обломков крушения", как говорили матросы. Они стояли, выпрямившись и покачиваясь над рядом поникших голов. То тут, то там какой-нибудь кули, всхлипывая, ловил ртом воздух. Когда падал на них свет, Джакс видел выпяченные ребра одного, желтое серьезное лицо другого, согнутые шеи; или встречал тусклый взгляд, остановившийся на его лице. Его удивило, что не оказалось трупов; но эти люди как будто находились при последнем издыхании, и он жалел их сильнее, чем если бы все они были мертвы.

Вдруг один из кули заговорил. По временам свет падал на его худое, напряженное лицо; он вскинул голову вверх, словно лающая гончая. Из угольной ямы доносились стук и звяканье рассыпавшихся долларов. Китаец вытянул руку, зияла черная дыра рта, а непонятные гортанные с присвистом звуки странно взволновали Джакса.

Еще двое заговорили. Джаксу казалось, что они злобно угрожают; остальные зашевелились, охая и ворча. Он приказал матросам выйти немедленно из трюма. Сам он вышел последним, пятясь к двери, а ворчанье перешло в громкий ропот, и руки простирались ему вслед, словно указывая на злодея. Боцман задвинул болт и нерешительно заметил:

- Как будто ветер стих, сэр.

Матросы рады были вернуться в проход. Втайне каждый из них думал, что в последнюю минуту может выбежать на палубу, и находил в этом утешение. Есть что-то страшное в мысли о том, что придется утонуть в закрытом помещении. Теперь, управившись с китайцами, они снова вспомнили о положении судна.

Джакс, выйдя из прохода, погрузился по шею в бурлящую воду. Он добрался до мостика и тут обнаружил, что может разглядеть неясные очертания предметов, как будто зрение его неестественно обострилось. Он видел слабые контуры. Они не вызывали в памяти знакомых очертаний "Нянь-Шаня"; он вспомнил нечто иное - старый расснащенный пароход, гниющий на глинистой отмели; он видел его несколько лет назад. "Нянь-Шань" походил на эту развалину.

Не было ни малейшего ветра, кроме слабого течения воздуха, вызванного нырянием судна. Дым, вылетавший из трубы, опускался на палубу, Джакс дышал им, пробираясь вперед. Он чувствовал осмысленную пульсацию машин, слышал слабые звуки, словно пережившие великий рев бури: стучали поломанные снасти, на мостике быстро перекатывался какой-то обломок. Он смутно различил коренастую фигуру своего капитана, раскачивающуюся на одном месте, как будто пригвожденную к доскам. Капитан держался за погнутые поручни. Неожиданное затишье угнетающе подействовало на Джакса.

- Мы покончили с этим, сэр, - задыхаясь, выговорил он.

- Я думал, что вы справитесь, - сказал капитан Мак-Вир.

- Думали? - буркнул Джакс.

- Ветер вдруг спал, - продолжал капитан.

Джакс взорвался:

- Если вы думаете, что это было легко...

Но капитан, уцепившись за поручни, пропустил его слова мимо ушей.

- Судя по книгам, самое скверное еще впереди...

- Среди них большинство были полумертвые от страха и морской болезни, иначе ни один из нас не выбрался бы оттуда живым, - сказал Джакс.

- Должен был поступить с ними по справедливости, - флегматично пробормотал Мак-Вир. - В книгах вы не все найдете...

- Я думаю, они набросились бы на нас, если бы я не приказал матросам поскорей убраться! - с жаром продолжал Джакс.

Раньше они надрывались от крика, но этот крик был не громче шепота: теперь же, в неподвижном воздухе, голоса их звучали очень громко и отчетливо. Им казалось, что они разговаривают в темной и гулкой пещере.

Через рваное отверстие в куполе облаков свет звезд падал в черное море, вздымающееся и опускающееся. Иногда верхушка водяного конуса рушилась на судно, смешиваясь с крутящейся пеной на затопленной палубе, а "Нянь-Шань" тяжело переваливался на дне круглой цистерны из облаков. Это кольцо густых паров, бешено вращающееся вокруг спокойного центра, окружало судно, подобно неподвижной сплошной стене, пугающей своим зловещим видом. В этом кольце море, казалось, сотрясалось изнутри, вздымалось остроконечными валами, которые наскакивали друг на друга и тяжело ударяли о борта судна; и тихий стонущий звук, бесконечная жалоба взбешенного шторма, слышался за пределами этого грозно притихшего круга. Капитан Мак-Вир молчал, и чуткое ухо Джакса уловило слабый протяжный рев какого-то огромного невидимого вала, набегающего под покровом густой тьмы, зловеще ограничивающей его кругозор.

- Конечно, - начал он злобно, - они подумали, что мы пользуемся случаем их ограбить. Ну еще бы! Вы сказали - соберите деньги. Легче сказать, чем сделать. Откуда они могли знать, что мы замышляем? Мы вошли, ворвались - прямо в самую гущу их. Пришлось брать их натиском.

- Раз дело сделано... - пробормотал капитан, не пытаясь взглянуть на Джакса. - Я должен был поступить по справедливости.

- Нам еще придется чертовски расплачиваться, - сказал Джакс, чувствуя себя глубоко обиженным. - Дайте им только оправиться, а тогда увидите. Они вцепятся нам в горло. Не забывайте, сэр, что теперь мы не на британском судне. Им это хорошо известно. Сиамский флаг.

- Тем не менее мы находимся на борту, - заметил капитан Мак-Вир.

- Опасность еще не миновала, - пророчески изрек Джакс, покачнувшись и хватаясь за поручни. - Судно разбито, - прибавил он слабым голосом.

- Опасность еще не миновала, - вполголоса подтвердил капитан Мак-Вир. - Присмотрите минутку за судном.

- Вы уходите с мостика, сэр? - быстро спросил Джакс, словно шторм, несомненно, должен был атаковать его, едва он останется один на мостике.

Он следил, как судно, избитое и одинокое, тяжело пробиралось среди диких декораций - черных водяных гор, освещенных блеском далеких миров. Оно двигалось медленно, выдыхая в самое сердце урагана избыток своей силы - белое облако пара - с глухим вибрирующим звуком; казалось, будто живое существо, стремясь возобновить поединок, посылало вызывающий трубный сигнал. Внезапно он смолк. В неподвижном воздухе поднялся стон. Над головой Джакса несколько звезд бросали лучи в колодезь черных паров. Чернильный край облачного диска, хмурясь, навис над судном, пробирающимся под клочком сияющего неба. И звезды пристально глядели на судно, словно в последний раз, и их блестящая гроздь казалась диадемой на хмуром челе.

Капитан Мак-Вир отправился в штурманскую рубку. Света там не было, но он почувствовал беспорядок в комнате, где привык жить. Его кресло было опрокинуто. Книги рассыпались по полу; под ноги попал кусок стекла. Он ощупью полез за спичками и нашел коробку на полке с высокой закраиной. Зажег спичку и, прищурив глаза, поднес огонек к барометру, все время кивавшему своей блестящей верхушкой из стекла и металла.

Барометр стоял низко, невероятно низко, так низко, что капитан Мак-Вир заворчал. Спичка потухла, и толстыми окоченевшими пальцами он поспешно достал другую.

Снова маленький огонек вспыхнул перед кивающей верхушкой барометра. Глаза капитана Мак-Вира сузились, внимательно вглядываясь в прибор, словно ожидая неуловимого сигнала. Физиономия его была серьезна; он походил на обутого в сапоги безобразного язычника, курящего фимиам перед капищем своего идола. Ошибки не было. Никогда, во всю свою жизнь, он не видел, чтобы барометр стоял так низко.

Капитан Мак-Вир тихонько свистнул. Он погрузился в размышления; огонек съежился в синюю искру, обжег его пальцы и погас. Может быть, барометр испортился!

Над диваном был привинчен анероид. Он повернулся к нему и снова зажег спичку: белый диск другого прибора многозначительно глянул на него с переборки, с видом, не допускающим возражений, словно равнодушие материи сделало непогрешимой мудрость людей. Теперь сомнениям не было места. Капитан Мак-Вир недовольно фыркнул и бросил спичку.

Значит худшее еще впереди, и если верить книгам, то это худшее окажется очень скверным. Испытания последних шести часов расширили его представление о том, какова может быть непогода. "Будет что-то ужасное", - мысленно произнес он. Зажигая спичку, он глядел только на барометр, но тем не менее увидел, что его графин и два стакана вылетели из своих подставок. Казалось, благодаря этому он глубже уяснил себе, какую качку вынесло судно. "Я бы этому не поверил", - подумал он. И письменный стол его был очищен: линейки, карандаши, чернильница - все вещи, имевшие свое определенное и надежное место, скатились, как будто чья-то злобная рука хватала их одну за другой и швыряла на мокрый пол. Ураган проник в его аккуратно прибранное жилище. Раньше этого никогда не случалось, и, несмотря на все свое хладнокровие, он почувствовал страх. А худшее еще впереди! Он был рад, что вовремя обнаружил беспорядки в межпалубном пространстве. Если судну все-таки суждено затонуть, оно пойдет ко дну, но на нем не будет людей, сражающихся между собой зубами и когтями. Это было бы отвратительно! И в этом чувстве капитана Мак-Вира было что-то человеческое и смутное понимание того, чему надлежит быть.

Эти мимолетные мысли были, однако, по существу своему тяжеловесны и медлительны, соответственно характеру этого человека. Он вытянул руку, чтобы положить коробку спичек в угол на полку. Там всегда лежали спички - по его приказанию. Это было давным-давно внушено стюарду: "Коробка - вот здесь, видите? Не в глубине... Чтобы я мог достать рукой. Может спешно понадобиться свет. На борту судна нельзя предугадать, что тебе может понадобиться. Вы это запомните".

И, конечно, сам он никогда не забывал класть коробку на прежнее место. Так поступил он и сейчас, но не успел отнять руку, как ему пришло в голову, что, быть может, не представится больше случай воспользоваться этой коробкой. Очень отчетливая мысль остановила его, и на бесконечно малую долю секунды его пальцы снова сжали коробку, как будто она являлась символом тех маленьких привычек, какие приковывают нас к утомительному колесу жизни. Наконец он выпустил ее из рук и, усевшись на диван, стал прислушиваться, не поднимается ли ветер.

Нет еще. Он слышал только шум воды, тяжелый плеск, глухие удары волн, со всех сторон беспорядочно осаждающих судно. Оно никогда не освободится от воды, заливающей палубу.

Но спокойствие в воздухе казалось напряженным и ненадежным, словно над головой капитана Мак-Вира висел на тонком волоске меч. И во время этой зловещей паузы шторм проник сквозь броню этого человека и разомкнул его уста. Один в непроглядно черной каюте, он заговорил, как бы обращаясь к другому существу, пробудившемуся в его груди.

- Я бы не хотел потерять судно, - сказал он вполголоса.

Он сидел, никем не видимый, отделенный от моря, от судна, изолированный, как бы оторванный от течения своей собственной жизни, где, конечно, не было места такой прихоти, как разговор с самим собой. Ладони его лежали на коленях, он пригнул короткую шею. Он тяжело дышал, поддаваясь странной усталости: он не подозревал, что эта усталость являлась результатом сильного душевного напряжения.

Со своего диванчика он мог дотянуться до дверцы умывального шкафа. Там должно быть полотенце. Да, хорошо... Он вынул его, обтер лицо и начал тереть мокрую голову. Он энергично вытирался в темноте; потом застыл, неподвижный, с полотенцем на коленях. На секунду спустилась глубокая тишина; никто не заподозрил бы, что в этой каюте сидит человек. Затем послышался шепот:

- Оно еще может выпутаться...

Когда капитан Мак-Вир порывисто поднялся, словно вдруг поняв, что отсутствовал слишком долго, и вышел на палубу, затишье продолжалось уже более пятнадцати минут - даже на него оно подействовало удручающе. Джакс, неподвижно стоявший на переднем конце мостика, сразу заговорил. Его голос, тусклый и напряженный, словно он говорил сквозь стиснутые зубы, растекался в темноте, снова сгустившейся над морем.

- Я сменил рулевого. Хэкет начал жаловаться, что ему пришел конец. Он улегся там, у рулевых приводов, и похож: на покойника. Сначала я никого не мог вытащить снизу, чтобы сменить беднягу. Я всегда говорил, что от боцмана никакого толку нет. Думал, мне придется идти самому и притащить за шиворот одного из них.

- А... Хорошо, - пробормотал капитан; он стоял, настороженный, подле Джакса.

- Второй помощник тоже там, в рулевой рубке. Держится за голову. Он разбился, сэр?

- Нет, рехнулся, - кратко сказал капитан Мак-Вир.

- А похоже, будто он ударился.

- Мне пришлось дать ему пинка, - объяснил капитан.

Джакс нетерпеливо вздохнул.

- Это налетит внезапно, - сказал капитан Мак-Вир, - вон оттуда, я думаю. Хотя все это одному богу известно. Книги годятся лишь на то, чтобы забивать вам голову и действовать на нервы. Будет скверно, вот и все. Если бы нам только удалось вовремя повернуть судно навстречу...

Прошла минута. Несколько звезд быстро мигнули и скрылись.

- А они там в безопасности? - неожиданно заговорил капитан, как будто молчание стало невыносимым.

- Вы говорите об этих кули, сэр? Я протянул там поперек веревку.

- Да? Хорошо придумано, мистер Джакс.

- Я... я не знал, что... вас интересует... - сказал Джакс; крен судна прерывал его речь, как будто кто-то дергал его, пока он говорил, - как я... справился с ними. Мы это сделали. А в конце концов, может быть, все это ни к чему.

- Я должен был поступить с ними по справедливости. Пусть у них будет столько же шансов, сколько у нас, черт возьми! Судно еще не затонуло. И без того скверно сидеть запертыми внизу во время шторма...

- Я тоже так думал, когда вы приказали мне, сэр, - мрачно сказал Джакс.

- И вдобавок они были бы искалечены! - продолжал с жаром капитан Мак-Вир. - Я не мог допустить этого на моем судне, даже если бы знал, что оно и пяти минут не продержится. Не мог допустить, мистер Джакс!

Глухой шум, словно крик, прокатившийся в скалистом ущелье, приблизился к судну и снова отступил. Последняя звезда, вспыхнув, увеличилась, как бы превращаясь в огненный туман, из которого образовалась; она боролась с глубокой, необъятной чернотой, нависшей над судном... и погасла.

- Сейчас начнется, - пробормотал капитан Мак-Вир. - Мистер Джакс!

- Здесь, сэр!

Они оба с трудом могли разглядеть друг друга.

- Судно должно пройти сквозь это и выйти с другой стороны. Просто и ясно. Сейчас не время заниматься стратегией штормов капитана Уилсона.

- Да, сэр!

- Его снова в течение нескольких часов будет заливать и трепать, - бормотал капитан. - Что еще с палубы может снести вода?.. Разве что вас или меня...

- Обоих, сэр, - задыхаясь, прошептал Джакс.

- Вы всегда торопитесь навстречу беде, Джакс, - попрекнул капитан Мак-Вир. - Хотя, конечно, второй помощник никуда не годится. Слышите, мистер Джакс? Вы останетесь один, если...

Капитан Мак-Вир оборвал фразу, а Джакс, озираясь по сторонам, молчал.

- Не давайте сбить себя с толку, - торопливо продолжал капитан. - Ведите судно навстречу. Пусть говорят все, что им угодно, но самые высокие волны идут по ветру. Навстречу, всегда навстречу, - вот единственный способ пробиться! Вы - молодой моряк. Ведите его навстречу. Вот все, что должен знать каждый моряк. Не теряйте хладнокровия.

- Да, сэр, - с замирающим сердцем прошептал Джакс.

В течение следующих нескольких секунд капитан говорил в рупор с машинным отделением и получил ответ.

Джакс почему-то почувствовал прилив уверенности, словно

к

нему донеслось теплое дуновение и придало ему сил встретить любую опасность. Отдаленный ропот, шедший из тьмы, коснулся его слуха. Джакс, полный неожиданной веры в себя, отметил его спокойно, как встречает человек, облаченный в надежную кольчугу, острие меча.

Судно упорно пробиралось среди черных холмов воды, расплачиваясь за жизнь этой жестокой качкой. Из недр его вырвался гул; белые клочья пара вылетели в ночь; а мысль Джакса кружилась, как птица, в машинном отделении, где мистер Раут, надежный парень, стоял наготове. Когда гул замер, ему показалось, что смолкли все звуки, спустилась мертвая тишина, и голос капитана Мак-Вира заставил его вздрогнуть.

- Что такое? Ветерок? - голос звучал громче, чем Джакс когда-либо слышал. - Это хорошо. Оно может еще выбраться.

Рев ветра приближался. Сначала можно было различить сонную жалобную песню, а вдали нарастал и ширился многоголосый вопль. Слышался бой многих барабанов, в нем звучала злобная вызывающая нота и что-то похожее на гимн марширующих толп.

Джакс уже не мог отчетливо видеть своего капитана. Тьма буквально громоздилась на судно. Он только угадывал его движения, заметил расставленные локти, вскинутую голову.

Капитан Мак-Вир пытался с непривычной торопливостью застегнуть верхнюю пуговицу своего непромокаемого пальто. Ураган, имеющий власть приводить в бешенство моря, топить суда, с корнем вырывать деревья, рушить крепкие стены и даже птиц прибивать к земле, настиг и этого молчаливого человека и ухитрился вырвать у него несколько слов. Раньше чем ветер с новой яростью устремился на судно, капитан Мак-Вир заявил раздраженным тоном:

- Мне бы не хотелось его потерять!

От этой неприятности он был избавлен.