Пришли
назад в Норвегию, в город Ставангер. Эти
моряки оказались благородными людьми и
приняли нас великолепно.
Меня
и Лома поместили в лучшей гостинице, яхту за
свой счет покрасили самой дорогой краской.
Да что там яхту, - белок и тех не забыли:
выписали на них документы, оформили как
груз, а потом приходят и спрашивают:
-
Чем прикажете кормить ваших милых животных?
А
чем их кормить? Я в этом деле ничего не
понимаю, никогда белок не разводил. Спросил
у Лома, тот говорит:
-
Точно не скажу, но, помнится, орехами и
сосновыми шишками.
И
вот, представляете, какая случайность: я
свободно объясняюсь по-норвежски, а вот эти
два слова забыл. Вертятся на языке, а
вспомнить не могу. Как отшибло. Думал, думал,
как быть? Ну и придумал: послал Лома вместе с
норвежцами в бакалейную лавочку.
-
Посмотрите, - говорю, - может быть и найдете
что подходящее.
Пошел
он. Потом вернулся, доложил, что все в
порядке: нашел, мол, и орехи и шишки. Меня,
признаться, несколько удивило, что в лавке
торгуют шишками, но, знаете, в чужой стране
чего не бывает! Может, думаю, для самоваров
или, там, елки украшать, мало ли для чего?
А
вечером прихожу на "Беду" - посмотреть,
как идет окраска, заглянул в трюм к белкам -
и чтобы вы думали! Лом ошибся, но до чего же
удачно ошибся!
Гляжу
- сидят мои белки, как на именинах, и за обе
щеки уплетают ореховую халву. Халва в
банках, и на каждой, на крышке, нарисован
орех. А с шишками еще лучше: вместо шишек
привезли ананасы. Ну и действительно, кто не
знает, легко может спутать. Ананасы, правда,
размером побольше, в остальном похожи, и
запах тот же. Лом там, в лавочке, как увидел,
ткнул пальцем туда-сюда, - вот оно так и
получилось.
Ну,
стали нас водить по театрам, по музеям,
показывать различные
достопримечательности. Показали, между
прочим, живую лошадь. Это у них большая
редкость. Ездят там на автомобилях, еще
больше ходят пешком. Пахали в то время
своими силами, вручную, так что лошади были
им ни к чему. Каких помоложе - повывезли,
постарше - так передохли, а которые остались,
так те стоят в зоопарках, жуют сено и
мечтают.
И
если выведут лошадь на прогулку, сейчас же
собирается толпа, все смотрят, кричат,
нарушают уличное движение. Все равно как у
нас пошел бы жираф по улице, так тоже, я
думаю, старшина не знал бы, какой свет на
светофоре зажигать.
Ну,
а нам лошадь не в диковинку. Я даже решил
удивить норвежцев: схватил ее за холку,
вскочил, пришпорил каблуками.
Норвежцы
ахнули, а на другое утро все газеты
поместили статью о моей храбрости и
фотографию: мчится лошадь вскачь и я на ней.
Без седла, китель расстегнулся, трепещет на
ветру, фуражка сбилась, ноги болтаются, а у
лошади хвост трубой...
После
я понял: неважная фотография, недостойная
моряка, но тогда сгоряча не обратил
внимания и был тоже доволен.
И
норвежцы остались довольны.
Вообще
нужно сказать, приятная эта страна. И народ
там хороший, такой, знаете, тихий народ,
приветливый, добродушный.
Я
там, в Норвегии, не раз, конечно, и прежде
бывал, и смолоду, помню, такой у меня вышел
случай.
Высадились
мы в одном порту, а оттуда мой путь лежал по
железной дороге.
Ну-с,
прихожу на станцию. Поезд не скоро. С
чемоданами гулять, прямо скажем, -
затруднительно и неудобно.
Разыскал
я начальника станции, спрашиваю:
-
Где тут у вас камера хранения?
А
начальник, славный такой старичок, развел
руками.
-
Извините, - говорит, - специального
помещения для хранения ручной клади у нас
не предусмотрено. Но это ничего, вы, -
говорит, - не стесняйтесь, оставьте, тут ваши
чемоданчики, они никому не помешают, уверяю
вас...
Вот
так-то. А недавно дружок мой оттуда прибыл. У
него, представьте, в поезде из купе увели
чемодан. Да что там говорить: многое
изменилось и в нравах и в обхождении. Ну как
же, знаете: в войну немцы там побывали -
новый порядок наводили. И сейчас посещают
страну разные просветители, поднимают
образ жизни на должную высоту. Ну и, конечно,
пообтерся народ, стал порасторопнее. Теперь
уж и там понимают, что где плохо лежит.
Культура!
Ну,
а в то время жили там еще по старинке. Тихо
жили. Но не все. Были и тогда в Норвегии люди,
так сказать, передовые, вкусившие от древа
познания добра и зла. Вот, допустим,
владельцы крупных магазинов, заведений,
фабрик. Эти и тогда понимали, где что плохо
лежит.
И
меня это тоже коснулось самым, так сказать,
непосредственным образом. Есть там фирма
одна - производит телефоны, радиоприемники...
Так вот, пронюхали эти фабриканты про мой
зуб и забеспокоились. Да и понятно: ведь
если все станут на зуб принимать, никто и
приемников покупать не будет. Урон-то какой!
Тут забеспокоишься. Ну, и решили недолго
думая завладеть моим изобретением, да и
моим зубом заодно. Сначала, знаете, так это,
по-хорошему, прислали деловое письмо с
предложением продать мой дефектный зуб. А я
рассудил, думаю: "С какой же стати?" Зуб
еще ничего, кусать можно, а что с дуплом, так
это уж, извините, мое дело. У меня вот один
знакомый есть, так он даже любит, когда зубы
болят.
-
Конечно, - говорит, - когда болят,
действительно и больно и неприятно, но зато,
когда пройдут, уж больно хорошо!
Да.
Ну, я ответил, что не продаю зуб, и все тут...
Так,
думаете, они успокоились? Как бы не так!
Решили выкрасть мой зуб. Появились какие-то
негодяи, ходят по пятам за мной, заглядывают
в рот, шепчутся... Ну и стало мне не по себе:
хорошо, как один зуб, так уж и быть, ну а как
для верности заберут совсем, с головой? Куда
я без головы пойду плавать?
Вот
я и решил уйти от греха. Запросил в порту
отправления инструкции по вопросу о белках,
а сам, чтобы защититься от злоумышленников,
принял особые меры: взял дубовую сходню,
один конец засунул под ворота пакгауза,
другой под дверь кубрика и приказал Лому
грузить "Беду" балластом.
Яхта
осела до фальшборта, сходня согнулась, как
пружина, одним только краешком держится под
дверью. Я перед сном осмотрел, проверил
готовность этого сооружения и спокойно
улегся спать. Даже вахту не выставил:
незачем. И вот, знаете, под утро пришли. Я
слышу осторожные шаги, скрип двери, потом
вдруг - трах! - сходня выскочила из-под двери,
разогнулась...
Я
выхожу - и вижу: подействовала моя
катапульта, да еще как! Тут на берегу была
радиостанция, так этих негодяев забросило
на самую верхушку, на мачту. Они там
зацепились штанами, висят и орут на весь
город.
Как
уж их снимали, не могу вам сказать - не видел.
Тут
как раз пришел и ответ из порта с
предписанием сдать белок в Гамбург. Был там
знаменитый зоопарк Гаденбека, так он скупал
различных зверей.
Я
вам уже имел случай докладывать о некоторых
преимуществах спортивного плавания. В
спортивном плавании сам себе хозяин: куда
хочешь, туда и идешь. А уж если связался с
грузом, тогда все равно как извозчик: вожжи
в руках, а везешь - куда прикажут.
Вот,
допустим, Гамбург. Да разве я пошел бы туда
по своей охоте! Чего я там не видел? Шуцманов,
что ли? Ну и опять же, знаете, усложняется
плавание, появляется всяческая
коммерческая переписка, соображения
сохранности груза, таможенные формальности,
тем более в Гамбурге... Народ там, не в пример
норвежцам, тертый, невежливый - того и гляди,
обдерут, как липку.
Кстати,
знаете, никак не пойму, почему это у нас
твердо так произносится: "Гамбург"?
Неправильно это, тамошние жители называют
свой город "Хамбург". Оно и звучит
помягче, а главное, больше соответствует
действительности.
Да,
но раз приказано, надо подчиняться. Привел в
Гамбург "Беду", поставил у стенки, сам
оделся почище и пошел разыскивать
Гаденбека. Прихожу в зверинец. Там, знаете, и
слоны, и тигры, и крокодил, и птица марабу, и
белка эта самая висит тут же в клетке. Да
какая еще белка, не моим чета! Мои
бездельницы, сидят в трюме, объедаются
халвой, а у этой сделана вертушка, и она там
все время, как заводная, как белка в колесе,
так и прыгает, так и вертится. Заглядишься!
Ну-с,
разыскал я самого Гаденбека, представился и
объяснил, что имею на борту полный груз
белок, живьем, по сходной цене.
Гаденбек
посмотрел в потолок, сложил руки на животе,
покрутил пальцами.
-
Белки, - говорит, - это такие с хвостиками и с
ушками? Как же, знаю. Так у вас белки? Ну что
же, я возьму. Только, знаете, у нас очень
строго с контрабандой. Документы на них в
порядке?
Тут
я с благодарностью вспомнил норвежцев и
выложил на стол документы. Гаденбек достал
очки, взял платочек, не спеша стал протирать
стекла. Вдруг, откуда ни возьмись, хамелеон.
Прыг на стол, высунул свой язычище, слизнул
бумагу и был таков. Я за ним. Да где там!
А
Гаденбек сложил свои очки, развел руками.
-
Без документов, - говорит, - не могу. Рад бы,
да не могу. У нас насчет этого очень строго.
Я
расстроился, начал было спорить. Ну, вижу,
делать нечего, ушел. Подхожу к пристани,
смотрю - на "Беде" что-то неладно. Толпа
зевак кругом, на борту шуцманы, таможенники,
портовые чиновники... Наседают на Лома, а тот
стоит в середине и кое-как отругивается.
Я
протолкался, успокоил их и разузнал, в чем
дело. А дело приняло самый неожиданный и
неприятный оборот. Гаденбек, оказывается,
уже позвонил в таможню, а там подобрали
статью, обвинили меня в незаконном ввозе
скота и грозят отобрать судно вместе с
грузом...
А
мне и возразить нечего: действительно,
документы утрачены, специального
разрешения на ввоз белок я не получал. Если
правду сказать, кто же поверит?
Доказательств нет никаких, а смолчать - еще
хуже.
Словом,
вижу: дело дрянь.
"Эх,
- думаю, - куда ни шло! Вы так, и я так!"
Одернул
китель, выпрямился во весь рост и самому
главному чиновнику заявляю:
-
Требования ваши, господа чиновники,
необоснованны, поскольку в международных
морских законах прямо предусмотрен пункт,
согласно которому непременные
принадлежности судна, как-то: якоря, шлюпки,
разгрузочные и спасательные
приспособления, средства связи, сигнальные
устройства, топливо и ходовые машины в
количестве, необходимом для безопасного
плавания, никакими портовыми сборами не
облагаются и специальному оформлению не
подлежат.
-
Совершенно с вами согласен, - отвечает тот, -
но не откажитесь объяснить, капитан, к какой
именно категории названных предметов
относите вы своих животных?
Я
было стал в тупик, но, вижу, отступать уже
поздно.
- К
последней, господин чиновник: к категории
ходовых машин, - ответил я и повернулся на
каблуках.
Чиновники
сначала опешили, потом пошептались между
собой, и опять главный выступил вперед.
- Мы,
- говорит, - охотно откажемся от наших
законных претензий, если вы сумеете
доказать, что имеющийся на борту вашего
судна скот действительно служит вам
ходовой машиной.
Вы
сами понимаете: доказать такую вещь нелегко.
Где там доказывать - время оттянуть бы!
-
Видите ли, - говорю я, - ответственные части
двигателя находятся на берегу, в ремонте, а
завтра, извольте, представлю вам
доказательства.
Ну,
ушли они. Но тут же, рядом с "Бедой",
смотрю, поставили полицейский катер под
парами, чтобы я не удрал под шумок.
А я,
понимаете, забился в каюту, вспомнил ту
белку, что у Гаденбека, взял бумагу, циркуль,
линейку и стал чертить.
Через
час мы вместе с Ломом пошли к кузнецу и
заказали ему два колеса, как у парохода, а
третье вроде мельничного. Только у
мельничного ступеньки снаружи, а мы сделали
внутри и с двух сторон натянули сетку.
Кузнец попался расторопный, понятливый.
Сделал все к сроку.
На
другой день, с утра, привезли все это
хозяйство на "Беду". Пароходные колеса
пристроили по бортам, мельничные
посередине, соединили все три колеса общим
валом и запустили белок.
Грызуны,
знаете, ошалели от света, от свежего воздуха,
понеслись как бешеные одна за одной по
ступенькам внутри колеса. Вся наша машина
закрутилась, и "Беда" без парусов пошла
так, что полицейские на своем катере насилу
за нами угнались.
Со
всех кораблей на нас смотрят в бинокли, на
берегу толпы народа, а мы идем, только волны
разбегаются в стороны.
Потом
развернулись, встали назад, к причалу. Этот
самый чиновник пришел, расстроился совсем.
Бранится, кричит, а сделать ничего не может.
А
вечером на автомобиле прикатил сам
Гаденбек. Вылез из машины, встал, посмотрел,
сложил руки на животе, покрутил пальцами.
-
Капитан Врунгель, - говорит, - это у вас белки?
Как же, помню. Во сколько вы их оцениваете?
-
Так, видите ли, - говорю я, - не в цене дело. Вы
же знаете, документы на них утрачены.
Э,
полно, - возражает он, - не тревожьтесь,
капитан, вы не мальчик, должны понимать - у
нас с этим делом просто. Вы цену скажите...
Ну,
я назвал хорошую цену; он поморщился, но, не
торгуясь, тут же расплатился, забрал белок
вместе с колесами, а напоследок спрашивает:
-
Чем вы их кормите?
-
Халвой и ананасами, - ответил я и
распрощался.
Не
понравился мне этот Гаденбек. Да и Гамбург
вообще не понравился.